Читать книгу Исповедь проповедника - Александр Михайлов - Страница 5

ИСПОВЕДЬ ПРОПОВЕДНИКА
До кризиса

Оглавление

Вообще кризис – это переход, перелом, переворот, когда все вроде есть, но чего-то не хватает, либо когда все заходит в тупик. По меткому выражению основоположника «верхи не могут, а низы не хотят». Острословы весьма удачно применили этот тезис к интимной жизни, когда становится необходимым вносить в нее радикальные изменения.

Для наиболее любимого мной человека, то есть для себя, тупиковая ситуация пока еще никогда не наступала, а смена места жительства, работы, вида деятельности и тем более круга общения не более чем смена времен года или даже погоды. То есть мне достались именно те переживания, когда все есть, но чего-то не хватает, образно выражаясь, чего-то хочу, а кого – не знаю, а кого знаю – не хочу.

От подобных кризисов не застрахован никто, главное сначала до него дожить, а затем как-то пережить. Не знаю, хорошо это или плохо, но это есть и никуда от этого не деться. Меня вот он тоже накрыл, вконец извел своей простотой, и через некоторое время оставил. Естественно, что это запомнилось.

Вроде ничего особенного – и солнце такое же, и рыба все в той же речке, и женщины те же, даже пиво не изменилось, а что-то не так. Что же произошло? Появилась тоска. Тоска по непонятно чему, но чему-то или уходящему безвозвратно, или скорее даже еще не появившемуся.

И откуда все это черти взяли, ведь никакого кризиса и никакой тоски ничто не предвещало. Хоть мне уже довольно много лет и активная жизнь к этому возрасту статистически заканчивается, я считал себя в расцвете сил и здоровья. Рост 176, вес чуть больше ста. Не сказать, что я толстый, скорее плотный, или даже атлетически сложенный, хотя особо рельефной мускулатуры и нет. Она у меня азиатского типа, вроде статуй Будды. В двадцать лет было 70, к тридцати пяти стало 80. Окабанел я в 39 после травмы позвоночника. Травма немножко опустила с небес на землю, но пережил. Вес при этом поднялся до 90, а постепенно дошел до 95.

Вот в этом весе я почувствовал себя по-настоящему комфортно. А потом опять травма, вес резко упал, а потом также резко поднялся и зашкалил за 100, примерно 102—104. Таскать такое на себе некоторое время было тяжело, потом постепенно привык. Кроме того, это если взвешиваться в повседневности. А если после тренировки и бани, то где-то не больше 100. Последняя же травма веса совсем не прибавила. Видимо все. Далее, если со здоровьем будет все в порядке, буду постепенно усыхать.

В среднем такое соотношение роста и веса не совсем хорошо. Но это с одной стороны. С другой же стал устойчивее стоять на ногах. При этом все, что было раньше, в разумных пределах почти сохранилось. То есть, хоть уже и не мог сделать переднее сальто и даже подъем разгибом, но заехать по голове круговым ударом ноги еще мог. И никакого особого живота и всего сопутствующего – подтянутый, с развитой мускулатурой. Просто видимо сама кость потяжелела.

Я скорее симпатичный. По-прежнему яркие губы и блестящие глаза, прямой взгляд, точные движения и осанка спортсмена, пусть и бывшего.

Добавить к внешности уместно прическу. Прическа моя бритый ежик, лысый кактус, кожаная голова. Это не дань моде, просто так оказалось наиболее удобно. Изначально волосы были очень хорошие. Густые, с каштановым отливом и росли быстро. Конечно же, я носил длинную прическу. В середине девяностых даже хвост отрастил. Но вот потом как-то резко они поседели. По прежнему остались густые, и расти медленнее не стали, только изменившийся цвет мне совсем не нравился.

Естественно, что если длинная пакля не впечатляет, то стал стричь все короче и короче. Потом надоело часто ходить в парикмахерскую, купил машинку и стал стричься сам. Как-то запустил свой ежик, дней десять не стригся и машинка на нем просто сломалась. Оставлять недостриженные клоки или клока не хотелось, поэтому просто сбрил все оставшееся. Оказалось, что так даже лучше, а из окружающих никто и не заметил, что я побрит, а не пострижен. Это судьба. Теперь брею голову одновременно со щетиной. Красота, никаких проблем. Прическа, можно сказать, эволюционным путем доведена до совершенства.

