Читать книгу Исповедь проповедника - Александр Михайлов - Страница 6

Вот с таким багажом я к собственно своему кризису и подошел. Разве что можно добавить, что в очередной раз оказался без работы. Не то, чтобы совсем, но без постоянной точно. Остались периодические группы учащихся. Они то были, то нет, и хоть платили за них довольно хорошо, но без постоянства все это оставалось случайным заработком. Так можно было жить лично, но о семье и домашнем хозяйстве можно было только мечтать. Хорошо, что мне это не нужно и на такие темы даже и не мечтается.

Как раз началась весна. Это ведь зима у нас каждый год начинается неожиданно, а вот весну приходится ждать. Не люблю зиму. Точнее, не люблю мороз и снег. Мороз потому, что мерзнут руки, надо обязательно держать их в карманах или надевать перчатки. Нести тяжелую сумку в такой момент – вообще проблема. А если сумки в обеих руках – хоть волком вой. Снег сам по себе замечателен, только вот когда нападает от души, то некомфортно по нему идти, и когда тает – тоже некомфортно, к тому же ноги промокают, а на дороге сплошная слякоть.

Я люблю два времени года – весну и осень. Весна в моем понимании начинается тогда, когда снег уже растаивает, на земле появляется мать-и-мачеха, а на деревьях первые подобия листиков. А кончается весна, когда отцветают черемуха, сирень, вишни и яблони.

Иногда, когда весна ранняя, к ним присоединяется еще и ландыш. В основном же ландыш цветет в конце мая, для меня уже летом и ближе он не к вишне, а к липе, которая зацветает именно летом. А еще, начало весны совпадает с началом клева уклейки. И соответственно заканчивается, когда вода в реке прогревается, и уклейка клевать перестает.

А еще лучше осень, не когда все расцветает, а напротив, когда все увядает. Это примерно с середины сентября, когда начинают желтеть береза и лоза, и до конца ноября, когда все листья уже опадут, а точнее, до выпада снега и постоянных морозов. Пока же снег не выпал, а температура где-то около нуля, для меня все еще продолжается осень. Осень – это возможность доночной рыбалки днем.

Лето же для меня – это всего лишь загар на солнышке и ночная доночная рыбалка. А зима, в частности, когда снег уже постоянно – это время, которое просто надо пережить. Таким образом, я люблю те времена года, когда возможна летняя рыбалка без особого экстрима и днем. Я имею в виду, без предопределенного экстрима, то есть если выпал снег, если он интенсивно тает, если температура близка к нулю и ниже. Но если там сильный дождь, или низкое давление, или порыв северного ветра – это разовые факторы – как начались, так и закончатся, не сегодня, так завтра.

В общем, до следующей неожиданной зимы снег и морозы ушли в прошлое, но вместе с весной первой ласточкой нарисовался мой незабвенный религиозный кризис. Тогда же, как раз вместе с зимой закончились и Оля и Лариса. Лариса та самая, с которой я познакомился после разрыва с Аней.

Периодические Анины пропадания на несколько дней, последующее появление под утро совершенно пьяной, в слезах и соплях, скучающая по ней и при этом вечно лежащая под ногами ее собака – все это достало вконец. Я устал, и после очередного ее пьяного явления под утро просто подождал, пока проспится, и выгнал. Я все-таки сделал этот шаг, не смотря на умопомрачительный секс в любое время и в любом ее состоянии. И после нее вот как раньше было все, так сейчас сразу нет ничего, сухостой. То есть Лариса просто заняла временно пустовавшее место. Что называется, хоть шерсти клок.

Оля появилась позже Ларисы и ушла раньше. Помню, как войдя в учебный отдел института, я увидел заоблачной красоты и ухоженности молодую женщину. Похожую на «Чегемскую Кармэн» Анну Самохину в ее лучшей форме. Только еще лучше. Выразительные глаза в половину лица, высокие налитые сиськи, маленькая круглая попа, можно сказать европейский вариант представления о женской красоте, евростандарт. Кукла Барби, только в местном исполнении. То есть еще и относительно умная, хотя и без повышенного интеллекта.

