Читать книгу Адмирал императорского флота 4 - Александр Леонидович Кириллов - Страница 1

Незаметно пролетел очередной год. На фронте дела у России шли неплохо. Русские сухопутные части вели бои в Болгарии, а эскадры Сенявина и Поповкина сражались с турецким флотом на море. Султан, до которого дошло понимание военной слабости своей империи, сделал ряд военных и политических шагов. Теперь на главном военном театре использовались регулярные войска – янычары. Численность турецкой армии уменьшилась, зато поднялась дисциплина и боевая подготовка. С помощью французских специалистов турецкие мастера наладили производство облегчённых пушек. Великий визирь предложил, а султан одобрил новую тактику – турки засели в крепостях и переходили в наступление только в удобном случае. Но наилучший результат могли дать политические интриги, затеянные султаном.

Турецкие дипломаты прибыли в Вену, и глава делегации Муслим-паша получил аудиенцию у императора Священной Римской империи. Вот только правила страной его мать, Мария Терезия, а Иосиф 2-й только учился управлять государством. Поэтому прежде, чем дать ответ, надо было посоветоваться с товарищами и обязательно переговорить с мамашей. Так что турецкая делегация застряла в Вене на несколько дней.

– Такие дела, мама. Как ты считаешь, стоит ли нам общаться с турками?

– Конечно, сын мой! Только за наши услуги мы попросим в три раза больше и аванс.

– Но мы можем проиграть России?

– Сын мой, искусство политической интриги в том и заключается, чтобы создать видимость решимости идти до конца, на самом деле ничего не предпринимая. Войну с Россией мы не будем начинать, но получить с турок преференции просто обязаны. А чтобы наша заявка была весомее, отправь послов в Пруссию. Мы начнём с Фридрихом переговоры о военном союзе, как бы случайно доведя эту информацию до русских дипломатов. Турки войну проиграют, но мы сорвём хороший куш.

На второй встрече стороны заключили конвенцию, по которой Турция обязалась передать Австрии Малую Валахию и уплатить 10 миллионов пиастров, если та дипломатическими либо военными средствами добьётся возвращения туркам всех завоёванных Россией земель. Австрийцы взяли аванс в 3 миллиона и начали разыгрывать свою партию.

Екатерина пребывала в глубокой задумчивости, а посоветоваться было не с кем. Самый разумный её друг и возлюбленный Гриша Потёмкин воевал в Румынии, а Михайлова вообще неизвестно где черти носили. Остальные советники подсказывали вроде бы умные мысли, но слишком легковесные, отчего её терзали сомнения – начнут ли австрийцы и пруссы войну или только пугают. В итоге на очередной ассамблее Сената было решено сворачивать военные действия. Однако теперь турки затянули процесс переговоров, надеясь на помощь германцев. Румянцев прождал пару месяцев, обвинил турок в обмане и боевые действия вспыхнули с новой силой.

У нас были планы, главным из которых была защита своих владений. В ожидании голландской эскадры корабли плавали по региону, совершая стандартные торговые операции. Я побывал в Санта-Фе, дав отчёт вице-королю. В ответ услышал:

– Взбаламутил ты местное болото, братец Алехандро. Теперь жди северных гостей.

– Жду, ваше высокопревосходительство, скорей бы уже.

– Не боишься?

– Нисколько – мы сильнее.

– Мне тут письмецо пришло от твоего патрона в Мадриде, маркиза де Фалькона.

– Что пишет сей благородный гранд?

– Пишет, что король дал тебе звание контр-адмирала испанского флота. Знаешь, что это означает?

– Не очень.

– Это означает, что в случае заварушки тебя призовут под знамёна флота короля Испании.

– А это обязательно?

– Алехандро, всё шутишь. Нехорошие дела творятся в Новой Англии. Дело явно идёт к войне. И, скорее всего, наш король захочет воспользоваться ситуацией, чтобы отщипнуть у британцев кусочек потерянных ранее территорий.

– Ладно, ваше высокопревосходительство, будет война – будем воевать.

Я напряг свою память, пытаясь вспомнить, что там за война намечается, мысленно воскликнув: «Тьфу ты! Как же я запамятовал, что Северо-Американские штаты начнут войну за независимость от Британии. И произойдёт сие событие где-то в этих годах».

