Читать книгу Раскодированная Россия - Александр Крыласов - Страница 6
Часть первая
Глава 6
ОглавлениеИз-за угла выскочил совершенно счастливый Ушанкин. Одной рукой он бережно прижимал к груди бутылку дорогого вина, другой поддерживал постоянно сползающие брюки. Модное кашемировое пальто волочилось по грязи, длинные рукава, казалось, навсегда утопят руки, и Витюша напоминал школьника в одежде, купленной на вырост.
– Сева, – осклабился бывший сосед, – как тебе мой прикид?
– А он тебе не великоват?
– Да, сука, банкир был переростком, одёжей все шкафы забиты, но всё велико. Ничего, Нюська укоротит. Пойдем, посмотришь, в каких хоромах я теперь живу.
– Надо вооружаться, не знаешь где можно рогатку и шокер надыбать? Некогда на твои хоромы смотреть.
– Да пойдём. Там потолки аж пять метров, джакузя и телек во всю стену. У Серафима-то поплоше будет. Одно слово для прислуги.
– Как же он тебе такое богатство уступил? На него не похоже.
– А мы на пальцах кидались. Всё по-честному. Завидно?
– Не-а.
– Врёшь, Сева, завидно.
– Витюша, такие хоромы не могут достаться пролетариату. Не могут по определению. Придёт какой-нибудь товарищ Серый и попрёт тебя оттуда поганой метлой. Так что ты за свою хрущёвку держись обеими руками, мало ли что.
– Не учи учёного. Хрущёвку я сдавать буду, а в особняке сам колобродить.
Они подошли к парадному входу особняка. Лестница напоминала гимназистку, учившуюся в закрытом заведении, а потом отданную в солдатский бордель. На мраморных ступенях виднелись следы рвоты. Половина медных шишечек была отвинчена, а ковровая дорожка валялась скомканная у входных дверей, залитая то ли кровью, то ли вином. Ушанкин важно открыл дверь замысловатым ключом. Почему-то откашлялся и робко шагнул внутрь, видно ещё не привык к свалившемуся богатству. Коридор был огромен и светел. Несколько бра выгодно оттеняли наборный паркет. Ниши в стенах украшали причудливые вазы.
– Виндал-миндал. Снимай ботинки. Я тут даже в тапках не хожу, боюсь паркет поцарапать, только в носках.
Носки у Витюхи остались от прежней жизни, были в дырках и плохо гармонировали с его дорогим костюмом.
– А теперь пойдём в залу.
В «зале» размещался стеклянный шкаф, набитый всякими диковинками, музыкальный центр с колонками, огромная плазменная панель на стене и белый кожаный диван посередине. А больше в комнате ничего не было и от этого свободного пространства на душе делалось легко и приятно. Витек, не сдержав нахлынувших чувств, пошёл вприсядку.
– Вот, блин, жалко кассетника здесь нет. А то бы я сейчас «барыню» грянул. У меня кассет до фига, а здесь всё под диски заточено.
– Витюша, весь цивилизованный мир давно уже перешёл на цифру. Найди пару дисков и отплясывай.
Тут в комнату как мелкий бес ворвался внук Витюхи и с криком: «Смотри, деда, как я умею»! с разбега прыгнул на диван ногами. Пока внучек скакал на диване, Сева думал, что дедушку, хватит удар. Тот побагровел и беззвучно шевелил губами, вероятно отсчитывая меру своего терпения. Мера оказалась недолгой, и Витёк завопил голосом недорезанного буржуя: «слезай, засранец, сейчас же, не тобой куплено»! Сорванец в слезах убежал, а Витюша заскорузлой ладонью стал вытирать следы малолетнего преступника с кожаной обивки.
– Только всё портют, только свои грабли повсюду суют, – горько сетовал он на бестолковую родню.
– Я, пожалуй, пойду, – стал прощаться Сева, как всегда, удивляясь человеческим метаморфозам.
– А я думал, бутылочку разопьём, – не очень уверенно начал хозяин.
– Нет, я уж воздержусь.
– А что так?
– В такое опасное время лучше не расслабляться.
– Ну, и я не буду. Мне и так всё зашибись, а бормота, она жизнь укорачивает.
– Вообще то, Витёк, это не бормота. Это одно из лучших испанских вин «Рьоха».
– Всё равно апельсиновый сок полезней, – отрезал борец за здоровый образ жизни.
– Да кто бы спорил, – согласился Сева.
Только Андреич наладился выходить из особняка – глядь, навстречу Серафим в кожаной шляпе с широкими полями.
– Сева, пойдем, покажу как я тут обустроился.
Троекуров оккупировал мансарду. Развалясь в кресле-качалке и листая Playboy, предложил Севе сигару.
