Читать книгу Добровинская галерея - Александр Добровинский - Страница 10
Друг познается в биде
ОглавлениеЖак был в полной депрессухе. Инвестиционный банкир с классным образованием во время кризиса стал абсолютно не нужен Москве. Собственно, он не нужен был и Парижу. Но там он не нужен был вдвойне: ни французской столице, ни почти уже бывшей любимой, у которой образовался новый любимый. Или любимая – мы еще не разобрались.
Жак страдал, и все мои попытки познакомить друга со знакомыми феями ни к чему не приводили.
Я понял, что дело совсем плохо, когда в ресторане, накапав себе соус на галстук, мой приятель этим же соусом чуть побрызгал карманный платочек для того, чтобы было «элегантно и assorti»…
В это время клиент, разводящийся украинский олигаршонок, ждал меня в практически родной Одессе на конфиденциальную беседу и переговоры. Я решил взять Жака с собой на weekend потусить и развеять…
…Мы поселились в гостинице «Лондонская», и я ушел на переговоры, оставив француза погулять по набережной и ступенькам. Услышав мстительно-обыденное, что «эта тварь ничего не должна получить», я прошелся по городу детства, заглянул в пару антикварных магазинов и вернулся в гостиницу.
Вечером Жакуля потянул меня в бар на чашку кофе.
В более-менее уютном зале, в углу, сидела небольшая стайка миловидных девушек с дамой несколько постарше и пили местную минеральную воду со звучным названием «Куяльник». Одну бутылку на всех.
Мой приятель скользнул взглядом по «партеру» и буркнул что-то типа сагановского Bonjour Tristesse… или «Здравствуй, грусть» по-нашему и плюхнулся в другом углу на диванчик. Я понял, что парижанин сейчас начнет доказывать, что отличие человека от животного заключается в том, что homo sapiens пьет водку и за это платит, и сел рядом. Жак рассказал мне, что в настоящее время его одолевает мистика и он созрел для поездки в Тибет. Мне пришлось рассказать ему, как много лет назад моя предыдущая супруга предприняла такое же путешествие в Нирвану, но чуда, на которое я возлагал столько надежд, не произошло, и она вернулась обратно как живая.
Через какое-то время от красного угла ринга, вернее, от дамского «отсека» отделилась возрастная дама и присела напротив меня.
– Я знаю, – сказала она, – вы – князь, и вы из Парижа, я вас шо-то где-то видела.
И положив грудь на стол, отодвинула ею пепельницу, стоявшую между нами, в мою сторону. Я был впечатлен. Жак обескуражен.
Объяснять, что я не князь, было бесполезно. Мира (так звали хозяйку бюста) спросила, почему мой приятель (по дороге она его сделала маркизом) такой грустный. И если что, у нее есть знакомый доктор по психу.
– Мой дядя Сема всю жизнь писался в кровать. Очень страдал и стеснялся. И жена его тоже стеснялась и страдала. Хотя она сама писалась намного реже и только когда болела головой или когда ночью стучали в дверь. А потом они встретили в магазине канцелярских товаров психованного доктора, не помню где, но могу уточнить. Он поработал с ними десять сеансов за смешные деньги. И все кончилось. То есть дядя по-прежнему ссытся, в смысле писается ночью, но теперь они с женой от этого получают удовольствие и не переживают. Могу дать адрес. Доктор давно умер, но у него был внук – гинеколог. Подождите, я найду его телефон. А вы пока переведите вашему маркизу. Чтоб он был жив и здоров.
Теперь уже я был обескуражен, а француз впечатлен.
– А вообще, – продолжала Мира, – у меня для вашего пидЖАКа есть невеста. Просто секс-символ Одессы, он таких видел только в гробу. Если смотрел когда-нибудь мультфильм «Спящая красавица». У нее еще квартира здесь недалеко с диваном из кожи Версаче. Прямо его личной. Переведите на ваш французский. Но я ее надолго отпустить не смогу. Она мне как дочка. До утра – и все, с таксистом Васей. Кстати, тоже красавец. Если шо. Шо?
ПидЖак интенсивно затряс головой в знак протеста.
В это время в бар зашла удивительно красивая брюнетка и посмотрела на меня с легкой усмешкой Моны Лизы, когда та первый раз увидела голого старика Леонардо во время сеанса.
Незнакомка купила пачку сигарет и, выходя из бара, бросила через плечо: «До свидания, Александр Андреевич!»
