Читать книгу Французская поэтика от романтики до постмодернистов - Александр Давидович Давыдов - Страница 5

Под мысом прошлого – необозримы воды,

гляжу я, как любовь уносит вдаль пассат,

толпа, чем полнятся мои ночные годы,

рассеялась. Опять уперт в былое взгляд.

На дивных островах, в душе запечатленных —

веселье властное и царственный покой.

Так резво кони мчат моих годов зеленых,

звучит в моей душе их цок по мостовой.

Из речи и ветров я выткал покрывало —

скрывающий грехи унылый воротник.

Акрополь им укрыл до крайнего портала,

а мой пернатый шлем к сырой земле поник.

Что, власть или земля тебя манит сильнее?

Готов расстаться ли ты с кожей и страной?

Чтоб мой пернатый шлем поднять, склонились феи,

мне душу исцелит их поцелуй стальной.

О как печально и покойно дуновенье,

пахнувшее невесть с каких концов земли,

струится над водой унылый день паденья,

разрушен прежний мир, снастите корабли.

Я вновь тебя обрел, Кемпер, где зародились мои

                                                    пятнадцать первых лет,

Но не умею обрести я слезы.

Уже предместья нищие, а слез все нет как нет,

А мне б рыдать, пока не скрыли их березы.

Тут все так скудно и убого стало ныне,

Пришелец я на каменной чужбине.

Мои друзья – в Париже, я для них

Обязан кипу сочинить крошащих сучья книг,

Так, чтобы сосны тощие воображенья

Неслись в тоске и радости движенья.

Я будто мраморный. В любителе искусств,

Во мне теперешнем уж нет обычных чувств;

Вернувшись в этот край, который мне знаком,

Я ощутил себя здесь чужаком,

Я жду здесь от людей лишь только неприязни.

Но холоден и сам – и нету худшей казни.

Лягушек влажный шепоток,

приглушенные всплески весел…

В осоке – змей шуршащий ток,

задавленный рукою смех,

плеск тела, павшего в поток,

чуть слышные шаги людские,

в тени деревьев – тяжкий вздох,

галдеж бродячих комедьянтов.