В торговом центре однажды наткнулся на молодую продавщицу. В общем-то, ничего особенного, только прическа для девушки нестандартная – стриженая машинкой налысо. Не могу сказать, что она мне была нужна, просто было очень интересно в принципе, как до жизни такой доходят молодые девушки.

Помню, меня так постригли лет в шесть, говорили, что в целях профилактики. В армии я даже на сто дней до приказа стричься налысо не стал. А если я сейчас и лысый, так это прическа, как я уже говорил, доведена до совершенства эволюционным путем. На вопрос, как это она так сподобилась, девушка ответила, что вот захотелось и все. Да и ответила как-то косноязычно. Видно, послать по известному адресу из трех букв было бы для нее более естественным, чем объяснить ход мыслей.

Месяца через три я опять туда заглянул. Однако не судьба, девушка хоть и была на месте, но с прической отросший ежик. Она больше налысо не стриглась. А интереса к ней как таковой как не было раньше, так тем более не появилось и сейчас.

Что еще. Работать продолжал преподавателем. Иногда работал и со студентами, но все больше на краткосрочных бухгалтерских курсах. Университет хоть и организовал эти курсы для переподготовки специалистов, но учились все желающие, в основном женщины. Причем разного возраста, что создавало питательную среду для знакомств. Оно ведь всегда так, то хочется полета молодости, или даже «пыльцы девственности», то зрелый плод кажется слаще.

Зачем человек вообще живет. Вот конкретно «Я» – для чего я живу. Честное слово, не знаю. Но, по крайней мере, неправильно категорично утверждать, что без меня было бы все лучше. Ведь даже чья-то заведомая «лучшесть» и то нуждается в сравнении. Может, как раз наоборот, я нужен именно для того, чтобы не было другого, более худшего. Я необходим в определенный момент, а потом, когда необходимость отпадает, от меня можно оттолкнуться и идти дальше.

На чем-то ином и не настаиваю, меня вполне устраивает. Можно даже считать, что в этом мое предназначение. Не зря я по натуре если преподаватель, то именно краткосрочных курсов. Если же писатель – то публицист, пишущий «на злобу дня», а не романист или фантаст, где «здесь и сейчас» не очень важно. А если консультант – то по конкретному кругу вопросов, а не на все случаи жизни. Помру я, видимо, всеми брошенный, под забором. Но все равно я был, есть и буду сам по себе, полностью самодостаточный, насколько это возможно.

У меня всегда было чувство, что я иду вперед по коридору. Если оступаюсь вниз – меня вытаскивают назад и не дают утонуть, если взлетаю вверх – опускают вниз. Вся моя свобода внутри жестких рамок. Стоит заработать больше денег – сразу соблазны увеличиваются, деньги утекают в никуда, а новых не появляется. Разве что прожиточный минимум остается.

Стоит появиться эффекту от тренировок – случается травма или болезнь. Но опять же, от болезни дается лекарство, а травма заживает. Как будто идешь по коридору, ну и иди себе. Шаг влево, шаг вправо – регулируется. Достижения пошли – назад, не высовывайся. Напасти свалились – вытащим.

Однажды, перед вступлением в должность преподавателя одного из вузов, со мной беседовала главная кадровичка. На ее вопрос о хобби я начал рассказывать о физической подготовке. Однако тетка меня прервала важным, видимо с ее точки зрения замечанием, что физкультура не хобби, не развлечение, и не роскошь, а суровая необходимость.

Надо прямо сказать, что если бег трусцой по утрам хоть с натяжкой, но все-таки можно назвать необходимостью, то вот жажду молотить руками и ногами по деревьям в парке нуждой не назовешь. Ведь мы цивилизованные горожане, а не жертвы произвола средневекового сегуната.

Это там, чтобы крестьянину замочить вооруженного до зубов самурая, нужно было сделать это с одного удара рукой или ногой. Такой удар, соответственно, надо было ставить. Для этого бить по деревьям – самое то. А нам-то зачем, кроме как для души. Не возразил, поскольку с похмелья и язык и мозги с трудом ворочались. А кроме физухи, что могло быть у меня еще – конечно же рыбалка. На том кадровичка удовлетворилась.

Но я не фанат рыбалки. Я скорее участник процесса, созерцатель. Я доночник. Это значит, забрасываю несколько донок и жду, когда звякнет колокольчик. А сам смотрю на окрестности, о чем-то мечтаю. Если бы нравился процесс вываживания рыбы, то можно было бы ловить на платном водоеме. Это же ведь недорого.