Отдельные слова, намеки, переглядки, все говорило о том, что мы друг другу интересны. Ну и что, что она замужем, сердцу не прикажешь, а органам между ног тем более. Можно сказать, что мы были обречены на близость, вопрос только времени.

Ну и кто же сделает первый шаг. Мы два или три раза выходили вместе и шли метров пятьсот, пока было по пути. В конце этого короткого отрезка нас уже трясти начинало от взаимного желания. Но о своих желаниях оба молчали.

Все получилось само собой и естественно. Мы пошли вместе искать мне методичку, она повернулась спиной и чуть наклонилась, копаясь в шкафу. Я подошел сзади и тихонько обнял ее за плечи…

– Что-то мне подсказывает, что вы меня не оттолкнете.

Она повернулась, блеснули глаза и губы встретились. Некоторое время мы просто тихонько целовались. Нам помешали, кто-то пришел за методичками или же просто почувствовал запах желания и пришел на чужой каравай, раздувая ноздри. Пришлось уйти, но на лестнице мы процесс возобновили.

Потом несколько дней, когда у меня были занятия, при случае и уже страстно облизывали, мяли и ощупывали друг друга, оглядываясь и вздрагивая. Что делать – замужняя женщина должна быть осторожной, город маленький и все тайное быстро станет явным, а если не таиться, то еще быстрее.

Она пришла ко мне домой тайком. Увы и ах. Тело оказалось не таким вкусным, как казалось. Да, сиськи большие и упругие, как у нерожавшей девочки, только вчера раскрывшей свой пушистый сейф, но это и все. Как кукла резиновая с подогревом. А уж когда она сказала, что ни разу не кончала и знает об этом только понаслышке, то я только обреченно вздохнул. Как это в песне – до чего ж я невезучий.

Ну, что делать, как живую резиновую куклу, как спермоприемник и буду использовать. А при случае хвалиться такой красавицей, пряча при этом глаза, чтобы не догадались. Тем более, что как оказалось, говорить нам тоже было особенно не о чем. Она в основном рассказывала о своих трех подружках, и получалось у нее прямо как у классика: «А у тебя подруги, Зин, все вяжут шапочки для зим…».

Чтобы как-то разнообразить ощущения попытался проникнуть в попу, но светло-коричневая анальная звездочка была неприступной. Нет, сама Оля была не против, она готова была очень на многое, лишь бы кончить. Хотя бы разок попробовать – что это такое.

Но ни крем, ни ласки, в том числе губами и языком – ничего не помогало, закрыта как пасть дракона. Даже палец больше чем на сантиметр не входил. Оля говорила, что у мужа тоже ни разу туда всунуть не получалось, больше никто и не пытался, а сама что нибудь туда вставить она тоже никак.

Расстались мы буднично. Как-то я позвонил:

– Привет, давай сегодня встретимся.

Но в ответ вдруг неожиданное:

– Ты знаешь, ведь я изменяю мужу, это так неправильно – измена…

– И что?

В моем голосе скользнули нотки раздражения. Еще бы, вставить хочется, а в Ларису сегодня не в радость, надоела она мне порядочно.

Теория правильно говорит, что нужно, чтобы было две женщины. Одна постоянная, а другая на иногда, когда та приедается. Я помню, как на что уж Аня была просто упасть и не встать, и то я несколько раз встречался с бывшей ученицей Альбиной. Та ничего из себя в постели не представляла, но интимную жизнь надо разнообразить хоть капельку.

А когда Аня как-то пришла с женой брата Викой, стоило нам всем напиться, как я тут же, улучшив момент, залез на Вику. Все это неправильно, но хотелось, а если очень хочется, то правильно, и сейчас вот хочется.

– Ну я не знаю, надо ли нам продолжать встречаться…

Я вконец разозлился:

– Хорошо, я не настаиваю, не очень то и хотелось, скатертью дорога, леди с возу легче пони, таких как ты на шапку три штуки нужно.

И демонстративно положил трубку.

@

Со злости нахрюкался, с утра состояние соответствующее. Иду с жуткого похмелья с бутылкой пива по улице. Уже осталось на донышке, а похмелье и не думает рассасываться. Навстречу трое призывного возраста подростков или молодых мужчинков.

– Мужик, дай пивка.

– На.

