Читать книгу INSOMVITA. Психологический триллер с элементами детектива - Александр Дан - Страница 8

«Инсомвита11», говорите? «Жизнь в сновидении»? Да-да… Интересно… Очень интересно… Кхе-кхе… «Инсомвита»… Сами намудрили или кто-то надоумил? – мужчина лет шестидесяти в белом халате и с тоненькой седой бородкой осматривал Роберта. Он замолчал и пристально с полуулыбкой, не скрывая недоверие, посмотрел Роберту в глаза. – Господин Роберт, если всё, о чём вы здесь говорите, правда и в этом нет ни грамма вымысла, то вы уникальная личность, настоящая находка для психиатра!

На врача-психиатра доктор Александр Фридман похож не был вовсе. В представлении Роберта психиатр – это серьёзного вида тучный человек в дорогом костюме с музыкальными, ухоженными руками пианиста, с высоким лбом и обязательной аккуратной широкой бородой от бакенбард.

Но перед Робертом сидел невысокий, худой немолодой мужчина с небольшой, тщательно подстриженной седой бородкой и короткими усами. Лицо, изрешечённое паутинкой тоненьких морщин, было очень аккуратным, ухоженным, каким-то миниатюрным и женственным. Его седые волосы тщательно подстрижены и гладко зачёсаны назад.

Движения врача были быстры, практически молниеносны. Когда он говорил, а говорил он очень быстро, то сильно жестикулировал. В то же время дикция его была правильная, каждое слово проговаривалось им чётко.

Психиатр последовательно совершал свой ритуал: от глаз он перешёл к языку и гортани, прощупал кисти рук и легонько постучал по коленкам резиновым молоточком.

– Никаких отклонений! Антидепрессанты принимаете? На мигрень не страдаете?

– Нет. В антидепрессантах никогда не нуждался, – ответил Роберт, – да и я таблетки-то принимаю редко. Что касается головной боли, то даже не знаю, что и сказать, трудно вспомнить, когда последний раз была.

– А сон? Бессонница не беспокоит? – доктор явно был в замешательстве и даже не пытался это скрывать. – Вы выглядите уставшим.

– Доктор, я засыпаю как младенец. Могу уснуть везде, всегда и в любом положении, – улыбнулся Роберт. – Я только что из командировки. Не спал уже сутки – чужой город, перелёт.

– Переутомление? Недосыпание? Много работаете?

– Да нет же, доктор. Со мной всё нормально. Вопрос совершенно в другом. Я хотел узнать, случалось ли вам наблюдать что-нибудь подобное?

– Наркотики раньше употребляли? Травкой баловались? – не обращая внимания на поставленный Робертом вопрос, продолжал свой допрос доктор.

– Док, ничего подобного. Я даже алкоголь плохо переношу, поэтому практически не употребляю и никогда не курил.

Роберт попытался говорить ровным, спокойным голосом, чтобы убедить психиатра в своих словах, поскольку его глаза просверливали Роберта в момент этого допроса насквозь.

– Да-да-да… Я всё понимаю… Всё понимаю… Всё понятно! А раньше к врачам обращались с этой проблемой?

– Ну, доктор, я же вам всё объяснил. Здесь ни к кому никогда не обращался. Мне посоветовала к вам обратиться Аманда. Именно она предложила это.

– Да-да-да… Аманда, – протяжно и отстранённо сказал доктор и, не обращая внимания на последние слова Роберта, привстал и в который раз стал ощупывать его череп. – Говорите, что травм головы у вас не было. А в детстве? Может, стрессы, психологические травмы или какие-то фобии, детские тревоги?

– Доктор, ничего подобного. Я вообще ничем серьёзным никогда не болел.

Доктор внимательно посмотрел Роберту в глаза и снова стал ощупывать основание черепа. Его пальцы, как массажный прибор, приятно скользили по волосам, не оставляя неисследованным и дюйм черепной коробки пациента.

– Да, доктор, я не знаю, фобия ли это, но я избегаю железнодорожный транспорт. Чувствую в вагоне поезда невыносимый дискомфорт.