Не хочется. Я созерцатель, а не борец. Рыбалка для меня, скорее всего, просто предлог побыть около воды для смены хода мыслей. Это как фон, как художник грунтует холст, перед тем как написать картину. Так и я создаю определенный фон для размышлений.

Когда рыбалка активная, на спиннинг там или на тот же поплавок, то приходится на ней сосредоточиваться. Это нечто вроде медитативного транса, почти как дзэн, то есть не до окрестностей и отвлеченных размышлений.

Про себя – доночника, я даже стих сочинил. Ну не стих, скорее слоган, и не сочинил, а перефразировал. Вот:

– Настоящий донколов – весел, молод и здоров.

– Если кто-то не таков – он любитель поплавков.

Нет, конечно же, есть и помимо рыбалки еще увлечения. Мне нравится читать. А еще нравится исследовать окрестности. Причем не достопримечательности, развлекательные или присутственные места, а скверы, парки, водоемы и просто дорожки и тропинки.

В одной телепередаче ведущие задавали всем гостям один вопрос – на каких трех китах строится ваша жизнь. Понятно, что день за днем, от рождения до смерти, цель у нас одна – коммунизм, тысячелетнее царство и крах империализма. Но ведь требуют настойчиво чего-то понятного всем. Поэтому в основном гости называли работу, семью и прочие личные обязаловки.

Помню из юности ситуацию. Я поступал в университет и познакомился там с девушкой из приемной комиссии – студенткой второкурсницей. Мы приглянулись друг другу и старались по возможности не расставаться вообще, по крайней мере, пока шли экзамены.

Как-то стояли в холле у большого зеркала и играли в игру на выдержку. Мы по очереди подходили к зеркалу и как можно серьезнее и пафоснее говорили:

– Красивее меня нет на свете, кому я достанусь?

Надо сказать, что у обоих получалось хорошо. А потом правила изменили. Мы одновременно должны были назвать три наиболее близкие и любимые вещи, предмета, понятия.

– Давай вместе, три – четыре…!

– Белье, цветы, косметика – мгновенно и без запинки сказала она.

– Рыбалка, баня, спортзал – одновременно выдал я.

Повторяю, что мы специально не готовились, все выплеснулось спонтанно, как зачастую бывает со спермой при первой близости, или после долгого перерыва. К чему это все. Прошло много лет, но приоритеты по существу остались. Только теперь я могу их не просто обозначить, а классифицировать.

Что же, вот мои киты: душевное равновесие, творческая реализация, физическое здоровье.

Душевное равновесие – это когда за душу ничего не тянет, когда хоть и хочется лучше, но и так хорошо, когда нет вот этого неотвратимого «надо». Идет все ни шатко, ни валко и, слава Богу. Чтобы так и было, кроме отсутствия неожиданных проблем, мне надо какой-то стабильный или периодический доход, позволяющий жить без долгов в минимуме.

Также для общения и близости мне нужна женщина. И, конечно же, рыбалка, литература, фильмы, пешие прогулки по окрестностям. И разумеется, работа с текстом, для чего просто необходимо периодическое и достаточно частое одиночество.

Творческая реализация для меня состоит в наличии возможности писать и говорить. Работа над учебниками, всякие программы для курсов, методички, художественные или философские книги и рассказы, просто записи мыслей, эмоций, случаев хотя бы в «стол», возможность преподавать или выступать с лекциями и проповедями. Это же должно давать периодический минимальный доход, который позволял бы оплачивать тренировки, рыбалку, алкоголь, общение с женщиной и вообще ничегонеделание на диване.

Физическое здоровье сейчас можно объединить в понятие «кроссфит», как комплексную систему физического тренинга, дающую возможность поддерживать собственное общее физическое состояние на желаемом уровне, но без особых конкретных достижений. Для меня сюда входят железки и тренажеры для атлетической гимнастики, длинный боксерский мешок для ударов руками и ногами по всем уровням, баня или сауна, солярий или пляж, может быть бассейн или речка.

Родился я слабым, рахитичным, с нарушенной координацией движений и замедленностью роста. В классе по существу, не считая клинических исключений, был самым слабым и не способным ни играть в спортивные игры, типа волейбола, футбола или пионербола, ни тем более выполнять обязательные школьные нормативы.

Поэтому тренировка для меня – это поддержание минимального физического уровня. Я тренируюсь не для достижения результата, а для поддержания прожиточного минимума. Если перестану, то через год, или с учетом набранного багажа через пару лет, а может и ранее, тело начнет разваливаться. Так что мои тренировки – это не приятное времяпровождение – это медицинская процедура, физиотерапия. Тренировки пятнадцать – двадцать раз в месяц в зале кроссфита по часу – полтора, и столько же раз дома на боксерском мешке от получаса до часа.