Не раздумывая, втыкаю бутылку торцом ему в репу. Но похмелье взяло свое. Удар идет по касательной. Противник легче килограммов на двадцать, надо бить или по прямой или сверху вниз, иначе удар его только отбросит. Так и получилось. Отлетает метра на три. Но лицо все в крови, удар то ведь не сравнительно мягкой ладонью, а торцом бутылки. Остальные в разные стороны. Разумеется, догонять не стал. И тяжело, и не нужно. Просто иду дальше.

Потом очень многие мне говорили, что так лучше не поступать, поскольку опасно. Слишком уж развелось всякого рода отморозков. Но здесь я совершенно не согласен. С отморозками и надо поступать как можно более жестоко. Иначе действительно на части разорвут. А если это были не отморозки, то тем более послужит уроком – не лезь.

И вообще, кому суждено сгореть, тот не утонет. Я помню, как муж моей одноклассницы, отставник, армейский капитан, и по должности и по натуре с неба звезд не хватавший, поехал на рыбалку. И на этой рыбалке был убит стрелой из арбалета. С дальней дистанции, просто так, как живая мишень для испытания штуковины. Вот жил всю жизнь как премудрый пескарь и так же кончил.

А моего собригадника с заводских времен просто выкинули из электрички, и он, падая, свернул себе шею. А был всю жизнь тише воды, ниже травы. И стоит ли после этого беречься? Может быть, специально приключений искать и не надо, но надо ли терпеть обдолбанную шваль.

И чего они все ко мне цепляются. Мы как-то гуляли с Аней, скорее выгуливали ее пса, когда к нам подошли трое ее друзей. Один из них, самый большой, привязался к нам как банный лист. Я потерпел пару минут и послал его по известному адресу. Этот гад сразу же попытался меня ударить. Да еще не просто ударить, а как боксер, двойкой.

Но просчитался, так сказать, обмишурился. Я легко блокировал оба его удара, просто сбив ладонями вниз, и ударил навстречу. Даже не ударил, а просто резко подставил кулак. На кулак он лицом наткнулся, но вместо того чтобы дернуться назад, непонятно почему стал падать вперед, на меня то есть. Расстояние было очень близким, почти вплотную, такого я не ожидал, и потому отодвинуться не успел. Он падал до тех пор, пока не уперся головой мне в грудь. Я чуть отодвинулся в сторону и сверху вниз ударил локтем по загривку, или, скорее всего чуть ниже. Как ни странно он не упал. Тогда я ударил еще и еще.

Если честно, удар этот я, в общем-то, никогда не отрабатывал, поскольку полагал, что ситуации его применения крайне редки. Возможно, что именно поэтому он все не падал и не падал, хотя в любом случае такое воздействие не может пройти бесследно. Тогда я зачем-то попытался в падении перебросить его через себя. Нет того, чтобы просто сбить с ног подсечкой. Но он оказался слишком тяжел, да и подзабыл я борцовские навыки, поэтому мы оба просто свалились.

Я поднялся, он остался лежать и мы с Аней ушли. Двое его друзей так и простояли как библейские соляные столбы. Ступор с ними, что ли какой-то случился. Но ведь если бы не это, то когда я упал они бы просто меня запинали.

Это стало поворотным моментом в моей технике. Все, хватит и высоких ударов ногами и тем более борьбы. Все должно быть как можно короче и незаметнее, никаких выпендрежей с растяжкой и акробатикой. То есть нет худа без добра, но можно было бы и без худа обойтись.

Примерно через год я позвонил в тот институт, где работала Оля, мне нужна была справка. Она мне справку сделала, вышла передать, мы немного потрепались.

– Может позвонишь?

– Нет, Олечка, все хорошо вовремя.

Мне действительно в тот момент не хотелось возобновления отношений. Может, просто на нее уже не стоял, а может она просто не вовремя спросила про ремонт, который я так и не сделал.

Лариса не была моей ученицей в чистом виде, но одна из моих прошлых учениц была ее подчиненной. Так что сначала она пришла на консультацию, а потом, когда пришла еще раз, я со своим языком без костей напросился в гости. Дома она подошла к окну, я подошел сзади, обнял за плечи и тихонько прижался. Как всегда, или чаще всего. И тоже как всегда, или чаще всего, она резко повернулась, наши губы встретились. А потом мы прямо на полу между кресел друг друга поимели.