Вернувшись в Коро, продолжил заниматься хозяйством. А дела шли: в оружейном и литейном цехах наладили производство стальных тесаков, картечи, чугунных снарядов по форме «овощей», чем увеличили дальность полёта такой болванки по сравнению с круглым ядром. Синтезировать здесь тротил я опасался, а вот фугасные снаряды производить начали. Не делали мы разве что порох, забирая его в боях или приобретая на пороховом заводе в Санта-Фе. Учитывая сильно увеличившийся флот, который ремонтировался в доках Каракаса, Маракайбо и Пунто-Фихо, пришлось на них по всему побережью Испанской Америки вербовать крестьян и горожан из креолов и индейцев. А ещё мои абордажники почернели – я забрал с плантаций две тысячи негров, пожелавших перейти во флот. Теперь эта орава изучала морскую науку, тренировала силу и выносливость, махала тесаками, стреляла из мушкетов и арбалетов, штурмовала стены возводимого в Коро форта. Баркентина и шхуны продолжали совершать плановые рейсы на Канары, привезя оттуда запас тротиловых «овощей», а линкоры несли боевое дежурство в море, ожидая весной эскадру противника.

И вот в апреле 1774 года в Пунто-Фихо прибыла дозорная шхуна, капитан которой сообщил, что у Парамарибо появился большой флот. Был объявлен аврал и через неделю в треугольнике, ограниченном Парагуаном, Арубой и Кюрасао встретились две эскадры. Поскольку флот голландцев насчитывал 12 линейных кораблей и 12 фрегатов, а мы имели в 2 раза меньше, решили не пытаться сохранить корабли противника, чтобы взять на абордаж, а сразу жечь и топить. Построившись привычным ордером в две колонны, сближались с голландцами, избравшими линейную тактику морской баталии. За пять кабельтовых началась пристрелка ядрами из носовых пушек. Голландцев вовсе не смутил тот факт, что мы атакуем с двух сторон. А чего им бояться, ведь первыми шли 100-пушечные линейные корабли, затем 80- и 60-пушечные, а далее в бой вступали фрегаты. Вот только привычные расклады спутали тротиловые и фугасные снаряды, о которых адмиралы и капитаны противника просто не знали. Флагман «Амстердам», получив тротиловые и фугасные снаряды с греческим огнём, потерял ход и горел, напоминая факел. Его вывели из строя на подходе, когда дело ещё не дошло до бортовых залпов, сбив боевой настрой остальных команд.

Сходясь со следующим линкором, узнали, что на вооружении противника имеются брандскугеля – пустотелые металлические ядра, наполненные зажигательной смесью аналогичной нашей. Так что «Юпитер» тоже получил такую бомбу, и теперь матросы бегали, срывая горящие паруса и засыпая палубу песком, благо, ящики с ним стояли на всех судах. Вдруг наши фугасы загорятся от попадания вражеского ядра. Следующего противника мы завалили фугасами, так же выведя из боя. После этого голландцы нарушили линию, атакуя нас эшелонами. Из носовых пушек наши пушкари успевали качественно обстрелять судно противника осколочными и фугасными снарядами, сея смерть на верхней палубе, отчего оно лишалось управления, становясь более лёгкой добычей. Тем не менее, команды даже лишившихся хода кораблей не сдавались, стреляя по нам из пушек и мушкетов. Главное было не попасть под бортовой залп голландского линейного корабля, ибо даже флагманские линкоры с трудом могли его «проглотить». Чтобы вовремя уклониться от такого «подарка» существовали капитан и офицеры, вовремя отдающие команды на манёвры уклонения или упредительные залпы.

В очередной раз исход сражения решили тротиловые снаряды. В какой-то момент наступил перелом и голландцы побежали с поля боя. Принявший командование остатками эскадры голландский адмирал, идущий на 6-м линкоре, оставил заслон из 4-х фрегатов, давая возможность уйти остальным. Корабли расположились к нашим судам бортами и отгружали по нам ядра и бомбы. Капитаны и офицеры всех судов срывали голос, перекрикивая шум выстрелов, отдавая приказы на лавирование и ответный огонь.

Линкоры так же развернулись в линию бортами, вступив в артиллерийскую дуэль, а шхуны ринулись за уходящими кораблями. Мы разнесли заслон, расстреляв фрегаты ядрами, кугелями и книппелями. Сражаясь до последнего, своим подвигом они дали возможность уйти шести линкорам и четырём фрегатам. На поверхности воды держались три потрёпанных линейных корабля и фрегат, а остальные суда догорали или затонули. Нам тоже досталось – пошли на дно два турецких фрегата, был разбит один 60-пушечный линкор, а второй сгорел. И сейчас в море плавали наши и голландские моряки, которые смогли спастись с утонувших или горящих судов. Вокруг кружили почуявшие кровь акулы.