Доктор, как будто не обращая внимания на слова Роберта, продолжал ощупывать его голову и задумчиво произнёс:

– Отчего же? Насколько мне известно, поезд – самый безопасный вид транспорта.

Но вдруг остановился и, не опуская рук с головы Роберта, наклонился к его лицу впритык и быстро спросил:

– А чем вас так пугают поезда?

– Это всё из-за катастрофы под Лэнброук Гроув в Лондоне.

– Так-так-так… – заинтересованно отозвался доктор, – продолжайте.

– Это было давно, кажется, в октябре 1999 года. В Рединге утром перед самой посадкой в вагон мне резко стало плохо прямо на перроне. Случилось сильное головокружение, и мне показалось, что буквально на несколько мгновений я потерял сознание. И в этот момент у меня возникло видение. Я увидел, как лежу среди погибших людей в искорёженном вагоне, который полон окровавленных трупов. Я даже почувствовал жар от пламени загоревшегося вагона. И внезапно в голове чей-то голос дал мне чёткую установку не садиться в этот поезд. А поздно вечером из новостей я узнал, что в этот день в четырёх километрах от лондонской станции Пэддингтон случилась страшная железнодорожная катастрофа, в которой столкнулись лоб в лоб два поезда, вследствие чего больше тридцати человек погибли, и более пятисот получили ранения. И именно первый вагон, куда я должен был войти, пострадал больше всего.

– Пэддингтонское крушение, – вспомнил доктор Фридман, – я читал об этом происшествии в газетах.

– Да. И вот с того самого дня я стараюсь не ездить поездами. Я считаю, что это было для меня предостережение свыше, знак. У меня и сейчас перед глазами стоит тот вагон – гора искорёженного металла и обгоревшие тела. Это было ужасно.

Доктор Фридман слушал рассказ Роберта, не переставая ощупывать его голову.

– Видение, говорите, – сказал доктор после того, как Роберт умолк. – Там, кажется, всё произошло из-за светофора? Н-да… А больше никаких видений у вас не было?

– Нет, доктор, – неуверенно ответил Роберт. – Вот только сны…

Тем временем после тщательного обследования черепа психиатр снова перешёл к осмотру глаз и языка пациента.

– Откройте ещё раз рот. Шире, пожалуйста, и покажите мне язык.

Казалось, что он ищет диагноз, написанный где-то в ротовой полости Роберта.

– Н-да… Так вы говорите, что ничем серьёзным не болели? – спросил доктор, рассматривая горло Роберта. Явно, что ответа он и не ожидал, так как рот Роберта был широко открыт.

Роберт обратил внимание, что у доктора, немолодого уже мужчины, глаза не просто блестели, они искрились юностью и жизнью. Так выглядят глаза у детей, когда их отрываешь от игры.

– А что Аманда? – неожиданно и быстро спросил врач, движением руки показав, что рот можно закрыть. – Давно вы знакомы с ней?

– Аманда? Нет. Я, то есть Тревор… То есть я познакомился с ней только прошлой ночью.

– Тревор… – задумчиво произнёс доктор. – Простите, а как выглядит эта ваша Аманда? Сколько ей лет?

– Я её не видел, но очень отчётливо чувствовал и слышал… И почему-то я именно сейчас понял, что знаю, как она выглядит. На вид ей, наверное, около тридцати. Возможно, меньше. Чернокожая, высокая, очень привлекательная. И вот ещё… глаза… – Роберт призадумался и, посмотрев на доктора, произнёс: – У неё какие-то невероятные сказочные глаза бирюзового цвета. Они…

– Вы понимаете, что это, возможно, ваше второе «я»? – с нетерпением оборвав Роберта, вдруг спросил доктор. – И это она сама вам посоветовала прийти ко мне?

– Ну не совсем к вам. Она настояла, чтобы я здесь, в этом моём мире, обратился к хорошему психиатру или, наконец, к психологу и рассказал ему всё. Она сказала, что ей понадобилась помощь с этой стороны для того, чтобы разобраться, что со мной происходит там. В смысле с Тревором…

– Странно всё это, вы не находите?

– Согласен, потому-то я здесь. Ведь я давно интересуюсь вопросом диссоциативных расстройств, и мне больше, чем кому-либо, хочется разобраться во всём.