Потом она, как это принято в лучших домах, говорила, что ни разу такого не испытывала. Однако я не чувствовал, чтобы внутри нее что-то происходило, кроме разве что некоторого повышения влажности. Но это в чистом виде физиология, влагалище просто таким образом предохраняет себя от возможных травм. Вот если бы у нее было так со всеми, а со мной она, что называется, потекла, тогда другое дело.

То есть после Аниного игристого шампанского Лариса была просроченным жигулевским пивом. Но сухостой без Ани привлекал еще меньше. Так что не до жиру. К тому же первый раз, после перерыва в несколько лет, я вошел в женскую попу именно к ней. В Анину как-то не собралось, очень уж спереди все было вкусно, а в Олину, с которой потом периодически встречался тайком от Ларисы, пытался, но не получилось.

Тем более, что Оля была замужем и со мной встречалась также тайком. И хоть и говорила примерно тоже самое при близости, что и Лариса, но только очень уж боялась и нервничала. Она и в традиционном то варианте кончить не могла, чего уж говорить об экспериментах с задней дырочкой.

А попа Ларисы раскрылась достаточно легко. Может быть, что это был ее не первый опыт, и она просто обманывала, пытаясь таким образом поднять себе цену. А может так у нее получилось естественно. Она, правда, говорила, чтобы я там особо не задерживался, ей постепенно становилось больно, но я ведь и так туда входил в основном из интереса, чтобы разнообразить впечатления. И сперму слить туда, чтобы избежать возможных нежелательных последствий.

Плохо, что я тогда не сообразил, что можно это делать и лежа на ней, а не только стоя. Но если мне всегда нравилось тесно обнявшись, то Ларисе именно эта поза очень нравилась, она не гнулась буквой зю, а прогибалась в спине и оттепенивала задницу как потягивающаяся кошка, благо и рост и осанка и подготовка это позволяли. Еще бы, в недавнем прошлом альпинист и скалолаз. Входить в нее сзади было красиво и эффектно.

Что ей не нравилось, бывшему инженеру, случайному бухгалтеру и в последующем журналисту местной газеты, так это мой аскетизм и философский образ жизни, то есть подъем к полудню, довольно частые тренировки, походы в баню и на рыбалку, лежание на диване и работа от случая к случаю.

Она все чаще повторяла:

– Ты живешь как пансионер, в смысле на полном пансионе.

На что я отвечал постоянно примерно так, что мой образ жизни от нее не зависит, что я буду продолжать жить так независимо от того, есть она или нет, и менять ничего не буду. Что мне нужна женщина на потрахаться и потрепаться, и в общем-то все.

А на счет работы тоже имелось оправдание, даже два. Одно – старый я стал, чего не только девушки, но и работодатели не приветствуют. А второе – слишком умный, в некоторой степени непризнанный гений, что если для некоторых девушек может и привлекательно, то у работодателей популярности не прибавляет.

Лариса не выдерживала:

– Но ты же вообще ничего не хочешь.

Все равно нечего упрекать меня в безделье. Ко всему прочему я по натуре аскет, в том смысле, что мне нравятся простые физиологические радости, без излишеств. В этом я могу считать себя последователем эпикурейцев, которые ничего не отвергали, но говорили, что все надо в меру. Что называется, не пей последний стакан.

Соответственно у меня мало имущества. Можно сказать, что все свое ношу с собой, или вся жизнь в рюкзаке. Мне вообще мало что нужно, и ничего лишнего у меня нет. При случае, судебным приставам даже забрать будет нечего.

Мне нужен закуток, где можно от всех спрятаться, минимально необходимый набор вещей для самообслуживания, творчества, и увлечений. То есть как можно менее габаритная однокомнатная квартира, или номер в гостинице. Или даже строительная бытовка на двух сотках и всеми удобствами на тех же сотках. Амбиций творца тоже нет, то есть что написал, то написал.

К тому же я лентяй в принципе, с той позиции, что если я что-то делаю, то значит, хочу это делать. Если не хочу, то не делаю. Вот если не хочу – но надо, или тем более не надо – но просят, то делаю медленно и лениво. Заставить можно, я не супермен, но надо постараться, и не факт, что получится.