Пока матросы меняли паруса, рубили перебитые мачты, реи и порванный такелаж, чтобы восстановить ходовые качества наших судов, я размышлял над дилеммой, что делать с голландцами? Если бы эти парни согласились служить на моих судах – было бы замечательно. Столько профессиональных моряков заполнили бы все вакансии. Однако гарантировать, что они не захватят корабль, а то и город, я не мог. В Коро или Пунто-Фихо было не так уж много солдат, чтобы подавить восстание нескольких тысяч вооружённых матросов. Так что спасать их я не видел смысла. До ближайшего берега было километров 20, а то и больше, поэтому вряд ли они выживут. С другой стороны, если их раскидать по городкам и использовать на производствах, смысл заморочиться с ними имелся. В итоге отдал приказ и наши матросы стали поднимать на борт всех моряков. Наши раненые в первую очередь, а следом и голландцы оказывались на медосмотре, получая первичную помощь.

К вечеру поднялся обычный в этих широтах ветерок, море заволновалось, набежали тучи, пролившие на землю сильнейший экваториальный ливень. Он погасил огонь и утопил раненых или обессиленных борьбой со стихией голландцев из тех, кого не успели выловить. Утром мы собирали разбросанные волнами корабли, высаживая на них десант. По настилу верхней палубы перекатывались не смытые волнами погибшие матросы, сломанные мачты, пушки, обрывки парусов и прочего такелажа, а на нижних, поболтавшись в шторм на волнах, молились о спасении выжившие матросы и офицеры. Выживших выводили на верхние палубы, где они приступали к уборке судов, раненых сортировали и перевозили на наши корабли, где ими занимались врачи и медбратья, а все потерявшие ход суда брались на буксир.

На следующие сутки эскадра бросила якорь в Пунто-Фихо. После этого я побывал на всех кораблях, где находились пленные голландцы. Везде меня встречали угрюмые, молча ожидающие своей участи люди. Пришлось на каждом судне произнести перед ними речь на голландском языке, чтобы все меня поняли.

– Моим пращуром был голландец Михель Кирк. Несмотря на это, ваши власти выгнали меня из Нидерландов, запретив вести торговлю. В ответ я выгнал голландские власти отсюда. Вы – мои враги и, чтобы мне спокойно жилось, вас надо убить. Но Бог сохранил вам жизни, дав возможность выжить в этой мясорубке. Я также решил дать вам шанс, тем более, вы мои земляки. Я не государство, а частное лицо, поэтому вы не являетесь военнопленными. Отныне все вы – мои рабы, которые будут трудиться на моих плантациях и мануфактурах.

Гул разочарованных голосов пронёсся над стоящей толпой. Я подождал, пока они заткнутся, и продолжил:

– Однако мои рабы живут совсем по иным законам, чем рабы всех остальных рабовладельцев. Это значит, что вы будете получать жалование, жить в своих домах, которые вам построят мои строители, можете заводить семьи и, главное, выкупиться из рабства. Там в лазарете лежат ваши раненые товарищи. Правильнее было бы выбросить их в море, но я буду их лечить, тратить лекарства и еду, пока они не смогут вернуться к нормальной жизни. Где вы видели, чтобы победитель лечил побеждённых? Как живут ваши военнопленные? Скажу больше, я бы с удовольствием определил бы вас на корабли, но не доверяю вам. В общем, моё условие – вы работаете честно, и я не мешаю вам жить. В случае побега одного будет расстреляна вся бригада, сбежите бригадой – расстреляю сотню оставшихся. В случае бунта будут расстреляны все. Если согласны, прошу перейти на эту сторону.

– А кто не согласен?

– Берег Кюрасао в той стороне – плывите. Я отпускаю вас домой.

2 тысячи здоровых и легкораненых моряков были распределены на предприятия: одни расширяли верфь, другие ремонтировали корабли, третьи попали на мануфактуры, четвертые стали строителями, возводя новые цеха и дома для себя и других невольных переселенцев. Порядка двух тысяч раненых по мере выздоровления выписывались из госпиталя и определялись на производства. Калек не бросали на произвол судьбы, пристраивая на доступные им работы.

