Читать книгу Ущелье дьявола - Александр Дюма - Страница 5

Пришла пора собираться в дорогу, но все-таки оставалась надежда провести вместе еще час. Юлиус рассчитывал продолжить разговор с Христиной, но вышло иначе. Христина инстинктивно чувствовала, что ей не следует оставаться все время с Юлиусом. Она взяла под руку отца, продолжавшего разговор с Самуилом, а Юлиус печально побрел позади. Они шли лесной дорогой к прекрасному холму, солнечные лучики весело играли на листве деревьев, и ароматный воздух оглашался трелями влюбленных соловьев. Юлиус попробовал пустить в ход маленькую хитрость.

– Лотарио, подойди-ка сюда, взгляни, что тут такое, – позвал он ребенка, который, уцепившись за руку Христины, семенил рядом с ней.

Мальчик подбежал к своему новому приятелю. Юлиус показал ему сидевшую на ветке стрекозу. При виде этого великолепного насекомого с трепещущими крылышками малыш взвизгнул от радости.

– Как жаль, что Христина не видит! – проговорил Юлиус.

– Сестрица, – закричал Лотарио, – иди сюда скорее!

Мальчик подбежал к ней и начал теребить за платье, так что в конце концов девушке пришлось оставить отца и пойти посмотреть на прекрасные крылышки стрекозы. Но стрекоза исчезла, а Христина явилась.

– Напрасно ты позвал меня, – сказала Христина и вернулась к отцу.

Этот прием Юлиус повторил несколько раз. Он показывал Лотарио то бабочку, то цветок и все выражал сожаление, что Христина не видит их красоты. И Лотарио бежал за ней и заставлял ее возвращаться. Таким образом Юлиусу удалось провести еще несколько минут с Христиной. Маленькими ручками своего невольного союзника он даже поднес Христине великолепный, только что распустившийся цветок шиповника. Но она неизменно возвращалась к отцу.

Однако девушка не могла сердиться на Юлиуса за его настойчивость – ей самой приходилось бороться с желанием остаться с Юлиусом. Наконец, она обратилась к нему с милой непосредственностью:

– Послушайте, господин Юлиус, было бы крайне невежливо с моей стороны, если бы я все время была только с вами, и отец удивился бы, что я совсем не разговариваю ни с ним, ни с вашим товарищем. Но вы ведь еще приедете к нам, не правда ли? Мы пойдем смотреть ущелье Дьявола и развалины Эбербахского замка. Восхитительные пейзажи, господин Юлиус!

Они подошли к перекрестку. Слуга Шрейбера не успел еще привести лошадей.

– Пройдемся немного в эту сторону, – сказал пастор, – может быть, встретим Гретхен.

И действительно, все вскоре заметили пастушку. Ее хижина стояла на косогоре, под нависшей скалой. Невдалеке паслись двенадцать коз: пугливые животные разбрелись по скалам и щипали горький ракитник. При дневном свете Гретхен казалась еще более странной и красивой, чем при блеске молний. Взгляд ее черных глаз был печален, в черных волосах запутались какие-то необыкновенные цветы. Она сидела на корточках, уткнувшись подбородком в руку, – казалось, она была погружена в глубокую думу. В ее позе, в растрепанных волосах, во взгляде, во всем ее существе было много цыганского. Христина и пастор подошли к ней, а она будто и не заметила их.

– Что это значит, Гретхен? – сказал пастор. – Я иду к тебе, а ты не бежишь меня встречать, как обычно? Ты, верно, не хочешь, чтобы я поблагодарил тебя за гостей, которых ты вчера привела?

Гретхен не тронулась с места, а только вздохнула. Потом сказала печально:

– Вы хорошо делаете, что благодарите меня сегодня: быть может, завтра вы уже не станете меня благодарить.

– Ты, кажется, раскаиваешься, что привела нас? – заметил Самуил, усмехнувшись.

– Особенно вас, – ответила она. – Но и он, – продолжала она, глядя на Христину с грустным участием, – и он не принес с собой счастья!..

– И кто же тебе это сказал? – спросил Самуил все так же насмешливо.

– Сонная одурь и сухой трилистник.

– Значит, и Гретхен занимается ботаникой? – обратился к пастору Самуил.

– Да, – ответил отец Христины, – она говорит, что умеет узнавать по растениям будущее.

– Я верю в это, – сказала серьезно пастушка. – Поскольку травы и цветы не делают того зла, которое делают люди, то они больше достойны Божьего откровения. И благодаря своей невинности они все знают. Я долго прожила среди них, и в конце концов мне удалось узнать некоторые их тайны.

И Гретхен уселась на корточки как прежде. Тем не менее она продолжала говорить громко, но как бы сама с собой:

– Да, я привела несчастье в дорогой для меня дом. Пастор спас мою мать. Дай Бог, чтобы я не погубила его дочь! Мать моя, бездомная скиталица, была гадалкой, она носила меня на спине, у нее не было ни мужа, ни религии. Пастор приютил ее, кормил, учил. Благодаря его попечению она умерла как христианка. А теперь видишь, матушка, как я отблагодарила человека, который дал твоей душе рай, а твоей дочери – кусок хлеба! Я привела к нему в дом несчастье! Я с первого взгляда должна была разгадать их! С первых же слов мне следовало понять, что это подозрительные люди… Их занесла сюда гроза, и они принесли грозу.

– Успокойся, пожалуйста, Гретхен, – сказала недовольно Христина. – У тебя, верно, лихорадка?

– Право, дитя мое, нехорошо, что ты все время стараешься избегать людей, я говорил это тебе уже не раз, – заметил пастор.

– Я не одна: со мной Бог! – возразила Гретхен и, закрыв лицо руками, проговорила еще более уныло: – Чему быть, того не миновать. Ни он своей доверчивой добротой, ни она своей голубиной кротостью, ни я своими худенькими руками – никто из нас не в силах отвратить судьбу. Против демона мы все втроем будем бессильны. И почему только не мне предстоит самая горькая участь?!.. Ах, лучше не уметь предвидеть то, чему все равно не можешь помешать! Знать будущее – пытка!

И с этими словами она вскочила на ноги, бросила свирепый взор на обоих пришельцев и ушла к себе в хижину.

– Бедная девочка! – сказал пастор. – Она непременно сойдет с ума…

– Она напугала вас, мадемуазель? – спросил Юлиус Христину.

– Нет, мне просто стало как-то не по себе, – ответила девушка. – Она точно видит сны наяву.

– А я ее нахожу одинаково восхитительной и интересной, – пробормотал Самуил, – грезит она или нет, днем, ночью, при свете солнца, при блеске молний…

Бедняжка Гретхен! Все в приходе относились к ней так, как жители Трои – к прорицательнице Кассандре. Стук копыт вывел путников из задумчивости, навеянной последней сценой. Это привели лошадей.