Читать книгу Роман с фамилией - Александр Кердан - Страница 11

Новое соглашение Октавиана с Марком Антонием, достигнутое в Таренте, уже много дней будоражило гостей Поллиона. По нему Марк Антоний передал Октавиану сто тридцать своих кораблей для борьбы с Секстом Помпеем, давно уже раздражающим римскую знать тем, что привечает у себя на Сицилии беглых рабов. Октавиан, в свою очередь, уступил Антонию двадцать тысяч своих легионеров для похода на Восток.

Корабли Антония сыграли свою роль в борьбе с флотом Помпея. Вскоре до Рима дошла весть о победах Агриппы при Милах и Навлохе, о стремительной высадке войск Октавиана и Эмилия Лепида на Сицилии, где и было нанесено окончательное поражение сухопутной армии Помпея. Император пиратов вынужден был бежать в Малую Азию, где был схвачен и казнён одним из легатов Марка Антония.

Триумф Агриппы отпраздновали пышно. Победителя увенчали морской короной – венком, сплетённым из миниатюрных золотых вёсел…

При этом от всеобщего внимания не ускользнуло, что рядом с триумфатором на колеснице радостно приветствовал народ Октавиан, который, как справедливо предполагали мы с Агазоном, умело воспользовался победой друга для повышения собственной популярности.

В город вместе с победоносными войсками вернулся и нечестивец Пол. К моему облегчению, в библиотеку Поллиона он даже не заглянул. Но вскоре прислал выслушать мои донесения своего нового помощника Талла, молодого и худосочного раба, более похожего на девочку-подростка.

Талл держался надменно и словно нехотя расспросил меня о том, что происходило в библиотеке за последние месяцы. Было видно, что мой рассказ его вовсе не интересует, и он просто выполняет поручение. Я сухо поведал ему, что в обществе Поллиона все восхищаются новыми успехами Октавиана, а недовольные его политикой граждане в библиотеку не ходят.

Талл недоверчиво посмотрел на меня.

– Враги нашего господина Октавиана не дремлют, – многозначительно произнёс он, – и мы должны быть готовыми вовремя предупредить любые происки…

– Кто же сейчас враг нашего господина? – осторожно полюбопытствовал я.

– Это тебе и предстоит выяснить в самое ближайшее время, – сказал он и ушёл восвояси.

А мне и впрямь в голову не приходило, от кого ждать тех самых происков, о которых вел речь Талл. Главного союзника и соперника Октавиана Марка Антония уже давно в Риме не было. Выполняя завещание Юлия Цезаря, он собрал огромное войско из тринадцати легионов, не считая кавалерии и вспомогательных отрядов, и двинулся в поход на мою родную Парфию.

Это известие, когда оно дошло до моих ушей, вызвало во мне противоречивые чувства. С одной стороны, я желал, чтобы мои сородичи дали римлянам решительный отпор, с другой – чтобы мой заклятый враг узурпатор Фраат потерпел в войне с Марком Антонием поражение.

Имей такую возможность, я встал бы в ряды армии врагов, чтобы воевать с Фраатом, ибо не угасло во мне жгучее желание отомстить за смерть отца и матери, за свержение нашего государя, за гибель царевича Пакора и за моё позорное рабство…

Агазон, которого я всё больше почитал как наставника и старшего друга, в ответ на мои размышления о праведной мести проскрипел:

– Не прибавляй огонь к огню. Так завещал Платон. Основа всякой мудрости – терпение. Запомни, юноша: главные победы – бескровны. Только тогда они не вызовут гнева богов…

– Но боги сами враждуют друг с другом и со смертными, сеют вокруг страх и огонь, ужас и тлен, но при этом учат нас быть покорными их воле и не помнить зла…

Агазон снова сослался на Платона:

– В своих бедах люди, как правило, склонны винить кого угодно: судьбу, богов, но только не себя самих…

Уж не знаю, кого следовало винить Марку Антонию, но только в походе на Парфию он потерпел поражение.

Мне довелось переписывать донесения, сообщавшие подробности этой кампании.

Осада древней армянской столицы Атропатены, где уже много лет стоял парфянский гарнизон, закончилась для Антония неудачей. Его осадные орудия: башни и тараны, онагры и требушеты, катапульты и баллисты – во время их доставки к стенам осаждённого города отбили парфяне и сожгли. Без них взять каменную твердыню Атропатены оказалось столь же невозможно, как Ксанфу, хозяину Эзопа, выпить море…

Проведя около полугода в бесплодном стоянии у стен непреступной твердыни, обладающей достаточными запасами воды и продовольствия и способной выдержать многолетнюю осаду, Антоний отступил.

Его путешествие через пустынные местности горной Армении, голод, болезни, постоянные наскоки парфянских конников довершили дело: он потерял более трети своего войска и почти всю кавалерию и обоз. Только прибытие в Сирию египетской царицы Клеопатры с деньгами для армии и пополнением для поредевших легионов Антония предотвратило его полный крах.

Я воочию представил, как идёт по каменистой пустыне, где не растёт даже верблюжья колючка, потрёпанное римское войско. Идёт, сохраняя строй, размеренным шагом римского легионера, выверенным в походах во все концы Ойкумены. Шаг – вдох, два шага – выдох. Шаг – вдох… И так, без привала и остановки, около полутора сотен стадий в день… Никакие поражения не могут пошатнуть дисциплину и дух этих испытанных в боях солдат.

Качаются над ровными рядами запылённых железных шлемов не тускнеющие серебряные орлы легионов на деревянных древках, колыхаются отличительные значки когорт и манипул, изображающие животных: волков, коней, кабанов, лавровые венки и раскрытые ладони… Время от времени раздаются громкие голоса центурионов, подбадривающие легионеров. Мерно покачиваются в сёдлах командиры манипул и когорт.

Но вот неожиданно взвихривается пыль на горизонте, как будто начинается пыльная буря. В знойном мареве, словно из ниоткуда, возникают зыбкие силуэты конников. Как слепни налетают на пасущуюся на лугу скотину, наскакивают со всех сторон на римлян всадники в лёгких, развевающихся на ветру одеждах. Колонна ощетинивается копьями. Летят навстречу друг другу стрелы и дротики, камни и свинцовые шары… Кричат и стонут раненые… И нападающие отступают. Запоздало звучат трубы и рожки. В погоню за парфянами устремляются турмы римских кавалеристов…

Из погони, как правило, возвращаются единицы. Ибо ничто не сравнится со знаменитым парфянским выстрелом, разящим наповал, и нет коней, равных в выносливости и скорости нашим ахал-теке…

Представляя эту живописную картину, я не мог сдержать счастливой улыбки. Я ощущал себя прежним – воином, всадником, победителем. Вновь чувствовал трепет шёлковой гривы моего Тарлана…

Когда же видение отступило, ещё горше и безысходнее ощутилось моё нынешнее положение. Я – раб. Мой верный Тарлан погиб. Пали от рук убийц, посланных предателем Фраатом, все мои родные. Изрублены в сече с легионерами Вентидия все мои друзья. И даже поражение Марка Антония не давало мне радости. Оно всего лишь означало конец надеждам на справедливое возмездие узурпатору…

Невозможность распоряжаться собственной судьбой исказила мой взгляд на многие события. Важные для Рима, для моей Парфии, для сотен тысяч других людей, они казались мне не столь значимыми, как моя личная несвобода.