С момента боя прошёл месяц. В гавань Амстердама входила эскадра из 10 военных кораблей, и капитаны держали ответ перед большим начальством из морского ведомства. В это же время из Пунто-Фихо в море с полными трюмами вышли пять отремонтированных линкоров, направившись в Европу. Мы поднялись к Багамам, обошли Саргассы и, подгоняемые западными ветрами, пересекли океан на широте Шотландии.

Раз шли мимо, решили заглянуть в Глазго. Вдоль берегов было слишком много рифов, отчего пришлось отойти мористее. Вдали виднелся небольшой скалистый островок, на котором лежало «мёртвое» судно. Погода была хорошая, море не штормило, поэтому я приказал спустить паруса и подать шлюпку. Добравшись до берега, матросы полезли на судно, чтобы осмотреть трюмы. Вскоре на палубе корабля появился матрос и просемафорил нам, что судно называется «Новый Глазго». Я переглянулся с Лобовым и на воду спустили вторую шлюпку, на которой на берег прибыл я сам. Осматривая корабль, увидел поломанные мачты, пробитое камнями дно и останки погибших моряков. На палубе лежали изъеденные рачками и птицами трупы нескольких матросов, среди которых находился капитан Барбер. Трюм был заполнен лежащими в лужах воды загнившими и покрытыми плесенью фруктами и мешками с кофе.

– Месяц лежит, а то и больше. Шторм выбросил корабль на остров.

– Маловато матросов.

– Возможно, их смыло в море, когда проспали шторм. Не успели зарифить паруса.

– Похоже. Они поломали мачты, теперь полощась на ветру серыми обрывками, а неуправляемое судно волны выбросили на берег.

Вернувшись на наше судно, десяток моряков произвели залп из мушкетов, отдавая дань памяти моим старым знакомым, а затем эскадра продолжила свой путь. Собственно говоря, только я был близко знаком с этим капитаном, проведя полгода на одном корабле. Для остальных моих спутников это были совершенно чужие люди. Когда-то Голицын и компания тоже хорошо знали Барбера, но сейчас, скорее всего, забыли о его существовании. Ведь и я за прошедшие годы практически забыл о бывших гардемаринах, с которыми оказался в том плавании. Затем бросили якоря в гавани Ланкастера. «Коттон филдс» работала как часы: в цеха были набраны новые мастера и ученики, закуплены новые станки и прочее оборудование. Я привёз столько хлопка-сырца, что Кэролл обалдел от такого количества. Фабрика часть продукции продавала, а часть шила по моему заказу, так что управляющему не надо было думать, куда продавать товар. После побывали в Голуэйе, Лондоне и Антверпене. Дела у Донуля тоже шли замечательно. Мужик разбогател на моих поставках драгоценных камней, а вместе с ним богател и я.

Пройдя мимо берегов Голландии, в конце мая корабли входили в порт Петербурга. В выкупленной мной когда-то, а ныне заброшенной деревне, нас дожидался караван, который привели Маша, Альбер и Федот. Мария осталась у родителей, где я её и нашёл. Она рассказала, что прошёл первый выпуск в морском училище и юный мичман Александр Ростовцев ходит на фрегате капитана Поповкина, поучаствовав в морских баталиях с турками. Суда остались в столице. Все привезённые караваном снаряды, прялки «Дженни», сельхозинструмент, десятка два «михайловок» и прочие заказанные изделия погрузили на корабли. Я же сдал на императорскую мануфактуру обработанные драгкамни, Шевин с тыловиками занимался распродажей карибского и таганрогского товара, а Шубян объезжал окрестные города и деревни, покупая выставленных на продажу крепостных.

Записавшись вместе с Марией на приём, довольно быстро был принят императрицей. Ныне Екатерина чувствовала себя на престоле весьма уверенно.

Она по-матерински обняла меня и троекратно поцеловала, а затем молвила:

– Наконец-то блудный сын появился. Читала реляцию Спиридова о разорении тобой Бизерты и Триполи, а также о битве с берберийцами и спасении наших моряков с "Архангельска" и "Полтавы".

– Было дело, когда корабли тунисцев да алжирцев на дно пустили. А ещё, матушка-императрица, пощипал голландцев в Новом Свете.

– Так это ты разорил нидерландские колонии? Дипломаты весь прошлый год трезвонили об испанском графе, который грабит города и топит корабли голландцев.