– Ого, вы читаете медицинские журналы? – удивился доктор, приподняв брови. – Понимаете, голубчик, диссоциация многими психиатрами и мной, в том числе, рассматривается как симптоматическое проявление в ответ на травму, критический эмоциональный стресс, она связана с эмоциональной дизрегуляцией. Но, как я понял, ничего подобного с вами не происходило, кроме случая первого рецидива и вашей реакции на него.

– Да, доктор, но многие врачи склоняются к тому, что диссоциативное расстройство имеет надуманный характер.

– Совершенно верно, милейший, вы совершенно правы. Именно ятрогенный характер или, как вы изволили выразиться, надуманный. Это и моё убеждение!

В воздухе повисла длительная пауза. Доктор Фридман напряжённо обдумывал ситуацию. Он впервые столкнулся с подобными симптомами и течением, как он полагал, болезни.

– Вот вы, Роберт, говорите о диссоциативном расстройстве. Мне всё-таки кажется, что ваше состояние – это нечто другое. Понимаете, чтобы диагностировать диссоциативное расстройство идентичности или, проще выражаясь, расстройство множественных личностей, помимо наличия хотя бы двух личностей, которые регулярно и по очереди контролировали бы ваше поведение, необходима также потеря памяти, выходящая за пределы нормальной забывчивости. В этом случае потеря памяти обычно происходит как переключение каналов. Но у вас совершенно другие симптомы. И потом этот Тревор… – доктор задумался. – Понимаете, ваша память чётко транслирует всё, что с вами происходит и здесь, и там. Проявление вашей второй личности – Тревора – не наблюдается. Контроль над вашими поступками осуществляете только вы, и я не вижу никакого постороннего вмешательства со стороны второго «я». И в этом вся загадка. Я не знаю ни одного подобного случая, описанного в медицинской практике.

Он сжал пальцы рук в замок и прикоснулся ими к подбородку. От видимого напряжения пальцы побелели.

– Кстати, Роберт, а вы обратили внимание на само имя Тревор?

Доктор с интересом человека, только что раскрывшего некую тайну или максимально приблизившегося к её раскрытию, внимательно посмотрел на Роберта.

– А что с ним не так?

– Как что? Это же палиндром! То есть слово, которое одинаково читается как слева направо, так и справа налево. Смотрите, – доктор взял листок бумаги и написал на нём большими буквами. – Вот, как это выглядит. Тревор – это зеркальное отображение вашего имени, Роберт.

– Действительно, – удивился Роберт, – я никогда на это не обращал внимания, но это, действительно, так.

– Да, Роберт, зеркальное отражение! Палиндром. Кстати, а как вы ощущаете время? Оно синхронно?

– В основном оно практически совпадает. Там жизнь течёт строго по правилам, даже если здесь я пару дней не посплю. Но обычно в сновидении я как будто возвращаюсь на последнюю, исходную позицию. А иногда я словно вливаюсь в процесс, но при этом память моя мгновенно наполняется информацией. Это я уже потом понимаю, что так было, когда проснусь.

– Значит, бывают моменты из той жизни, которые вы не можете вспомнить?

– Точно так же, как и в этой жизни, доктор. Все ощущения идентичны, – ответил Роберт. – В основном, когда я засыпаю, я попадаю именно в тот момент, который ранее был прерван, словно отпускаю на видеомагнитофоне нажатую клавишу паузы. Ну, кроме последнего случая с Амандой. Там было совершенно по-другому.

Доктор смотрел на Роберта и что-то обдумывал. В его взгляде было какое-то сомнение, и он словно пытался сам себе объяснить происходящее, перебирая в голове все знакомые ему случаи раздвоения личности и сравнивая их с этим необъяснимым состоянием своего нового пациента. После длительного молчания доктор, не вставая с кресла, скрестив руки на груди, вздыхая, произнёс:

– Понимаете, Роберт, ваше состояние, в том числе и фантазии о ночных путешествиях в сновидениях, не вызывает у меня беспокойства и вполне соответствует психическим отклонениям в пределах общепринятых норм. Больше всего меня беспокоит вот что… – доктор сделал паузу и внимательно посмотрел в глаза Роберту. – Ваши суицидальные намерения. Как я полагаю, они являются следствием депрессии, но, как я понял, вы с ней самостоятельно пытаетесь бороться. И это очень правильное решение. Ведь пассивное пребывание в депрессии подобно тому, как сидеть на берегу реки в ожидании, когда мимо проплывёт труп вашего врага. Меня радует в этой ситуации то, что вы не ждёте, а пытаетесь сами найти выход из неё, ищете пути, анализируете.

