Читать книгу Дневник провинциального сыщика. Почти документальная повесть - Александр Кичигин - Страница 10

Первого августа реформирование МВД завершилось, по крайней мере об этом протрубили все средства массовой информации. Слово «полиция» сильно резало уши, но привыкшее ко всему население страны уже начинало забывать об этом. Только не сотрудники, которых повсеместно упрекали в заоблачных зарплатах и ехидно обзывали господами. А реально зарплаты у многих упали – местный бюджет свои субсидии прекратил, а федеральный обещал новые оклады только с 2012 года. Многие, кто мог уйти на пенсию, так и сделали, мало доверяя многочисленным последним реформам, и только оптимисты вроде Климова продолжали трудиться на благо Отечества. Кого-то сократили, к сожалению, часто не самых худших. Лес рубят – щепки летят – любимый советский принцип никто пока не отменял. Для искоренения недостойных подняли даже административные дела за последние два года: кто в ДТП поучаствовал, кто просто правила дорожного движения нарушил, кто напился в быту – так и чистили ряды.

Специально для полиции выпустили Кодекс профессиональной этики, в котором, как для первоклассников, были прописаны элементарные нормы поведения полицейского. Эти нормы ничем не отличались от общепринятых в обществе, и любой человек, будь он олигархом, рабочим или милиционером, если он считает себя достаточно культурным и воспитанным, обязан придерживаться их как на работе, так и в быту. Сотрудники, чтобы называться полицейскими, спешно сдавали зачеты по знанию различных нормативных актов, многие из которых видели впервые, так как они не были связаны с их конкретной работой, тестировались у психологов, проходили медицинские комиссии, сдавали нормативы по физической подготовке, в основном успешно, ибо пройденная до этого милицейская школа жизни научила выживать в любых условиях.

А необходимость реформирования ведомства, безусловно, назрела давно. Еще с 2000 года, когда бесшабашная организованная преступность с характерным бандитским уклоном была почти побеждена, показав свою нецелесообразность с точки зрения живучести в преступной среде, появились более грамотные и изощренные способы ее существования. Стал все заметнее проявляться уклон к экономической направленности, которая набирала обороты с удвоенной силой – деньги рекой текли в бандитские кошельки, останавливаясь ненадолго в спешно создаваемых легальных отмывочных фирмах и даже банках, чтобы вновь и вновь пускаться в преступный бизнес, удваиваясь, утраиваясь и даже удесятеряясь – все зависело, в какой сфере их использовать: контрабанда, оружие или наркотики. А позже и вовсе выяснилось, что, если ты при власти, можешь просто воровать, почти не рискуя! Поэтому те некоторые бывшие беспредельщики, что выжили и не сели, сумели подняться порой довольно высоко по крутой и путаной лестнице властных структур, набивая карманы самым циничным образом, публично выставляя себя благодетелями и народными слугами, по сути, являясь господами жизни. Другие «добропорядочные» чиновники, не воровавшие до этого только из страха, сильно завидовали первым и тоже начинали понемногу подворовывать или просто решать вопросы за мзду, быстро ощутив рост материального благополучия. Спрут коррупции под девизом «всем можно, а мне нельзя?» начал обволакивать практически все сферы деятельности, включая медицину и образование. Не остались поэтому в стороне и правоохранительные органы.

О сотрудниках ГАИ, которые «пьют не за свои» во все времена, рассуждать – только время тратить. За короткий период нечистые на руку люди проникли даже в оперативные подразделения! В том же 2000 году, когда Климов переводился в институт, на его место пришел сотрудник из другого региона, который начал свою службу с продажи изъятых наркотиков! Когда Федор узнал об этом из уст наркоманов, пользующихся доверием, то хотел сразу же бежать в ОСБ16, однако в последний момент сжалился, решив лично переговорить с последним. При этом его постигло крайнее разочарование и возмущение, так как удивленный сотрудник пояснил: «А у нас это нормальное явление – все так делают…». Но пообещал, что больше подобного не повторится… Вновь присланный также из другого региона сотрудник, возглавивший подразделение по борьбе с экономическими преступлениями обложил предпринимателей данью и превратился чуть ли не в местного олигарха. Рассказывали, что на первой планерке с личным составом он обратился с таким воззванием: «Кто будет работать на свой карман – тех мы будем наказывать. Кто будет активно раскрывать преступления – хвалить. А кто будет совмещать и первое, и второе – поощрять!»