Вот это моя жизнь, больше ничего не надо, желательно еще, чтобы и кроссфит, и работа, и рыбалка, и магазины и присутственные места были как можно ближе к дому. И выходить из дома, кроме кроссфита, не более раза в день. И жить в оживленном районе в центре, чтобы не наталкиваться на одни и те же лица.

Бывают, конечно же, отклонения во все стороны, образно выражаясь, от великого поста до медового месяца, но потом я все равно возвращаюсь к своему образу жизни. Как выразился апостол Петр, вымытая свинья всегда возвращается валяться в грязи.

@

В творческом плане я пишу тексты. Плохо, или хорошо – вопрос второй. Но именно творю новый текст. При этом я не стратег, а тактик. Я пишу о том, что вижу, о чем думаю. Мне сложно придумать что-то путное из ничего, как это делается, к примеру, в жанре «фэнтези». Но при этом описываю не столько хронику происшествий, сколько размышления на тему «почему» или «зачем». Поэтому все мои труды можно назвать публицистикой или эссе. И даже то, что написано на узкопрофессиональные темы, написано скорее как публицистика, чем как учебник или инструкция.

Или же, это во многом похоже, как разъяснительная проповедь. Ведь проповедь – это всего лишь публичное выступление священника, содержащее разъяснение вероучения или рекомендации по поведению. А согласно Библии, все верующие – священники, а все церковные чиновники узурпаторы.

То есть функции проповедника я имею полное право выполнять. Сама же проповедь чаще всего выглядит следующим образом: берется библейский текст или сюжет, или даже просто случай из жизни и далее приводятся рассуждения на данную тему.

Глобальные темы меня не привлекают. Мне кажется, что рассуждать на тему обустройства государства в целом похоже на рассуждения о любви к австралийским аборигенам или антарктическим пингвинам. Они где-то далеко, любить их труда не составляет, это вам не сосед храпящий.

Дошел я до жизни такой далеко не сразу. Литературными способностями в детстве и юности я не отличался, мог достаточно хорошо говорить, но писать даже не пытался. Школьные сочинения не в счет – это была обязаловка, контролируемая почти поголовно дебильными учителями, за свои никчемные жизни не написавшими самостоятельно ни строчки.

Разве что в армии несколько раз выпускал стенгазету, именуемую «боевой листок». К сожалению, там почти все представляло собой ура – патриотизм и живые мысли удавалось пропихнуть редко. Но если получалось, то в такие моменты я на некоторое время становился местной знаменитостью.

Меня несколько раз переводили из части в часть, однако кличка «философ» следовала за мной как приклеенная. А несколько разных армейских замполитов в разные периоды службы советовали не пытаться остаться в армии, как планировалось, а бежать из нее как можно быстрее и поступать на философский.

Когда стал юрисконсультом, то по существу первым аналитическим заданием руководства было составить инструкцию по оплате труда совместителей. Как ни странно, получилось. По проторенной тропе стал в дальнейшем интенсивно и успешно писать всякого рода приказы, уставы, положения, обоснования и прочие деловые бумаги. Причем и по должности и на заказ.

Но это все было не то. Практически, не считая заметок в стенгазеты и деловых бумаг, я начал писать в середине девяностых, когда взялся записывать свои преподавательские лекции, чтобы на занятиях лишний раз не напрягаться. А ближе к концу девяностых, когда записей стало довольно много, на глаза попалась реклама – приглашались авторы по бухгалтерским вопросам. Мелькнула мысль, если автор не я, то кто же?

Ноги в руки и рысью в издательство. Приняли, уж не знаю почему, с распростертыми объятиями, назвали писателем, дали аванс, я окрыленный быстро все перепечатал, отредактировал, сдал, получил довольно большой гонорар и обещание скорого издания. Прошло полгода, издания все не было, мы с главным редактором насмерть поругались.

Потом несколько моих учениц в разное время показывали мне мое творение и говорили, что написано очень хорошо и что лучше учебника они не видели. Таким, не совсем прямым путем, появился мой первый печатный труд – практическое пособие «Краткий курс бухгалтерского учета».

Примерно в то же время я стал печататься в местных газетах, несколько раз в известной общероссийской газете и специализированном журнале. Склонность к художественной прозе проявилась несколько позже. Я написал довольно много рассказов. Но в стол, никому, кроме некоторых особо близких душой и телом учениц, их не показывал.

