Читать книгу Бульварное чтиво - Александр Казимиров - Страница 42

У самого горизонта, в тени плешивых перелесков прикорнуло село Темяшево. Если бы не телеграфные столбы и тощие телевизионные антенны на крышах, то случайно попавший сюда человек подумал бы, что его забросило в позапрошлый век. Настолько все выглядело убого. Темяшево получило свое название от фамилии помещика и прославилось на всю округу лихими людьми.

Началось все с того, что предприимчивый барин ушел с военной службы и построил сахарный завод. На зависть скептически настроенных соседей-помещиков дела пошли так хорошо, что надобность в сельском хозяйстве отпала. Со временем село поменяло свой статус на рабочий поселок.

Вкус ворованного сахара привил крестьянам неуемную тягу к сладкой жизни. Уличенных в хищении пороли, но это плохо помогало – куски рафинада упорно прилипали к натруженным рукам. После экзекуции «защекоченные» плетками молили Бога, чтоб он наказал барина, и тот внял молитвам. Темяшев прокладывал к заводу железную дорогу и так рвал жилы, что сердце не выдержало и остановилось. Где его схоронили, никто из ныне здравствующих сельчан не имел понятия. Гуляла байка, что закопали барина при царских наградах и с редкой иконой на груди.

За многие годы завод неоднократно менял хозяев и полностью развратил местное население. Сахар перестали выносить в онучах или между ног, предварительно обмотав тряпками, его крали целыми головами. В селе процветало самогоноварение.

Выходные дни, а то и трудовые будни частенько омрачались пьяными потасовками. Нередко драки заканчивались убийством. Сколько бы так продолжалось – неизвестно, но грянула Октябрьская революция, следом за ней – гражданская война. Над страной пронесся огненный вихрь – предвестник апокалипсиса. К власти пришли комиссары. Церемониться они не стали – «столыпинские вагоны» пачками увозили нечистых на руку баб и мужиков. Отмотав срока, те возвращались в насиженные гнезда и приносили с собой культуру уголовного мира.

В Темяшево появился свой, самобытный лексикон, на котором общались все, включая ребятню. Если бы из повседневной болтовни сельских баб выкорчевали жаргонные словечки, то они никогда бы не поняли друг друга. Каждая семья имела «прошлое», о котором говорили многочисленные татуировки у отцов, а частенько и у матерей. К лишению свободы относились спокойно и с детства прививали уважение к воровским традициям. Дошло до того, что юноши, достигшие призывного возраста, чаще попадали не в армию, а за колючую проволоку, и это было в порядке вещей.

Темяшане росли в спартанских условиях и не особо следили за модой, но к внешнему виду относились трепетно. Особым шиком считалось выйти в свет в домашних тапочках, трико и цивильном пиджаке – поверх майки. Дополняли прикид мохеровая фуражка и резной мундштук в зубах.

Помимо кутежей и разведения домашних голубей в Темяшеве любили почудить. Основной мишенью для народных забав служило железнодорожное полотно. Оно шло под небольшой уклон – и поезда сбрасывали скорость. Темяшане обильно смазывали рельсы солидолом, прятались в кустах и со смехом наблюдали за тщетными потугами состава взобраться на взгорок. Машинист вызывал бригаду путейцев, и те с трехэтажными матюгами драили рельсы. Эту шутку селяне повторяли из года в год.

Поскрипывая снежком, в Темяшево пришел декабрь. Продрогшие яблони и вишни накинули на себя белые оренбургские платки и выглядели не так убого, как накануне. Зима украсила промокшие крыши ожерельями из сосулек, расписала витиеватыми узорами окна деревенских хибар. В завершение она по-хозяйски покрыла все жемчужной пылью. Одним движением зима стерла осеннюю хохлому и раскрасила мир неброской гжелью.

Зюзя, или Сергей Андреевич Зюзиков, как он значился в документах, очнулся от навязчивого стука в окно. Обычно так стучали желтобрюхие синицы, когда выщипывали из щелей паклю для своих нужд. Зюзя потер подбородок, поднялся и отдернул занавеску. На улице пускал клубы пара вечный собутыльник Тренька. Он мало чем отличался от Зюзи: те же татуировки на руках, тот же холодный неприветливый взгляд и единственная мысль, прочно запутавшаяся в извилинах: где взять денег?

– Одевайся, – без всяких приветствий заявил он. – Могилку надо приготовить хорошему человеку. Обещают неплохо забашлять, плюс – по пузырю на брата!

