Читать книгу Ущелье дьявола - Александр Дюма - Страница 4

У пастора Шрейбера было строгое честное лицо немецкого священника, который сам исполняет все, что проповедует. Это был человек лет сорока пяти. На лице его лежал отпечаток задумчивости и доброты. Печальная задумчивость явилась следствием утраты им жены и дочери. Он, видимо, был безутешен, и в душе его происходила непрерывная борьба между мраком человеческой скорби и светом христианской надежды.

Он поздоровался с гостями, осведомился, выспались ли они, и поблагодарил за то, что зашли к нему. Минуту спустя колокольчик прозвонил к обеду.

– Пойдемте к моей дочери, – сказал пастор.

– Он не спрашивает, как нас зовут, – тихо прошептал Самуил, – так не стоит и называть себя. Твое имя может показаться слишком блестящим по сравнению со скромным званием девочки, а мое – прозвучать как-то по-еврейски в ушах набожного добряка.

– Хорошо, – сказал Юлиус. – Представимся принцами инкогнито.

Они вошли в столовую, где уже были Христина с племянником. Она грациозно, но робко поклонилась молодым людям. Сели за стол, уставленный простыми, но обильными угощениями, пастор разместился между гостями, напротив него села Христина, а между ней и Юлиусом – ребенок.

Поначалу разговор как-то не клеился. Юлиус, смущенный присутствием девушки, молчал. Она, казалось, сосредоточила все свое внимание на маленьком Лотарио, за которым ухаживала с материнской нежностью, а он называл ее сестрой. Разговор поддерживали только пастор и Самуил. Пастор был доволен, что у него в гостях студенты.

– Я и сам был им когда-то, – заметил он. – В то время студенческая жизнь была веселая.

– Теперь она несколько грустнее, – сказал Самуил, посмотрев на Юлиуса.

– Ах! – продолжал пастор. – То была лучшая пора моей жизни. Впоследствии я довольно дорого заплатил за это счастье. Тогда я верил в жизнь, а теперь – наоборот. Разумеется, я говорю все это не для того, чтобы разочаровать вас, дорогие гости. В любом случае я желаю дожить до того времени, когда увижу Христину счастливой в доме ее предков.

– Отец! – перебила его Христина с нежным упреком.

– Ты права, моя златокудрая мудрость, – сказал пастор, – сменим лучше тему… Знаешь ли ты, что по милости Божьей ураган, разразившийся сегодня ночью, пощадил почти все мои растения?

– Вы ботаник, сударь? – спросил Самуил.

– Да, немного занимаюсь этой наукой, – сказал пастор с оттенком гордости.

– И я занимаюсь иногда, в свободное время, – ответил небрежно юноша.

И Самуил вдруг обнаружил глубокое и серьезное знание предмета, так что поразил достойного пастыря своими оригинальными взглядами и мыслями. В конце концов все тем же вежливым, холодным и слегка насмешливым тоном, словно не замечая того, что делает, своими познаниями он совершенно сбил с толку поверхностно образованного и несколько отсталого пастора. Между тем Юлиус и Христина, молчавшие до сих пор и лишь украдкой поглядывавшие друг на друга, начали мало-помалу сближаться. В этом им помог Лотарио. Не решаясь еще заговорить с Христиной, Юлиус начал задавать ребенку вопросы, на которые тот не мог ответить, и поэтому обращался постоянно к сестре за разъяснением; выходило, что Христина отвечала одновременно и мальчику, и Юлиусу. А юноша чувствовал себя счастливым оттого, что мысли молодой девушки передавались ему милыми устами ребенка.

К концу обеда все трое стали друзьями. И когда все поднялись, чтобы перейти в тенистый сад пить кофе, Юлиус нахмурился при виде подходившего Самуила, который мог помешать их приятной беседе. Пастор ушел за коньяком. Юлиуса привели в негодование вольные манеры Самуила и его наглый взгляд, устремленный на эту восхитительную девушку.

– Нам следует извиниться перед вами, мадемуазель, что мы сегодня утром помешали вашим занятиям с племянником, – начал Самуил.

– О! – отозвалась она. – Мы тогда уже заканчивали заниматься.

– Я не мог сдержать возгласа удивления. Благодаря одеянию той девушки, которая привела нас сюда, ее козлу и молнии мы едва не приняли ее за колдунью… Засыпаем под этим впечатлением и вдруг поутру, открывая окно, видим, что козел превратился в прелестного ребенка, а колдунья – в…

– В меня! – досказала Христина с насмешливой улыбкой. И, обернувшись к Юлиусу, который скромно молчал, она спросила: – И вы, сударь, приняли меня за колдунью?