– Поэтому смирись и не наезжай, менять я ничего не хочу и не буду. Я творец в чистом виде, мне сложно продавать результаты своего труда, не торговец я, даже свое время продать толком не могу. Хочешь от меня дохода? Стань моим менеджером, агентом, займись продажей моего профессионализма. Не можешь ведь? Только языком трепать. Ты ведь хоть и не без талантов, но по натуре рядовой исполнитель,.

Конечно, кому же такая философия понравится? Тем более не нравилось, что оформлять отношения я не хотел совсем. И уж тем более не нравилась моя образовавшаяся жилищная независимость, поскольку к тому времени наконец-то дом был сдан в эксплуатацию, и я стал полным хозяином собственной квартиры.

Пусть и однокомнатной, и без отделки, зато с видом на закат, который ничем, в смысле никакими строениями, не загораживался, и на горизонте угадывалась любимая речка. В общем, студия писателя, мечта поэта, так я ее и стал использовать. То есть рабочий стол, боксерский мешок и кровать. Можно было всласть мечтать, сочинять, тренироваться, пить подобно верблюду в пустыне и трахаться с кем придется.

А у Ларисы появился сразу же нездоровый к ней интерес, и вопросы об объединении имущества поднимались все чаще. Пока меня это не достало, и я наотрез отказался. Естественно, это не сблизило.

@

Однако, я несколько отвлекся. Собственно кризис выразился в безотчетной тоске. Чего-то хочу, а кого не знаю. А кого знаю, не хочу. Мне не хватало ни текучки, а концептуальности, не частностей, а принципа. За прошедшую зиму я перечитал множество книг по эзотерике и философии, но беспокойство только усилилось.

Хотя ни хозяйственных, ни социальных, ни интимных проблем никаких не было, это было явно что-то другое. А если трахаться и хотелось как можно чаще, то это от расцвета сил и здоровья, и на состояние беспокойства тоже не влияло. И кроме как снимать напряжение от избытка спермы ни Оля, ни Лариса, ни прочие особи женского пола по существу мне были не нужны. Разве что еще периодически выпить и потрепаться.

Когда я жил еще с Аней наша кровать покрывалась куском искусственного меха коричневого цвета с черными подпалинами. Периодически, если Аня приглашала меня к близости, а это случалась даже чаще, чем я ее, она говорила:

– Ну чего, на тигра? Или же, на тигренка?

Приходит так домой, начинает переодеваться, но стоит раздеться как сразу же:

– На тигренка?

И красноречиво кивает в сторону кровати. Я быстро сбрасывал одежду, если она в тот момент была, и мы на кровати сплетались в одно целое. В тот момент она была уже готова, поэтому входил в нее почти сразу же. Первой облизала мне попу.

– Что ты делаешь?

– А мне нравится.

– Но все-таки для мужчины подставить попу это определенный жест…

– Но я же женщина.

Когда я к этому привык и пригрелся, то уже не стесняясь говорил:

– Облизни кончик.

– С удовольствием.

И она облизывала и кончик, и весь член с яичками, и все вокруг. После нее я всех деливших со мной постель женщин старался подтолкнуть к этому же, в смысле постараться язычком. Не со всеми получалось, я никогда не настаивал, но ненавязчиво пытаться можно и нужно. Вдруг ей самой этого хочется, также как Анечке, но стесняется.

То, что нет больше ни Ани, ни даже Ларисы или Оли хоть и несколько напрягало, но не настолько, чтобы ощущать безотчетную тоску. Тем более, что к середине весны моя «тоска по Богу» обострилась.

Я даже заходил в православные церкви, хотя всегда убеждался в одном – Бога там нет. Не зря ведь Библия говорит, что Бог не живет в рукотворных храмах, священством называет вообще всех верующих и ни на какие конфессии их не делит.

@

Впервые реальное присутствие Бога я осознал примерно в десятилетнем возрасте. Это было летом, я ловил на речке рыбу, на ярком солнце. Со мной случился, как это называется, солнечный удар. С трудом добрался до дома, поднялась температура. Лежа пластом на кровати, периодически проваливаясь в бессознательное состояние, я вдруг очень ясно и живо увидел картину.

