Читать книгу Ущелье дьявола - Александр Дюма - Страница 14

Самуил отвел Трихтера в сторону, и верный фукс тут же дал ему отчет во всех своих действиях.

– Вот как дело было. Когда я вошел в трактир, Фрессванст завтракал. Я подошел к его столу и, как бы невзначай приподняв крышку его кружки, увидел, что в ней простое пиво. Тогда я сказал с сожалением: «Плохой петух». Услышав это, он в ярости вскочил со стула. Но тут же, сделав над собой усилие, холодно произнес: «Это стоит хорошего удара рапиры». Я, конечно, нисколько не встревожился и все с тем же сочувствующим видом ответил: «Ты видишь сам, что я был прав: я обидел петуха, а мне отвечает дуэлянт». И тут же прибавил: «Впрочем, мне все равно, я одинаково согласен и на кружку, и на рапиру».

– Хорошо сказано! – заметил Самуил. – Ну, а что было дальше?

– Тут он наконец начал понимать, в чем дело. «Если ты замышляешь бой на кружках, – сказал он, – то этим доставишь мне большое удовольствие, потому что у меня горло заржавело. Я пойду к моему сеньору Отто Дормагену и попрошу его быть моим секундантом». – «А мой сеньор Самуил Гельб будет моим», – ответил я. «Какое же оружие ты избираешь?» – спросил он. Я ответил: «Вино и ликеры». Ну и вот, в синем кабинете все готово для этого удивительного сражения. Дормаген и Фрессванст уже там.

– Не будем же заставлять их ждать, – сказал Самуил.

И они в сопровождении Юлиуса прошли в синий кабинет. Поединки на пиве и на вине не являлись редкостью в германских университетах. Эта «жидкая» дуэль имела свои правила и законы, так же как и обыкновенная. Она проводилась в известной последовательности, которую нельзя было нарушать. Каждый из участников по очереди поглощал определенное количество напитка, а затем обращался с бранью к своему противнику, который должен был выпить столько же и ответить удвоенной руганью.

В дуэлях на пиве решающее значение имели размеры посудины. Но в поединках на вине существовали известные ограничения, связанные с крепостью напитка. Точно так же и в перебранке была принята шкала нарастания крепости бранных слов, которую каждый обязан был знать. Бой начинался с бордо и доходил до водки, начинался с пинты и кончался бокалом, открывался колким словом и достигал грязной брани. И так длилось до тех пор, пока один из соперников оказывался не в силах пошевелить языком, чтобы выругаться, и раскрыть рот, чтобы влить туда напиток. Его и признавали побежденным, а другого, соответственно, победителем. Само собой разумеется, что «жидкая» дуэль могла так же закончиться смертью, как и обыкновенная. Полиция пыталась пресечь подобные дуэли, но от этого они становились только популярнее.

Когда Самуил, Юлиус и Трихтер вошли в синий кабинет, там все было готово для сражения. На концах большого стола стояли две грозные армии бутылок и кувшинов всяких размеров, форм и цветов. А вокруг стола молча и важно стояли человек двадцать фуксов. В комнате было только два стула, поставленных один против другого. На одном из них уже восседал Фрессванст, на другой уселся Трихтер. Отто встал около Фрессванста, Самуил – около Трихтера. Самуил вынул из кармана флорин и подбросил его вверх.

– Орел, – объявил Дормаген.

Флорин упал вверх решкой. Трихтеру следовало начинать.

О, муза, поведай нам об этом славном бою, в котором два сына Германии показали белому свету, до какой степени может растягиваться бренная оболочка естества человеческого и каким образом, вопреки всем законам физики, содержащее может оказаться меньше содержимого.

Мы не станем упоминать о первых стаканах и первых бранных словах. Это были ничтожные вылазки, нечто вроде разведки. На них было израсходовано несколько ничтожных колкостей и каких-то пять-шесть бутылок. Начнем с того момента, когда почтеннейший фукс, фаворит Самуила, взял бутылку мозельского вина, целую половину влил в огромный хрустальный бокал, спокойно его выпил и опрокинул опорожненную посудину на стол. Затем, обратившись к Фрессвансту, сказал:

– Ученый!

Великодушный Фрессванст только презрительно улыбнулся. Он взял два таких же стакана, налил в них доверху бордо и выпил оба до последней капли с самым добродушным видом, словно задумавшись о чем-то постороннем. Затем бросил противнику:

– Водохлеб!

Тут все свидетели поединка повернулись к величественному Людвигу Трихтеру. По шкале крепости вслед за бордо шел рейнвейн. Трихтер, подстегиваемый самолюбием, перешагнул через одну ступень и сразу перешел на бургундское. Он схватил пузатую бутылку, вылил содержимое в свой кубок, осушил его до последней капли и крикнул противнику:

– Королевский прихвостень!

Фрессванст лишь повел плечами. Он, конечно, не хотел остаться позади. Трихтер перешагнул через рейнвейн, а он перешагнул через малагу и атаковал сразу мадеру. Но, не желая ограничиться только этим скачком и решив придумать что-нибудь новенькое, он схватил стакан, из которого раньше пил, и, ударив о стол, разбил его. Потом взял бутылку и с несказанной грацией погрузил ее горлышко прямо себе в рот.

Зрители видели, как вино переливалось из бутылки в человека, а Фрессванст все продолжал вливать его в себя. Вот бутылка опустела на треть, потом на половину, на три четверти, а чародей Фрессванст все пил и пил. Когда бутылка, наконец, опустела, он поднял ее и перевернул горлышком вниз. Из бутылки не вылилось ни единой капли. Публику охватило изумление. Но это было еще не все. Каждый этап такой дуэли считался завершенным только в том случае, когда сопровождался словесным оскорблением противника. А между тем мужественный Фрессванст, видимо, уже утратил способность к членораздельной речи. Вся его энергия была израсходована на последнее громадное усилие. Храбрый дуэлянт сидел на своем стуле, раздувая ноздри и плотно закрыв рот. Мадера, видимо, одолевала его. Но он в конце концов справился с ней. Ему удалось-таки раскрыть уста. Он изрек:

– Подлец!

Раздались жаркие хлопки. И вот тут-то, о Трихтер, ты и показал себя во всем блеске! Почувствовав приближение решительной минуты, ты встал с места. На этот раз ты уже не выказывал равнодушия и беззаботности, которые в сей драматический момент были бы некстати. Ты встряхнул своей густой гривой, словно лев. Засучив рукав на правой руке и схватив решительно бутылку портвейна, ты поднес ее к устам и опорожнил ее всю залпом. Затем, даже не дав себе времени перевести дух, ясно и отчетливо произнес:

– Мошенник!

– Хорошо! – похвалил его Самуил.

Когда после этого героического подвига Трихтер пожелал сесть, то ему показалось, что стул стоит совсем не на том месте, где он на самом деле находился, и вследствие этого он растянулся прямо на полу во весь рост. Тогда взгляды присутствующих обратились на Фрессванста. Но увы! Тот был уже не в состоянии ответить на вызов противника. Он уселся на полу, прислонившись спиной к ножке стола, раскинув ноги в стороны и выпучив глаза. Дормаген кричал ему:

– Ну что же ты! Ободрись! Твоя очередь!