Я начал тупо улыбаться, а приятель Жак с завороженным взглядом пустил, глядя вслед тазобедренному суставу в серой юбке, слюну дефективного из пятой палаты.
– Боже мой, мальчики! – прервала мои мысли Мира. – Если вам нравятся кости, целуйтесь с погремушками. От них хоть шум в кровати будет… Кстати, граф! Как вы относитесь к оральному сексу? У меня есть племянница, она делает таааакое… – у вас выпадут пломбы! Ее бывший муж Лева, он вернулся на Родину с Хайфы и опять сел, на разводе в суде о ней сказал: «Тата? Так она просто королева! Стирать–гладить не умеет. Как е… ся, руки золотые»! Он ее любит до сих пор. И?.. Вас познакомить с Татой, или вы пойдете спать с тараканами?
Поменяв по дороге один титул на другой, я засмеялся, но рефлекторно потрогал нижнюю челюсть.
В час ночи я, уставший после перелета, заснул с улыбкой цадика. Так бабушка на идише называла людей, ведущих праведный образ жизни. Маркиз двубортный пидЖак, который к ночи напился в хлам, просил его не будить никогда.
За завтраком она, не спрашивая разрешения, подсела ко мне за стол.
– Не удивляйтесь, – сказала незнакомка. – Я – Мишина жена. И у нас всех встреча в два часа. Я должна была приехать с адвокатом. Но никто не хотел браться за дело против вас. Я подумала-подумала и решила, что терять мне особенно нечего, детей у нас нет, – и прилетела одна. Будь что будет.
Мы разговорились. У нее средних размеров бюро по трудоустройству всяких топ-менеджеров. До кризиса было хорошо, сейчас хуже. Живет на Арбате. Бывший стоматолог. Квартира очень красивая и большая. Но муж квартиру ей не оставит. Она уверена. Он ей не простит никогда того, что она быстро не простила его за то, что он ей долго изменял. У него большая судоремонтная компания (кажется), она не очень разбирается. Денег всегда было много, но все в обороте. Так что иллюзий нет. Рада, что познакомилась со мной. Я тоже. Еще один вечер в гостинице, и стоматолог может понадобиться. Я рассказал вчерашний диалог с Мирой. Мы посмеялись. Иллюзий действительно строить не нужно. До встречи еще несколько часов. Я хочу погулять по городу и зайти в старую синагогу на Ришельевской.
Я там не был лет сорок. Когда-то там служил мой прадед.
Можем пройтись вместе. Хорошая погода.
Около детских воспоминаний Лера взяла меня под руку и спросила, как ей себя лучше вести. Я ответил, что лучше ничего не просить. Без шансов. А так хоть будет изысканно и с надеждой… Она кивнула и согласилась.
Я позвонил Михаилу, объяснил ситуацию: то, как познакомились, то, что там нет адвоката, и все должно быть, по идее, как он хотел.
Клиент выразил сомнение в хорошем исходе дела, сославшись на омерзительный характер и такую же, как характер, тещу. Мы договорились встретиться в ресторане «Японец Фима», но он опоздает.
Официант был мил и гармонично чесался около стола. Я, извинившись на всякий случай, поинтересовался свежестью сашими из голубого тунца.
– Это не вопрос, это просто унижение. Об чем вы говорите! Она в море тухлее, чем у нас на кухне. Джапанизы арендовали в Киеве пару «МИГов» и возят к нам за три часа прямо с авианосца «У самурая я и рыбка Маша». Частная доставка. Нет, если вам очень это свежо, я могу не давать.
– Отлично, – сказал я. – И бутылку холодного «Шабли», пожалуйста.
– Я извиняюсь, а зачем вам холодное? Вы шо, вспотели?
– Да, – сказал я. – У нас щаз здесь будут прения. И я больше всех буду преть. Вам рассказать, что происходит вокруг, когда я прею?! Так вот, когда я прею, кругом все потеют. Ясно? А в чем, собственно, дело?
Официант понял, что я в Одессе не в первый раз и даже, может быть, где-то имею тут что-то, и задумался:
– Я извиняюсь! А вы откуда будете? Из Москвы, по взгляду на внутреннее содержание – так оттуда. У нас просто подстанция села на трое суток, чтоб ее мама так работала на том свете, и поэтому неделю как-то не очень холодят холодильники. Они скорее теплят, но зимой это даже хорошо.
– А как же «свежайшие суши» без холодильника? Они что, самозамерзайки? – оборвав официанта, возмутился я.