Многие честные сотрудники были до крайности возмущены происходящим, однако страх увольнения отбивал всякую охоту искать правду. Руководство страны, несомненно, понимало, что реформирование назрело и старалось принимать все разумные меры, чтобы провести его последовательно и успешно, но, как всегда, та пропасть, что вечно пролегала между людьми и властью, безболезненно это сделать не позволила.

Однако так или иначе реформа проходила достаточно либерально, без кровопускания, как при Сталине, тихо и мирно, о чем вечно недовольный русский народ посудачил… и забыл. Только переаттестованные полицейские еще долго не могли войти в колею новых требований.

Климов однажды стоял возле поликлиники УВД в форме, мимо проходил дедушка лет под восемьдесят, судя по всему, бывший сотрудник, глянул на полковничьи погоны и спросил:

– Ну что, сынок, вы теперь полицаи?

– Что-то вроде того, – осторожно ответил Климов.

– Тьфу! – смачно плюнул дед. – Для полной картины теперь только партизан не хватает…

– Привет! – тут же вышел заместитель начальника следствия УВД Леша Романов, старый знакомый Федора по розыску. – Ты зачем здесь? Заболел?

– Да нет, шефа на машине подвез в стационар, жду, когда вещи вынесет. А ты?

– ВВК17 прохожу, на пенсию собрался…

– Как так? Тебе ведь и сорока нет еще?

– Ротация, мать ее… Мне места не нашлось пока…

– То есть как?

– Ну, обещали вообще-то начальником МОБ18 куда-то отправить, а зачем мне это, если я следователем всю жизнь проработал? Здесь я все знаю, умею… А там? Мог бы, конечно, и на своем месте остаться, если побороться, но ведь все опытные следователи ушли, а у нас дела-то по организованной преступности, то финансовые, то еще круче – в отношении чиновников из администрации! Кто их расследовать будет? Девчонки с бантиками, которых насовали? Нет уж, выслуга впритык есть – надо сваливать… И еще спрашивают, тебя кто сюда тянул на эту должность, – проверяют тылы. А кто нас тянул в девяностые? Только своим горбом и вылазили… А сейчас, выходит, тянут?.. Так что толку все равно не жди… Пока еще молодой, нужно валить, а то потом и вовсе никому на гражданке не нужен будешь…

Климов в очередной раз задумался об уходе. Может, правда валить пора? Да вроде как нужен еще – ведь на руководящую должность назначили, полковника получил, но не пора ли тоже о будущем подумать? Вдруг изменят сроки выслуги, дающие право выхода на пенсию? Да и действительно ли значительно вырастут зарплаты? Как оно будет с 2012 года? Ничего заранее предугадать нельзя! Стабильность и предсказуемость, увы, закончились в 1986 году. До этого каждый мог спланировать чуть ли не всю свою жизнь на много лет вперед, а сейчас не знаешь, что завтра ждать…

Климов тут вдруг поймал себя на мысли, что не неизвестность в будущем его беспокоит, а настоящее – как работал всю жизнь за идею, не думая о деньгах, таким и остался! А вот нынешнее положение в качестве руководителя его угнетало. Как-то привык видеть результаты своего труда: когда опером был – раскрытие конкретного преступления, когда преподавал – знания и явно выраженная любовь к предмету у курсантов. Многому научился, многое освоил, а теперь руководит кучкой сомнительных преподавателей, из которых многие ни в милиции, ни в армии не служили, защитили диссертации в большинстве за деньги и судят о работе в милиции исключительно по учебникам. Они неплохие ребята, но далекие от дисциплины, ответственности за порученное дело, – лишь бы день прошел да платили получше. А перевоспитывать в таком возрасте тяжело. Хотя, скорее всего, можно и нужно, но как-то не получается у Климова – то ли добрый чрезмерно, то ли опыта маловато. Не кричит, как другие, не наказывает – только методом убеждения что-то изменить пытается. И заметно, что слушают его, уважают, – работа идет, а результатов он не видит… Или специфика работы такая, или не его это… Ну нет удовлетворения! Не то, что раньше…