В середине нулевых неожиданно позвонил завкафедрой одной из расплодившихся тогда финансово-правовых академий, я уж и забыл, что посылал туда резюме, и предложил принять участие в создании учебника. Я выбрал направление «Бухгалтерский учет при упрощенной системе налогообложения», за лето сделал, учебник быстро издали. Моя часть отличалась от всех как небо от земли, студенты говорили, что только она и имеет ценность во всем учебнике. Так что хоть и с натяжкой, но тоже можно считать это законченной работой, нечто вроде «учебника в сборнике».

Где-то через год конкретно занялся обобщением всего своего преподавательского опыта. Так началась моя книга «Профессия? Главный бухгалтер!».

Вообще о писательстве вопрос интересный. Может быть, я графоман, а совсем не писатель. С этим надо разобраться. Из словарных массивов можно выделить следующие определения:

– Писатель – это создатель литературных произведений.

– Графоман – это создатель литературных произведений при отсутствии способностей.

– Литературное произведение – это оригинальный текст беллетристического, научного, технического либо практического характера, независимо от его ценности или назначения.

Таким образом, писатель от графомана отличается наличием или отсутствием способностей к созданию литературных произведений. А что это значит – иметь способности?

Видимо, основной показатель наличия способностей – это желание писать. По крайней мере, лично я никогда не слышал даже упоминания о том, что что-то путное написано не по желанию. Пусть даже меня заставили писать, чтобы расплатиться с долгами, или нещадно покромсали при издании. Изначально-то был посыл на создание литературного произведения, а все остальное уже после накручивается. А кто тогда судьи? Конечно же, читатели, кому данное произведение адресовано. И уж, разумеется, не редакторы, критики и прочие тому подобные. Ведь написано не для них.

Второй показатель – должно быть хоть что-то написано и опубликовано. Если пишется «в стол», то это не совсем еще писатель. Ведь неизвестно, понравятся читателю результаты его творчества, или нет.

Третий показатель – читать хоть кому-то интересно. И этот кто-то должен быть из тех, кому тема близка и актуальна. Ведь очевидно же, что модельера не заинтересует справочник по электротехнике, как бы он талантливо ни был написан. И любитель детективов не будет восторгаться рассказами о путешествиях. А уж тем более, если писатель состоит в конкурирующей партии, или там писательская бабушка когда—то отвергла читательского дедушку.

Четвертый показатель – это раскрученность. Тут добавить нечего, это показатель скорее менеджерских, но не писательских способностей.

Как же мне добраться до суда, то есть до читателя? Как же мне узнать, писатель я, или графоман. Для этого требуются способности уже не писателя и не графомана, а специалиста по продажам. Создать мало, надо продать. Продавать можно по-разному. От размещения на своем личном сайте и до обязательного включения в школьную программу. Но это уже не относится к литературе. Это бизнес, со всеми его составляющими.

Считается, что творец создает шедевр в молодости, а дальше в зрелости и старости только совершенствует. Если смог вовремя и удачно продать, так еще и стрижет купоны. Не смог продать, так не стрижет. Чаще всего и продавать то особо уже не пытается. Что, собственно говоря, по мне и видно. Результат есть, а вот предметно заняться продажей все никак.

Однако, это проблема скорее не личная, а общественная. Ведь чтобы творить для общества нужно быть им признанным. То есть результаты творчества должны быть соответствующим образом упакованы. Где-то это подпись высокого начальника, где-то реклама, где-то способность оказаться к месту и вовремя.

Поэтому зачастую картины пылятся в мастерской, книги пишутся «в стол», изобретения остаются на бумаге. А значит, творец до этого самого признания должен быть как все, то есть удобным, коммуникабельным, дипломатичным и тому подобным. Не зря многие получают признание только после смерти.

Кстати, а почему не упаковать серость. Да потому, что не пользуется это спросом, как печенье, которое горит, или варенье, на которое даже мухи не садятся. Любой дикарь из мумбы-юмбы отличит шедевр от мазни. Если же и будет что-то пользоваться спросом, так это сама упаковка и харизма продавца, а содержание можно смело выкрасить и выбросить.

Хорошо, что сейчас есть всемирная паутина. Достаточно написать, зарегистрировать авторское право и можно выпускать свои труды в сеть, а если денег с этого получать не планируешь, то не надо оглядываться ни на редакции, ни на издательства. В общем, что написал – то написал.

Исповедь проповедника

Подняться наверх