Читать книгу Добровинская галерея - Александр Добровинский - Страница 9

Она бросилась с криком «Папа!» и повисла у меня на шее. Десять–двенадцать лет назад она была намного легче. А ее мама моложе. А я такой же.

Водитель поставил чемодан, изобразил заговор на лице, показал глазами на дочь и исчез в тех же дверях.

Ребенок прибыл домой с чужбины на зимние каникулы, которые в России называются Новогодними, а в Европе – Рождественскими. Короче, на Хануку.

– Папа, как я рада быть дома! C {1} a va?

– Радость моя, ты в Москве. Можешь говорить по-человечески?

– Извини, папусик! Конечно. А где твоя жена?

Интересный оборот. Новый.

– Ты имеешь в виду маму? Она будет через пять минут. Вы быстро приехали.

– Быстро? Папусик, мы ехали из Шереметьева два часа и одна четверть. Это быстро?

– В Москве это мгновение. Чай будешь?

– Буду. Ты знаешь, мы расстались с Николя.

– Не может быть… – Я сделал вид, что ничего не знаю. Нельзя же закладывать младшую дочь старшей. – Давно?

– Ну, летом. Нас теперь связывают только общая собака и алименты.

– Что? Какая собака? Какая общая? Какие, блин, алименты?

– Пап, что ты кричишь, ты же не алжирец на блошином рынке. Николя подарил мне собаку. Я ее очень люблю. Но мне рано надо вставать, чтобы ехать на Фак. Поэтому он продолжает приходить без меня и гуляет с Тобзиком. И покупает ему, как это… alimentation, алименты по-вашему.

Я отложил валидол. Конечно, слово «алименты» произошло от французского «алимантасьон» или, по-нашему, от слова «еда». Но перепутать все это, зная мою специализацию, и в моем же доме? Это надо уметь…

– Пааап, анекдот рассказать?

– Давай, пока маааам не пришла.

– Не знаю, если ты поймешь. Если не поймешь – объясню.

– Рассказывай уже, кочевряжка.

– Ты знаешь, почему, когда мальчик объясняется девушке в любви, она опускает глаза вниз?

– Нет.

– Она хочет убедиться, что парень говорит правду. Смешно?

– Потрясающе. Рассказал преподаватель семейного права?

– Нет, что ты. Я сама придумала. Ты же постоянно придумываешь анекдоты. А я в кого?

Пришлось снова искать валидол.

В это время появилась любимая. Мобильный в брюках дрогнул, как мог, и я взял отцовский перерыв. Звонил обнищавший олигарх. Вчера они с женой отмечали десятилетие знакомства и очень много выпили. Он признался ей, что в связи с труднейшим бизнес-годом раз в неделю ходит к психоаналитику. Она выпила еще и призналась ему, что тоже ходит к одному врачу, двум актерам и к известному хоккеисту. Я сначала подумал, что он хотел бы узнать, нет ли в этой обойме еще и адвоката. Но через десять минут олигарх преобразился в клиента, и все встало на свои места.

На следующий день мы поехали пообедать все вместе в итальянский ресторан. На углу соседнего дома торжественно открывали мемориальную доску известному сатирику и поэту.

– Интересно, если папа умрет, какую доску повесят на нашем доме? И что там напишут? – задала удивительно тонкий вопрос любимая дочь.

– «Сдается квартира», – без тени улыбки ответила ее мать.

В этом маленьком диалоге мне понравилось только слово «если». Оно как-то оттягивало эффект сдачи квартиры на неопределенный срок.

В меню ресторана «Семифредо» я выбрал рыбу, дочка – мясо, а жена заблудилась в салатах.

– Мама теперь вегетарианка, – пояснил я наследнице. – В ее возрасте она полюбила животных и возненавидела овощи…

Дочка засмеялась, жена нахмурилась. Эту «сдачу квартиры» я еще долго буду кое-кому вспоминать…

– Папа, скажи, ты можешь мне объяснить, кто такой джентльмен? А то со мной приехал друг, все говорят, что он – такое слово, а я хотела выяснить у тебя дефиницию.

– Ну, я думаю, что джентльмен – это человек, который может объяснить мужикам в сауне без единого жеста, как выглядела вчера на балу Анна Семенович.

Жена пропустила юмор мимо бриллиантовых ушей и спросила меня почему-то свиристящим шепотом: «На этот раз это серьезно?»

«Единственный брак, который делает мужчину счастливым, – это брак его дочери», – подумал я.

Пока дочка чатилась в телефоне, жена рассказала, что тайна, которую вез водитель из аэропорта, выглядит голубоглазым блондином под два метра ростом, с хорошей фигурой, легким акцентом на французском и приличными манерами. «Конченый козел, короче», – решил я и спросил, для чего это животное сюда прилетело.

Любимая сообщила мне, что завтра вечером мы ужинаем с ним вместе у нас дома. Я попросил жену сэкономить на утренней порции мышьяка для меня и оставить ее жениху для кофе.

Ночью я закрыл глаза и задал вопрос мамочке на небеса: «Мамуля! Она совсем ни о чем не думает. Какая свадьба? Ей еще четыре года учиться, потом стаж у нас в лондонском бюро, потом экзамены на адвоката. Какая свадьба? Какая на фиг семья с очередным спортсменом?!»

