Читать книгу Русский плен. Невыдуманные истории - Александр Чех - Страница 7

На новой кафедре обнаружился странно общительный старичок. Профессор – хотя, как легко теперь выяснить, в его докторской не было решено ни одной известной проблемы – хватило одобрения маститого академика. Потому и защиты ему не пришлось дожидаться до середины 90-х, когда учёные степени резко подешевели, а научный вес стал определяться возможностью найти работу за границей. В общем, и докторскую степень, и профессорское звание он получил вовремя: в советское, собственно, время. И мог бы вслед за кумиром тогдашней общественности повторить: я себе уже всё доказал!

Увы, новое время бесцеремонно требовало ежегодных отчётов. И профессор зачем-то подробно рассказывал мне о почти готовых монографиях, на которые уже есть отзывы того да другого корифея… Странное дело: готовых монографий нет – а отзывы уже есть! Конечно, я не задавал вслух никаких вопросов; продлевать разговоры о былых и будущих заслугах профессора не возникало никакого желания – не только из-за дурного запаха изо рта, но также из-за нараставшего раз за разом скептицизма.

Однажды он похвастался мне, что у него в предыдущем году вышло пять научных работ:

– У кого ещё на кафедре пять работ за год? А их уже библиотека проверила!

Я кивнул, хотя и изумился мотивировке: ну при чём тут библиотека? Что за странный аргумент: пять работ, проверенных библиотекой? Речь же не о новых теоремах или методах, которые могут подтверждаться авторитетным научным семинаром или рецензентом хорошего журнала – а о факте публикации! Если работы напечатаны – чего ж тут проверять?! Или… А что, собственно, или?

Я зашёл на сайт университета и увидел проверенный библиотекой список публикаций профессора: да, действительно, в прошлом году пять работ. Вошёл в e-library, российскую научную электронную библиотеку: уже две. Вот как… Заглянул в международную базу Scopus: статей профессора нет! Отсутствие статейки с конференции понятно – но где работа в солидном западном журнале? И что это за страницы у статьи, если смотреть по институтскому списку: с первой по пятую? А на каких же тогда титульный лист журнала, оборот титула, оглавление номера?

На сайте журнала статья просто отсутствовала; и вообще с начала нулевых годов профессор там не публиковался. Вторая исчезнувшая статья была неправильно оформлена: заметку в материалах молодёжной школы (и как он туда попал, в его-то годы?), опубликованных в приложении к журналу, шустрый старичок выдал за статью в самом журнале.

Печально, – скажете вы, – если время вынуждает ветеранов заниматься подлогами! Печально, – соглашусь я, – но кто же заставляет ветеранов тыкать в нос коллегам подложными достижениями, прикрываясь фиговым библиотечным листком? Сидел бы в тени со своим мелким жульничеством да помалкивал – оно и сошло бы с рук!

Действительно: что побуждало старичка выходить с ним на свет самому?

И пришла в мою голову другая история, случившаяся несколько лет назад и известная мне в кое-каких подробностях. Чем-то она напоминает этот неловкий эпизод…

Б.Б. защищал докторскую диссертацию, по общему мнению, поздновато. Так уж получилось: лет пятнадцать он занимался малопонятными вопросами, которые коллегам казались чисто формальными изысканиями, не представляющими интереса на общей исследовательской ниве, да и публиковался в скромных местных изданиях. Потом произошёл прорыв: Б.Б. сумел вдруг решить несколько задач, за которые никто и не брался – слишком велики были общеизвестные трудности вопросов такого рода. Его диссертация появилась за два-три года, почти как Афина Паллада из Зевесовой головы. Успех озадачивал и сотрудников собственного отдела, и московский головной институт. Решительно поддерживали соискателя только некоторые, включая Г.Г., его начальника; наверное, поэтому особых препятствий по дороге к защите у Б.Б. не возникло. Но что будет на самой защите? Одно дело, когда чьи-то работы постепенно завоёвывают известность и признание, а люди привыкают думать о соискателе как о состоявшемся докторе и воспринимают его амбиции как нечто закономерное. Совсем другое, если докторские амбиции обнаруживаются внезапно – тогда поведение научной среды и членов учёного совета становится не слишком предсказуемым.