– Я и есть тот самый испанский граф.

– Рассказывай, друг, как всё произошло.

– А всё это произошло благодаря жадным голландским торгашам, двум девицам и моим офицерам, ставших их мужьями, из-за которых мы совершили первое путешествие ради получения родительского благословения, а скоро отправимся в Индию за вторым.

– Нет, дружочек, это дело длинное, так что ныне приходи ко мне на кофий, там и расскажешь.

Вечером я был на домашнем приёме у Екатерины, где рассказывал байки о злых пиратах, с которыми нам пришлось столкнуться. Пришёл и Павел с супругой. Ныне это был молодой человек, всё сильнее восхищающийся немецкими порядками, в голове которого зрели свои планы по управлению страной. Его молодая жена, Вильгельмина Гессен-Дармштадская, оказалась весьма норовистой дамой и теперь напоказ командовала влюблённым в неё юношей. Я осмотрел эту мамзель, сделал свои умозаключения и предпочёл общаться с Павлом, своей Марией, императрицей и парочкой присутствующих камер-фрейлин.

В тот же вечер я обратился к императрице с просьбой:

– Ваше величество, нерешённая проблемка у меня осталась. И сейчас она может всплыть снова.

– Что за проблемы, которые ты, Александр, решить не можешь?

– Решить могу, но хочется всё по закону сделать.

– Расскажи. Кстати, Панин докладывал, что затаил Едич-хан на тебя обиду великую. Что произошло между вами?

– Надоел он своими набегами, так я взял и разграбил Болу-сарай. Вот только хан сбежал. Благодарю, ваше величество, что предупредила меня. Видать, придётся завершить дело.

– Заверши, Саша, да так, чтобы самому живым остаться. Ты – человек разумный, и мне ещё в делах государственных понадобишься. В июле отправила Гришу на мирный конгресс в Фокшаны как полномочного представителя, так в своей миссии он потерпел полную неудачу.

– Что так?

– Как говорит Панин, отчасти из-за упрямства османов, а отчасти по вине собственного буйного нрава. Пришлось заменить его младшим братом Алексеем. А ныне и вовсе со службы уволила. Пусть годик за границей отдохнёт для поправления здоровья.

Я сделал себе пометку, что Гриша Орлов вышел в тираж. Должность он занимал большую, являясь начальником всей артиллерии в Российской империи, но его звезда закатилась. Тем не менее, я решил вернуть разговор к интересующей меня теме:

– Екатерина Алексеевна, был у меня когда-то конфликт с контр-адмиралами Дащевым и Корминым.

– Чего о них вспомнил? Вроде бы всё для тебя к лучшему решилось?

– Дело не в них, а в том, кто за ними стоял. Пусть Павел в моём присутствии поспрашивает обоих о тех делах. Один раз обманули наследника по малолетству, так пора напомнить. Попали бы под моё командование, я бы на них управу быстро нашёл бы.

– Злой ты, Саша, злой.

– Иначе нельзя – око за око, зуб за зуб. Тем более, идёт война и требуется дознаться, в интересах какого государства работал их хозяин.

Зато Павлуша заинтересовался, откуда у этого дела «ноги растут». В конце вечера императрица проговорила:

– Александр, дело идёт к заключению мира.

– Да, ваше величество, дела у турок неважны.

– Граф Александр, ныне учёные мужи собираются на мирные переговоры и через неделю отправятся. Инструкции Потемкину и Румянцеву я дам, а чего больше вытребуете, так все будет на пользу государства. Так что желаю, чтобы и ты отправился на переговоры.

– Слушаюсь.

На следующий день вице-адмирал Дащев и контр-адмирал Кормин стояли в кабинете президента Адмиралтейств-коллегии Павла Романова. Там присутствовал и я. Цесаревич прокашлялся и задал вопрос:

– Адмиралы, узнаёте ли вы этого господина?

– Конечно, ваше высочество, это контр-адмирал Михайлов.

– Отменно. А теперь у меня к вам есть вопрос. От вашего ответа будет зависеть, где вы продолжите службу.

– Слушаем вас, ваше высочество.