«Сын! – ответила мама. – Если б я каждый раз думала о чем-то и все взвешивала, то так и осталась бы в девках. А тебя бы тоже на свете не было. Потому что я бы не знала, через что тебя рожать. Оставь девочку в покое»…

«Мам, а я был такой же?» – «Ты был хуже, мой мальчик. Со своей первой женой ты меня познакомил после развода. Ты что, не помнишь?»

Вечером после знакомства Роберт посмотрел на стены гостиной и неожиданно для меня сказал:

– Какой у вас чудный Кончаловский! А Дайнеко! С ума сойти! А фарфор! Вы собираете только довоенный, как я вижу. Это правда, что вы открыли пласт в культурологии двадцатого века – «АгитЛак»? Я читал об этом пару статей в специализированных изданиях.

– Вы разбираетесь в русском искусстве?

– О, не как вы, конечно. Это просто хобби. Я… видите ли, мое сердце где-то в средних веках. А вообще я ваш коллега. Адвокат. Абсолютно, правда, неизвестный. Отца и деда, конечно, в Лондоне все знают. А я только начал, лет десять назад.

«А он не глупый совсем, – подумал я. – И адвокат. И одет со вкусом. Да и парень красивый. Неужели… Даже не верится… После всего, что было…»

– Симпатичный у тебя жених, – сказал я дочери по-русски.

– Пааап, он совсем не жених. Просто друг. Приехал посмотреть Москву. Я тебе потом все расскажу…

«Тааакссс… Таких друзей за х… – … и в ЗАГС», – решил я про себя.

После ужина я пригласил все два английских метра в кабинет на дижестив.

– Ох, какой Родченко! – продолжал выпендриваться блонд.

– Вам нравится моя дочь? – спросил я альбионишвили.

Англичанин поставил ей like, гордо кивнув:

– Ваша дочь очаровательна.

Первый ответ я засчитал в виде аглицкого политеса за сожранную в процессе ужина черную икру.

– Послушайте, – продолжил я провокацию. – Вы видели маму вашей невесты? Ваша жена через несколько лет будет такая же. Зачем вам это надо?

– Я боюсь, сэр, что она будет через несколько лет такая же красивая, как и умная. У нее не может быть других отклонений при таких родителях, – парировала англоязычная скотина, начитавшаяся Бернарда Шоу. – Хотя должен признать, что у вас абсолютно английский юмор, сэр.

– Вы третье поколение адвокатов в семье?

– Пятое, с вашего позволения, но два первых не работали в Англии. Они начинали практику в Уэльсе, город Йоркшир. И только сэр Ричард, дедушка, открыл присутствие в Лондоне.

«Ну, это все меняет, придурок!» – подумал я, переходя с английского юмора на одесский.

– Вы хотите жениться на моей старшей дочери?

– Это была бы большая честь для меня, сэр! Но вы, наверное, не в курсе. У меня есть уже отношения с boyfriend. Его зовут Гарри. Они с вашей очаровательной дочкой вместе учатся. Мы хотели бы пожениться в Париже в скором времени, сэр. Я надеюсь, вы с супругой почтите церемонию в марте.

Я сразу проглотил четыре кубика льда и стакан. Виски осталось на брюках. Объяснять гостю, что некоторые мои клиенты после такой свадьбы не поймут меня на пересылке, было бесполезно. Мы мило поговорили об art deco и разошлись.

Падая в сон, я видел перед собой пять поколений геев на свадьбе у сэра Ричарда и Mrs. Misoulin в ресторане Fouquet’s на Елисейских полях.

Дочка вошла тихо, как апогей Трафальгарской битвы.

– Папа! – сказала она. – А можно с нами на каникулы поедет Яша? Он мне очень нравится. Ведь ты же не против? Скажи, ты не против? Он хороший, вы познакомитесь и будете дружить. И вообще… Он хочет, чтоб мы поженились.

– Конечно! Пусть едет. Прямо сейчас. Я его очень люблю. Просто обожаю.

И крикнул вслед убегавшей, обалдевшей от счастья наследнице:

– О чем ты говоришь, цыпленок! Я же толерантно отношусь к разнополым бракам! И даже с большим уважением! Давай сюда своего Яшу! Немедленно!

– Что случилось? – подняла голову соседка по кровати с голыми ушами, не открывая глаз.

– Спи, – сказал я. – Яша беременный. Он должен срочно жениться, и они летят с нами в Таиланд, несмотря на его интересное положение.

Новый год! Сбываются и загадываются мечты. Все должны быть счастливы. И в Москве, и в Париже, и в Лондоне. И геи в Адыгее!

Мама сверху пожелала мне удачи, сказала, что я молодец, и попросила встать на стул для того, чтобы прочесть стишок, как в детстве:

В окне я увидел остановившуюся около нашего подъезда машину. Из двери «Мазды» сначала вышел мешок с подарками, а потом вылез и сам Дед Мороз. Вместо красного манто на нем было все голубое.

«В нашем доме всего 11 квартир, – подумал я. – Я же обо всем и обо всех здесь все знаю. Первая квартира – это наша. Вторая – Вадик с Мариной, но Вадюша уже давно уехал в Нью-Йорк по техническим причинам. И Дед Мороз к розыску никакого отношения не имеет. Третья? Четвертая? Пятая?… А может, Дед Мороз пришел к охранникам. А что? Молодые, большие и красивые ребята… У нас модный московский клубный дом. Охрана должна быть в тренде… Это я люблю по старинке… девушек…»

«Tatler», январь, 2014