Встречая накануне защиты иногороднего оппонента, Б.Б., как на грех, немного опоздал: хлопот у него было предостаточно. Но тот оказался очень доброжелательным человеком и замечательным собеседником. Уже возле ведомственной гостиницы, где гость должен был расположиться на ночь, они простояли почти час, беседуя на самые разные темы. В какой-то момент Б.Б. осторожно поделился своими опасениями: скорость его выдвижения может завтра сыграть против него…

– Да ну! – возразил оппонент, – Бросьте! У фактора скорости две стороны: та, о которой вы говорите – и противоположная. Чтобы найти веские аргументы против присуждения вам степени, надо основательно подготовиться… А мы все люди занятые, и кому это надо? Дельная критика тоже не появляется в одночасье.

– Никому вроде бы не надо, – отвечал Б.Б., – и серьёзную дискуссию никто, конечно, не станет готовить, да и трудно в моих чащобах продираться. Можно промолчать – и понакидать «чёрных шаров»…

– Нет, такого я не припомню, чтобы диссертации проваливали молчком! Раньше в этом отношении побаивались ВАК – особенно при Кириллове-Угрюмове…

Б.Б. вспомнил, что в те годы, когда он защищал кандидатскую, председателем Высшей аттестационной комиссии действительно был человек с весьма красноречивой фамилией… А оппонент продолжал:

«…в присуждении учёной степени —

отказать!»

И с расстановкой:

«Без

права

повторной

защиты».

Кириллов-Угрюмов поворачивался и уходил… Всё, точка! Ну, да сейчас кое-что изменилось: в ВАК тоже не всё просто…

Продрогнув, оба вошли в холл гостиницы, Б.Б. провёл гостя в заказанный номер – скромный, но приличный; заглянул ко второму оппоненту, разместившемуся здесь же пораньше, и зашагал домой.

Казалось бы, он должен был сосредоточиться на завтрашнем выступлении, но мысли с деталей доклада переключались на услышанную историю. Б.Б. представлял себе, как средних лет соискатель из какой-нибудь Костромы или Вологды съездил в недальний Ярославль и защитил кандидатскую. Оплатив неизбежный в те годы банкет и выслушав на нём немало напутствий на будущее, провёл недельку в оформлении документов, отправил папку в ВАК и с облегчением вернулся восвояси, прикидывая, как теперь пойдёт жизнь… Обойтись без банкета для земляков было тоже немыслимо, так что снова под звяканье стаканов звучали добрые слова и пожелания… Сидя с семейством на картошке и огурцах с тёщиного огорода, диссертант ожидал почтовой карточки из Москвы, повышения в должности, прибавки к зарплате.

Но вместо карточки приходит приглашение в ВАК. Что бы это значило? Ни с кем такого не бывало, спросить – и то не у кого. Дядя с тётей говорят, мол, ты же большая умница, замечательную работу написал! Тебя и зовут в столицу, чтобы вручить диплом в торжественной обстановке… Жена спрашивает: как ты думаешь, костюм нужно новый, или я этот постираю и отутюжу?.. Сынок ноет: пап, возьми меня в Москву!..

И вот стоит кандидат в кандидаты между Абрамом Аркадьевичем и Юрием Яковлевичем, немного недоумевая из-за неторжественности обстановки и неприветливости приёма. Вздрагивает посреди монотонного списка при оглашении своей фамилии, поскольку думает уже о чём-то постороннем. И не сразу понимает, услыхав: «В присуждении отказать!.. Без права повторной защиты!»