– Я уже 12 лет как бросил.
Серафим затянулся, закашлялся и со слезами на глазах спросил:
– С помощью своего метода бросил?
– Ну да.
– А я, как думаешь, брошу?
– Конечно. Чем лучше человек живёт, тем дольше хочет прожить. И, наоборот, чем хуже жизнь, тем скорее включаются механизм саморазрушения. Кто из богатых будет пить палёную водку и одеколон? Только в России в годы революций, войн и переходных периодов принято говорить на похоронах: «отмучился, раб Божий. Слава Богу, отмучился». Не плохо, что умер, а хорошо, что ласты склеил. А если хорошо живёшь, зачем себе жизнь укорачивать?
Серафим сразу затушил сигару и предложил свежевыжатого апельсинового сока. Сева делал маленькие глотки из хрустального фужера и потихоньку ждал развязки. Он загадал: разобьёт Серафим бокал после сока или нет? Троекуров допил сок и осторожно поставил фужер на стол, впервые на Севиной памяти.
– А что же ты посуду не бьёшь как раньше? – поинтересовался гость, – так не интересно, братец, теряешь аристократизм.
– Чтобы жизнь была полной чашей, нужно пореже чокаться и уж точно не бить посуду, – сформулировал своё новое кредо ещё один буржуй, – а знаешь, Сева, за что я тебя особенно уважаю?
– ?
– За то, что ты вытащил меня из гнусной конторы, где я убивался за копейки и лез к богатству на четвереньках, да только всё понапрасну. Вся прибыль достаётся хозяину, а мы как ступеньки для его победоносного восшествия наверх. Сидишь в этом долбаном офисе по двенадцать часов, чего-то корпишь, корпишь. Становишься мелочным, завистливым, выгадываешь копеечные интересы и вымаливаешь тобой же заработанные деньги. Смотришь на солнце сквозь щель в жалюзи и чувствуешь себя последней шестерёнкой в страшном молохе наживы. А хозяин ещё кочевряжится, а все прихвостни его поддакивают, твари. А ты смотришь, смотришь на это, и в тебе закипает праведный гнев. Хочешь, стихи почитаю?
– Давай.
Я больше не винтик,
Сломалась резьба.
Меня не удержишь
Похлёбкой раба.
Я скользок и вёрток,
Я прыток и смел,
Но сотни отвёрток
Опять не у дел.
Они стерегут
Весь мой жизненный путь
И каждой неймётся
Меня завернуть.
Дать тощую пайку,
Отправить в забой,
Закручивать гайку
Железной рукой.
Закручивай резче
И ставь на поток,
Ведь есть ещё клещи
И есть молоток.
Я больше не винтик,
Сломалась резьба.
Я выбрал свободу.
И это судьба.
– Или вот ещё. Он больше всего ребятам нравится:
Я приду с калашом на работу,
Прихвачу ещё сменный рожок
И устрою на гадов охоту.
Ты не гад? А, любезный дружок?
Я стрелять буду влёт и с колена,
Искривив свои губы смешком
И мой босс упадёт как полено,
Заместитель осядет мешком.
Старший менеджер будет пытаться
Безуспешно укрыться в шкафу,
Секретарша предложит отдаться,
Чтоб не ставил ей крестик в графу.
Но сегодня я что-то не в духе
И хочу довести до конца
Отделение котлеты от мухи
И пособника от подлеца.
Ну, что, с-с-суки, зажали зарплату
И опять провели как лоха,
Ну, тогда получайте расплату —
Пулю в глотку. А кто без греха?
Передёрну устало затвором
И скажу в гробовой тишине:
«И так с каждым начальником – вором
Может стать наяву и во сне»!
Мне, конечно, всё это приснилось.
Я по жизни святой херувим.
Только гильза под стол закатилась,
Да и руки по локоть в крови.
– Но потом ты вспоминаешь, что тебе нужно платить проценты по кредиту или делать ремонт в квартире. А в другом месте, может, ещё хуже? И ты дальше тупо тянешь лямку, пока не сдохнешь, или тебя не выкинут на помойку за ненадобностью. И при этом денег хватает только впритык, и работу ненавидишь как школьник младших классов предстоящий диктант. И деться некуда: надо как ослик вечно бежать за морковкой. И вдруг, о, чудо! В один миг из офисного мышонка превращаешься в наследника банкира, из младшего менеджера в козырные тузы. Мне нравится.
– Ну, я рад за тебя, Серафим. И за Витюшу тоже. Приятно в наше нелёгкое время встретить успешных людей.
– Сева, а хочешь, я тебе галстук подарю? Новый, ненадёванный.
– Спасибо, Серафим, подари лучше валенки. В годы революций зимы, почему-то самые лютые.