– Расскажите мне о делах минувших. Утаите что – отправитесь на Дон под начало Михайлова, а если всё, как на духу расскажите, останетесь на своём месте. А теперь внимание – вопрос! Почему во время проверки вы пытались снять матросов с кораблей на берег, а капитана Михайлова отстранить от командования кораблём? Кто вам дал такие указания? Скажу вам, что подготовленные Михайловым матросы у Сенявина на равных с турком сражаются, а новички корабли топят. Извольте отвечать, господа. Начнём со старшего по званию.

Оба рассказали об адмирале Сечине, вспомнив его оговорки по поводу британцев. Всплыла фамилия Локарта. Пришлось через министерство иностранных дел выяснять, кто это такой и где он сейчас. К сожалению, бывший управляющий представительством "Московской торговой компании" давно уехал в Британию. Зато Павел взялся за Сечина, обвинив того в развале русского флота в английских интересах. В общем, сегодня он говорил мои вчерашние слова, только от своего имени. Сечин всё отрицал. По моему совету была устроена очная ставка с Корминым и Дащевым, во время которой Кормин в лицо Сечину бросил обвинение в том, что результаты той проверки были сфабрикованы по его указанию.

Павел был зол, что адмирал водил его за нос, а я подливал масла в огонь, обвиняя Сечина в том, что он обманывает наследника и за деньги шпионит в интересах Британии. В итоге наследник снял того с должности и назначил расследование. Выслушав сына, императрица долго не мудрила, а приказала отдать Сечина под трибунал. Его осудили, лишили звания и выслали из столицы в имение. Встретившись на следующий день в коридоре Адмиралтейства с обоими адмиралами, я произнёс:

– Со мной дружить надо, а иначе в Сибири сгною. Всё ясно?

– Так точно, господин контр-адмирал.

В субботу отправился к Ростовцевым, беседуя за обедом:

– Да, братец Александр, устал я от дел ратных, как-никак седьмой десяток идёт. Война закончится и подам в отставку.

– Да, быстро время пробежало. Казалось, недавно познакомились, а с тех пор уже двадцать лет минуло. Приезжайте к нам, поживёте лето, отдохнёте, а там и совсем переберётесь. Марии я поручил контролировать постройку большого дома.

– Маша рассказала. Вот война закончится, так с супругой к вам и приедем.

Через неделю делегация вместе со мной убыла в деревню Кайнарджи, где русская и турецкая делегации сидели за столом переговоров, ожидая инструкций из столиц. Нашу делегацию возглавлял Румянцев. Он был ограничен указаниями из Петербурга, к тому же не терпел посягательств на свой авторитет, так что слушал подсказчиков «в пол уха». Австрийские дипломаты – молодцы, чётко отработали взятые деньги, шантажируя нашу императрицу угрозой новой войны. Как большинство сановников, я делал умное лицо, являясь больше свидетелем, чем участником процесса. Так что воевали мы, воевали, а в итоге пришлось вернуть практически все завоёванные земли: Крым, Таврию, Молдавию, Румынию и половину Болгарии.

Из приобретений к России отошли Керчь, Ене-Кале, Азов и Кинбурн, а так же земли по берегам Днепра от столицы Новороссии, города Кременчуга, до крепости Кинбурн на Чёрном море. Единственное, где мне удалось вставить свои «пять копеек», это убедить Румянцева настаивать на передаче России Хан-Кале с прилегающими территориями. В итоге Таманский полуостров стал нашим. Теперь вход в Керченский пролив был полностью нам подконтролен. Ещё Румянцев включил в договор право беспрепятственно прохода русских судов в Средиземное море.

Крымское ханство, Едисанская, Джамбойлукская и Едичкульская орды получили независимость от Оттоманской Порты. Теперь они продолжат разорять Россию как независимые образования. Впрочем, крымское посольство тут же отправилось в Константинополь, вновь принеся султану вассальную клятву. А Румянцеву пришлось урегулировать территориальные вопросы с расположенной на Днепре Запорожской Сечью.

Пока находился в Кайнарджи, много общался с Потёмкиным и Алексеем Орловым об обустройстве южных рубежей России. Несмотря на достигнутые в результате мирных переговоров ничтожные завоевания, императрица присвоила Румянцеву титул графа Задунайского, а многие командующие также были обласканы званиями и наградами. Откровенно говоря, Румянцев заслужил этот титул, и не его вина в том, что высокородное окружение убедило Катю подписать такой договор. Ливень наград и званий пролился на офицеров Азовской флотилии и средиземноморской эскадры, а Поповкин, Лобов, Невов и Медакин стали капитан-командорами. Императрица лично наградила героев заморских баталий, включая героических женихов Шубяна и Шевина. Меня же одарили орденом "Святого Георгия" 2-й степени. В свободное время вместе с Марией занимались продолжением рода – женщине захотелось зачать ещё одного ребёнка именно в столице. Гуляя по городу, в лавках столичных ювелиров накупил своим дамам и дочерям симпатичные наборы украшений и наряды по столичной моде.