– Ваша фамилия Онищенко-младший? А рядом с вами не дама, а прививка от гриппа? Мы покупаем отдельно лед. Не бойтесь, умрете – я воспитаю ваших детей пианистами. Будут играть лучше Ойстраха! Возьмите теплую саке «Японский стандарт три семерки». Будете плакать заместо отрыжки, шо мало дали чаевых.
В это время подошел наш муж и сел поближе ко мне. Пять минут политеса пролетели незаметно.
– Чего ты хочешь? – спросил он со средней дружелюбностью.
– Ты знаешь, – ответила спокойно Лера, – меня все, что ты скажешь, устроит. Александр Андреевич нас разведет, я согласна, и пусть его адвокаты представляют меня тоже. А остальное… мне все равно. Из квартиры уйду, когда скажешь. Дай только неделю, чтобы собрать вещи не второпях.
Михаил попросил меня выйти на улицу «на минутку».
– Нет, ну вы же видели, вы все видели! Какая сука! Какое унижение! Ничего ей не надо?! Тварь, вся в мамашу. Пусть подавится этой квартирой, тем более что она там прописана. Я все равно теперь в Москве не живу. Стерва! Специально под конец ноги решила вытереть! Не выйдет… Как я жил с этим животным столько лет? Идиот… Нет, вы видели?! Теперь вы мне верите?
Я верил. Мы вернулись за стол. Я быстро достал приготовленные на все случаи жизни документы. Они так же быстро и раздражительно подписали. Не говоря ни слова.
– Спасибо, – сказала Валерия. – Я всегда знала, что ты умный.
Мне показалось, что она говорила это не Михаилу. Но, наверное, просто показалось. Бывшая семья и их адвокат допили кофе и разошлись.
В Москву мы летели одним рейсом, в этот же вечер.
Валерия весело болтала с Жакулей и обещала немедленно устроить его на работу. Я ушел спать на соседнее сиденье. Мне снились Ойстрах, играющий на ударных, и Рихтер, который бил своим «Куяльником» по клавишам концертного рояля Bechstein, требуя молодого голубого тунца в номер… На ночь. Кроме нас троих, в бизнес-классе никого не было.
Последнее, что запомнилось в любимом городе, была старушка лет восьмидесяти пяти, которая подошла ко мне около остановки такси. Она посмотрела на меня сквозь очки с одним стеклом, доставшиеся ей от родителей, и, взяв меня за пуговицу блейзера, сказала:
– Борис Абрамович! Когда же это все кончится?! Уже наведите в Одессе порядок уже! И куда же вы собрались, такой красивый? Там везде одни антисемиты!
* * *
Малышатина Катрин смотрела на меня голубым глазом шестимесячного ребенка из своих праздничных рюшечек и кружавчиков. Свадьба набирала обороты в модном московском ресторане «Река» под оркестр, смех и легкий визг ребенка новобрачных. Жак кричал «горько!» с французским прононсом, и все по очереди целовались с невестой. Лера была элегантна, как всегда, и светло-жемчужное платье ей шло, как никому. Она послушалась меня и в этот раз, не надев белое, как настаивал зачем-то пидЖак.
Под звуки «Опавших листьев» слегка поддатая подруга невесты пригласила меня потанцевать и, уверенно наступая своими лабутэнами на мои замшевые ноги, сказала:
– Ну познакомьте меня тоже с кем-то, ну вы! Вы же все можете! Я Ольга, можно Ляля, лучшая подруга Леры.
– Да пожалуйста! – в тон ей ответил я. – Да хоть сейчас! Да хоть немедленно!
И, повернувшись направо, добавил:
– Познакомьтесь. Это Оля. Лучшая подруга невесты. А это Семен Николаевич.
Незнакомец удивленно и боязливо посмотрел на меня законьяченным взглядом.
– Вообще-то я Дмитрий Борисович и…
– Сеня, – сказала Ольга, – ты такой классный! Пойдем потанцуем. И как же это здорово, что ты самый близкий друг Александра Андреевича!
Очень довольный собой, оставив новую ячейку общества доформировываться без меня, я вышел в прилежащий к залу бар.
Мне очень захотелось посмотреть в зеркало и подмигнуть самому себе. Зачем? Не знаю. Просто было хорошее настроение. Свадьба уже вовсю танцевала «Семь-сорок»…
И в этот момент у меня в первый раз в жизни выпала пломба…
«Tatler», декабрь, 2013