– Вы не совсем меня поняли, доктор. Мысли о самоубийстве у меня возникают не из-за безысходности и не являются следствием какой-то депрессии. Моя жизнь здесь, вне сновидения, меня полностью устраивает. У меня приличная работа, карьера, любимая девушка. Но… – Роберт замолчал, обдумывая слова, и, вздохнув, обречённо промолвил: – Мне иногда кажется, что это всё не настоящее, не реальное. Я долго размышлял над этим, сравнивая этот мир и тот. А что, если это всё – просто чей-то сон? Что если и я, и вы, и весь этот мир – моё сновидение, моё воображение и не более? И вот в этом случае самоубийство выступает кардинальным способом решения вопроса. Понимаете?

– То есть вы считаете, что, совершив самоубийство в этой жизни, вы просто проснётесь в той, как во сне? Я правильно вас понял? – не дожидаясь ответа, доктор продолжил: – Если так, тогда смотрите, если мы с вами, как полагаете вы, находимся сейчас в сновидении, то что помешает вам снова вернуться сюда в следующий раз? Это же сон, сновидение! И если даже предположить, что вы правы и этот мир – ваше сновидение, уверены ли вы, что не убивали себя ранее в этой жизни, которую вы только что назвали сновидением?

– Это только моё предположение. А что касается самоубийства, то я, наверное, должен был бы помнить об этом. Я ведь помню всё то, что происходило со мной вчера, месяц, несколько лет назад. Я же помню всё с самого детства.

– Наверное, должен бы… – обдумывая ситуацию, безразлично произнёс врач, а потом посмотрел на Роберта и серьёзно продолжил: – Допустим, что этот мир – ваше сновидение. Тогда что может помешать мозгу спящего Тревора в той жизни моделировать несуществующие детали вашей жизни таким образом, чтобы вы их принимали как данность, неоспоримый факт, ибо они вживлены здесь в вашу память. Понимаете абсурд ситуации? Кстати, как давно вы начали думать о самоубийстве?

– Лет пять-шесть. Сразу после того, как я, наконец, понял, что не нахожу выхода и объяснения сложившейся ситуации. Я часто задумывался над этим и отчётливо помню, когда подходил очень близко к грани, но так и не сумел сделать последний шаг.

Роберт замолчал. Доктор продолжал внимательно смотреть ему в глаза, что-то обдумывая. В кабинете на некоторое время снова воцарилась тишина. В глазах доктора угадывалось сомнение вперемешку с заинтересованностью. Нарушив молчание, он подытожил:

– Итак, голубчик, я возьму вас к себе. Завтра выходной, и сеанс мы проведём у меня дома в моём кабинете. Медикаментозная терапия здесь не поможет. Мы покопаемся в вашем мозгу, в вашем сознании. Всё начнём с самого начала. В качестве психотерапии мы, действительно, применим клинический гипноз, как и просила ваша Аманда. Но сначала я попрошу вас вспомнить ещё больше деталей и рассказать мне. Я буду ждать вас завтра вот по этому адресу.

Доктор аккуратным, каллиграфическим почерком, не свойственным людям его профессии, написал на визитке свой домашний адрес и вручил её Роберту.

– Не будем тянуть с интригой. Я буду ждать вас завтра в десять часов утра. Да, и передайте Аманде от меня пламенный привет.

Доктор проводил Роберта до выхода и у самой двери вдруг пристально посмотрел на него и холодным голосом произнёс:

– Я вам не верю, милейший. Не верю ни на секунду ни единому вашему слову. И вам придётся очень постараться, чтобы убедить меня в обратном. Но я заинтригован, уж больно невероятна ваша ложь. Настолько невероятна, насколько невероятной может быть только сама правда.