За лето суда прошли техобслуживание на верфи Кронштадта, где докеры и корабельные матросы чистили днища от бентоса, меняли повреждённые доски шпангоута и шпаклевали борта просмолённой пенькой. Пока я на юге заключал мир, баталёры объехали дальние окрестности, прикупив северного товара для моих мануфактур и 4 тысячи крепостных, побывав в Ревеле, Выборге, городах на Ладожском озере. В конце лета в Таганрог отправился пеший караван, а через месяц в море вышли корабли. Шевин и Шубян жили в каютах со своими дамами, которые помогали им в учёте корабельных запасов. Иногда барышни заглядывали на камбуз проверить, как наш кок с помощниками колдовал над завтраком, обедом и ужином на две тысячи человек. Мужчины проинформировали Хелен и Риту, что примерная жена должна уметь готовить, вот они и знакомились с процессом.

Большинство купленных юношей и мужчин были определены в матросы, так что на всех судах унтера и боцманы приступили к подготовке будущих моряков. Поскольку с караваном прибыл Донуль-младший, имея усовершенствованное механиками гранильное оборудование, мы зашли в Антверпен. Донуль-старший успешно расширял производство, нанимая мастеров и подмастерьев. Я оставил ему купленные уральские самоцветы, а Димитри – гранильное оборудование. Пока решали дела с огранщиком, Шевин отправился в Лондон и договорился с Паскалем Паоли об очередной тайной встрече. Поскольку мы стали заниматься контрабандой, имея с прошлого захода образец печатей контрольных органов порта Саутенд, петербургские мастера сделали мне фальшивые печати. Теперь буду штамповать их на «левые» купчие и коносаменты, чтобы у Паоли не было проблем. Так что на эту партию контрабандного товара мы оформили купчую, на которой впервые стоял петербургский штамп Саутендской таможни об уплате пошлин. Клемент рассчитался со мной за проданный прошлогодний товар, отдав несколько тысяч фунтов и забрал новый. Под мой заказ он привёз 500 английских мушкетов с боеприпасом.

На Канарах, в Танжере и Кадисе докупили южного товара, к декабрю вернувшись в Таганрог. Дома прошла раздача подарков. Здесь я не был три года, поэтому с радостью и лёгким сожалением, что не был рядом, смотрел на подросших детей. Дочери учились в школе или пансионе, а сыновья в школе и на морском факультете. Я был рад тому, что они получают правильное воспитание, но сожалел, что пропустил много времени, когда у детей формировался характер. Не знаю, как товарищи, а я ловил момент и проводил вечера с семьёй, ночами работая со своими барышнями над «новыми Михайловыми».

Все привезённые приказы Адмиралтейства сдал в канцелярию морского штаба в Ростове, отчего вскоре вся флотилия отмечала новые звания и полученные награды. Поповкин в боях потерял два фрегата, принадлежащих товариществу, и я несколько кораблей. Сенявин заявил, что в казне денег нет, поэтому их потерю нам не компенсировали. Я не стал наводить суету, тем более, к лету должны были войти в строй голландские фрегат и линкоры: два 100-пушечных, один 80-пушечный, а так же один турецкий 60-пушечный.

В мае на морском факультете училища ожидался второй выпуск кадетов, которые будут распределены на суда торговой эскадры. По этой причине офицеры гоняли две тысячи русских крепостных из новых наборов, креолов и негров. А ещё требовалось подготовить к переселению в Новый Свет семьи моряков и мастеров, изъявивших желание жить и работать в тёплых странах. Естественно, что формировали необходимые для переселенцев грузы.

После подписания мира и открытия турками проливов снова заработало транспортное предприятие "Золотой рог" и корабли под турецким торговым флагом вновь бороздили просторы Средиземноморья, покупая и продавая товар. Мы восстановили постоянные связи с османскими и европейскими партнёрами. Что касалось моих производств, то в Таганроге заложили новые корпуса металлургического завода и текстильных мануфактур, отчего в будущем потребуется больше железа и прочего сырья.