– О, ну что вы, вы такая красавица!..

Христина, улыбнувшись словам Самуила, покраснела от слов Юлиуса. А Юлиус, смутившись от невольно вырвавшейся у него фразы, поспешил заговорить с ребенком.

– Лотарио, хочешь поехать с нами в университет? – весело сказал он.

– Сестра, что такое университет? – спросил малыш Христину.

– Это такое учебное заведение, где тебя могут выучить всем наукам, – весело объяснил вернувшийся пастор.

Ребенок обернулся к Юлиусу с серьезной миной.

– Мне незачем ехать с вами, у меня вместо университета есть сестра. Христина умеет и читать, и писать, знает французский и итальянский языки и музыку. Я никогда в жизни не расстанусь с ней.

– Увы! Ты гораздо счастливее нас, – произнес Самуил, – потому что нам с Юлиусом уже пора.

– Как! – воскликнул пастор. – Вы и дня у нас не пробудете? И поужинать не хотите с нами?

– Тысячу раз благодарим, – ответил Самуил, – но нам сегодня же надо попасть в Гейдельберг.

– Но ведь вечером нет занятий!..

– Да, но нам необходимо быть там по более серьезной причине. Юлиус знает, почему именно.

– Давайте прикинем, – сказал пастор, – до Гейдельберга не больше семи-восьми миль. Вы успеете туда к вечеру, выехав и в четыре часа, а тем временем ваши лошади отдохнут, да и жара спадет.

– Невозможно: дело очень срочное. Лучше приехать раньше, чем опоздать. Правда, Юлиус?

– В самом деле?.. – спросила Христина, устремив на Юлиуса взгляд своих прекрасных глаз.

Юлиус не мог устоять перед этим взглядом.

– Слушай, Самуил, – сказал он, – не будем обижать наших радушных хозяев. Право, мы можем уехать отсюда ровно в четыре часа.

Самуил бросил сердитый взгляд на Юлиуса и на юную девушку.

– Ты желаешь этого? Хорошо, я согласен.

– И прекрасно! – воскликнул пастор. – До трех часов я успею показать вам свои коллекции и сад, господа, а потом мы все пойдем провожать вас. Вы увидите: та дорога, которая показалась вам ночью такой ужасной, днем, при солнце, – просто восторг! Вероятно, мы даже встретим там нашу колдунью. Действительно, она как будто немного странная, но только в самом христианском смысле этого слова – это целомудренный и святой ребенок.

– Ах, мне очень хотелось бы увидеть ее днем! А теперь пойдемте смотреть ваш гербарий, – сказал Самуил, вставая. И, проходя мимо Юлиуса, шепнул ему на ухо: – Я займу отца разговором. Чувствуешь мою преданность?

И он действительно разговорился с пастором, так что Юлиус некоторое время оставался наедине с Христиной и Лотарио. Теперь они уже не испытывали прежней неловкости. Впечатление, произведенное Христиной на Юлиуса, становилось только сильнее и глубже. Он никогда еще не встречал такого живого, ясного личика, в котором можно было прочесть, как в открытой книге, все невинные порывы девственной души. Взгляд Христины быль чист, как хрусталь, и обнаруживал прелестное, преданное сердце. Все существо ее дышало кротостью и добротой. Она напоминала собой светлый майский день. Присутствие Лотарио придавало их беседе прелесть невинности и простоты. Христина показала Юлиусу свои цветы, пчел, птичий двор, ноты, книги. Потом заговорила и о нем самом.

– Как это странно, – сказала она ему, – что у такого кроткого и спокойного человека, как вы, такой насмешливый и надменный друг!

Она подметила, что Самуил исподтишка высмеивал ее добряка отца, и он тотчас стал ей несимпатичен. Юлиусу пришло на память, что и у Гете Маргарита говорит Мефистофелю нечто подобное во время прекрасной сцены в саду. Но, по сравнению с Маргаритой, Христина казалась ему бесконечно прекраснее. Под наивной грацией юной девушки таился здравый смысл и твердый взгляд на вещи; этими качествами она была обязана, вероятно, тому обстоятельству, что ее детство прошло без матери. В ребенке чувствовалась женщина. Оба с нескрываемым удивлением услышали от вернувшегося к ним пастора и Самуила, что уже три часа и пора отправляться в путь. Но, как говорится, счастливые часов не наблюдают, а потому для них пять часов пролетают как пять минут.