И после этого стоит, уже не слыша, как кто-то говорит: «Где получить решение на руки», кто-то: «Куда жаловаться», стоит, не понимая: зачем он здесь, в Москве? Надо попытаться что-то сделать или можно возвращаться домой? А как теперь возвращаться домой? Что сказать жене? Что – дяде с тётей? Что говорить на работе?.. И куда теперь диссертацию – в мусорное ведро, на макулатуру? Вовка вон защитился – по такой ерунде! А Гошка – вообще по чужим результатам…

Главное, к чему этот совершенно не советский садизм? Вызывать в Москву ради того, чтобы сказать: проваливай к себе в Кострому и впредь не суйся! – думал Б.Б., возвращаясь домой…

На ночь он выпил полбутылька валерьянки и приготовил бутылёк элеутерококка на утро. Заснул, но сон был беспокойный. В голову лезли мысли не столько о защите и докладе, сколько о том, как накрыть стол для членов совета, и что надо отправить микроавтобус за теми, кому далеко добираться, и что у оппонентов надо забрать экземпляры отзывов… Сквозь сон вдруг спохватывался, что не заготовил проект решения диссовета, и, уже подняв голову, успокаивался: проект, конечно, был готов…

А защита пошла неплохо. Речь соискателя мало-помалу наладилась и стала бойкой и уверенной, слайды на экране смотрелись хорошо, оппоненты говорили кратко и убедительно. Только вечный скептик Д.Д., взяв слово, принялся задавать вопрос за вопросом, но ответы лежали на поверхности и не требовали от Б.Б. размышления; его руководитель, переименованный в научного консультанта и вынужденный молча следить за дискуссией, кивал головой, сияя на весь зал…

Наконец прения окончились. Совет избрал счётную комиссию и приступил к голосованию. К Б.Б. подошёл один из членов совета и с оговоркой «заранее не поздравляю» выразил одобрение. Б.Б. отвечал: «Ну, поблагодарить-то вас я могу!» Оппоненты, удовлетворённо улыбаясь, беседовали о чём-то друг с другом. Г.Г., его начальник, тоже весело улыбался – но не приближался…

Объявили результаты: двадцать голосов «за», три «против». Б.Б. принимал поздравления и благодарил всех-всех-всех уже на полных основаниях. Прощаясь с последним из уходящих членов совета, он спросил:

– А три «против» – это не многовато?

– Нет, – ответил тот. – Скорее хорошо: ВАК увидит, что была настоящая дискуссия, мнения разошлись… Даже при шести «против» ты считался бы защитившимся, – у тебя двукратный запас!

– Честно говоря, я не понял: кто же, собственно, «против»? Голосовал-то против кто? – просто к слову, без особой надежды на ответ спросил Б.Б. – Ну, Д.Д. – это понятно, а ещё двое?

– Да Г. Г. со своим замом, конечно. Кто ж больше…

Весьма озадаченный Б.Б. простился и начал собирать бумаги.

Всё развивалось по плану; как и заседание, день шёл к концу без аварий и осложнений. Защитившийся не был ни счастлив, ни умиротворён: он просто делал, что нужно, и следил, чтоб ничего не упустить. Время от времени вспоминая о трёх «чёрных шарах» и последних услышанных словах, он думал: «Да с какой стати? Г.Г. всегда поддерживал, подсказывал: что, куда и как… И вдруг – против?..» Думал, пока под вечер не ожил его сотовый телефон.

– Б.Б., помните, я обещал вам премию в случае успешной защиты? – без приветствий и предисловий начал звонок Г.Г.

– Спасибо! Но я вас за премию отдельно поблагодарю, сегодня хочется за другое, – начал было Б.Б.

– Ладно-ладно, всё другое понятно, – оборвал его Г.Г., – ну, так выписал я премию и обещание сдержал!

– Вы так много сделали для меня… Я считаю это нашей общей победой…

– Хорошо, хорошо. Празднуйте! – и Г.Г. прервал разговор.

Да, пожалуй, этот и проголосовал, – подумал Б.Б., – иначе чего бы он так спешил отчитаться… Ну, премия так премия… Отступное…

Вот собственно, и всё. Докторскую Б. Б. утвердили, и на удивление быстро.

А старичок-профессор получил было выговор: компьютерная проверка кафедрального отчёта не сошлась с цифрами сайта, и подлог его вскрылся. И опять он долго носил по инстанциям объяснительные, написанные от руки или распечатанные на принтере, так что выговор в конце концов сняли, – ибо виноватыми посчитали тех, кто проверял: библиотекарей. К счастью, без выговоров.