Тренька отстранил не проснувшегося до конца приятеля, прошел в избу и зачерпнул из ведра воды. Пожар внутри организма пошел на убыль. Тренька вытер губы рукавом фуфайки.

– Давай, пошевеливайся! К обеду надо закончить.

Выкопать могилу хорошему человеку – святое дело! А к святым делам Зюзя относился трепетно. Можно сказать, он только и жил тем, что помогал людям в трудную минуту: то огород вскопает, то забор поправит, а то дрова наколет. И все-то почти задаром. Устав от праведных дел, он позволял душе расслабиться и кого-нибудь грабил. После чего уезжал валить тайгу или вязать сетки. Вернувшись из лагеря, Зюзя божился, что начнет жизнь с чистого листа, но окружающая обстановка одним махом заставляла забыть о клятве, и он снова начинал помогать людям.

Неухоженное, заросшее кустарником кладбище занимало весь склон невысокого холма. Одним концом он упирался в заброшенный скверик. Давным-давно руководство поселка решило привить населению чувство прекрасного. Оно считало – если в огороженном месте установить беседки и разбить цветники, то молодежь будет устраивать здесь вечера культуры, читать стихи… На деле вышло иначе. Из сквера по ночам доносились пьяные крики и звон гитары. Местные остряки переименовали сельский парк в Сад Непорочного Зачатия. Постепенно беседки разломали и растащили на дрова, а клумбы вытоптали. О том, что здесь было место отдыха, напоминали гипсовые пионеры с примерзшими к губам трубами и несуразная женщина с веслом. Завершал скульптурный ансамбль памятник вождю мирового пролетариата на ассиметричной площади перед сквером. Прозванный в народе компасом, он тянул выбеленную голубями руку в сторону кладбища, как бы намекая: «Все там будем, товарищи!» Чуть в стороне ютился магазинчик, возле которого стоял красный пожарный щит с конусообразным, как колпак звездочета, ведром, ломиком и двумя лопатами. Около него могильщики сделали привал.

– Успеем еще, – сказал Зюзя и полез в карман.

Землекопы присели на ящик для песка и закурили. Из-за холма выкатилось морозное солнце, заискрилось на нержавеющих зубах и рассыпалось по снегу хрустальными осколками. Друзья сняли с щита лопаты и продолжили путь. Подходящее место отыскали быстро. Тренька с энтузиазмом поплевал на ладони. Земля не успела промерзнуть, была мягкая и податливая. Землекоп шустро начал, но быстро выдохся и передал эстафету. Когда могилу почти вырыли, лопата уперлась в полусгнившие доски.

– Кажись, место занято! – с нескрываемой досадой подытожил Зюзя.

Рыть новую яму не было ни сил, ни желания. Друзья обменялись матюгами и решили углубить могилу – незаметно подселить к кладбищенскому старожилу новичка. Доски гроба сгнили и провалились. Зюзя сел на корточки, вытер взмокший лоб и отодрал одну из них. Через образовавшуюся щель на него пустой глазницей смотрел череп с редкими, грязного цвета волосами. Чуть ниже, на груди, на истлевшей ленте лежал старинный орден. Покрытый красною финифтью золотой крест с белым эмалированным кругом в центре заставил Зюзю вскрикнуть.

– Чего орешь? – поинтересовался Тренька.

Зюзя выглянул из могилы. Его лицо светилось ярче солнца.

– Глянь-ка! – Он разжал кулак и показал приятелю находку.

Тренька взял орден и бережно обтер о фуфайку.

– Гадом буду, на Темяшева нарвались! Ищи икону!

Зюзя отковырнул лопатой следующую доску. В погоне за легкой наживой он не испытывал уважения к покойнику. Его пальцы суматошно ощупывали шершавые кости. Иконы не было. Обыскав гроб, Зюзя с сожалением сказал:

– Нет здесь ничего, одни пуговицы!

Он показал позеленевшие медяки с двуглавыми орлами.

Желание работать пропало, но оставлять следы грабежа не хотелось. Приятели снова взялись за лопаты. Они работали с таким остервенением, словно хотели докопаться до истины или зарыть ее как можно глубже. Увеличив могилу, подельники уничтожили все улики. Ближе к обеду показалось траурное шествие. Зюзя с Тренькой помогли опустить гроб и махом закопали могилу. Гулять на поминках они отказались, получили вознаграждение и поспешили в поселок.