Черное небо вокруг, именно вокруг – и сверху, и снизу, и справа, и слева, и впереди, и позади. Через небо идет дорога, некая даже колея песочного цвета. По дороге идет человек – в черном балахоне, с длинными светлыми волосами, спадавшими на плечи. Его лицо было очень спокойным, я никогда не видел такого покоя на лицах. И его спокойствие передалось мне. Наверно, я заснул, потому что больше ничего не помню.

А на следующий день уже выздоровел и снова пошел на речку ловить рыбу. Образ того человека я раньше нигде не мог увидеть. Уже потом, много позднее, через несколько лет, я увидел это лицо на иконах и картинах. Это был Иисус Христос.

В следующий раз это случилось, когда мне было тридцать три года. К тому времени я уже много лет занимался боевыми искусствами востока, а соответственно и различными духовными практиками, медитацией, одним словом. Надо сказать, что в тот момент не то чтобы непосредственно с боевыми искусствами я по-прежнему дружил, но упражнения соответствующей направленности делал постоянно. А когда попытались «наехать» местные братки, даже вернулся к целенаправленным тренировкам. И медитации, соответственно.

Одна из них выглядела примерно так: Представляешь водопад, протягиваешь мысленно в его середину руки и как бы раздвигаешь в стороны. И из разрыва струй воды на тебя идет энергия. Если все сделано к месту и вовремя, то энергия действительно идет, усталость проходит, тело наливается силой и желанием тренироваться еще. Примерно тогда же, опять же из восточных практик, я почерпнул, что если что-то очень нужно, то можно просто попросить у высших сил, космоса, мирового разума, в разных источниках это называется по-разному.

И вот в один из дождливых холодных ноябрьских дней после полуторачасовой тренировки я стоял во дворе и медитировал. Представил поток воды и раздвинул его руками. Обычно я видел более чистую воду. Но в этот раз совершенно ясно и отчетливо увидел ярко голубое небо и посреди неба некто в белых искрящихся одеждах, сидящий на троне. Вокруг было золотое сияние. Произошло это очень быстро, а затем водопад опять сомкнулся.

Вот в этот момент, стоя под моросящим ноябрьским дождем посреди двора до меня дошла простая истина. Не нужно никаких восточных практик, достаточно помолиться христианскому Богу. Молитву «Отче наш» я знал почти наизусть. Я протянул руки к небу, повторил эту молитву раза три и спросил:

– Господи, ну почему нет мира в моей душе.

И почти тут же я ясно услышал ответ:

– Ты неправильно живешь. Ты занимаешься не тем, и ищешь не там, поэтому и несчастен.

Меня очень поразило это – не знаю что – и я прекратил медитации.

Примерно тогда же я видел во сне свою смерть. Не ту, которая будет, а ту, которая уже была. Золотая осень, яркое солнце, прохладно. Через лес по насыпи идет узкоколейка. Насыпь высокая и рельсы на уровне примерно середины деревьев. Мы едем на дрезине. Впереди рослый матрос в расстегнутом бушлате машет зажатым в руке маузером.

А я сижу сзади в солдатской длинной шинели и шапке с красной полосой. Мы партизаны дальнего востока в гражданской войне. Мне не больше двадцати, розовые щеки и чистые несколько наивные глаза. Вдруг за поворотом на рельсах завал из железнодорожных шпал. И разогнавшаяся под уклон дрезина в него врезается.

Свет померк, и все стало как в приборе ночного видения. Или как в полнолуние, но когда небо затянуто ночными облаками. Я поднимаюсь над бесформенным куском того, что было моим телом. Опрокинутая дрезина валяется вверх еще крутящимися колесами. От нагроможденных шпал поднимается дым. А вокруг разбросаны обрывки того, что секунды назад было моими соратниками.

Я не знаю, как к этому относиться, но что стал после этого гораздо спокойнее и равнодушнее к тому, что жизнь проходит – это точно.

Конечно же, такое настроение, когда я подобен вещи в себе, мыслями где-то в потустороннем мире, и даже трахаюсь в основном для здоровья, точно также как хожу в баню и спортзал, оттолкнет кого угодно. Хотя с другой стороны, после Ани все постельные отношения казались серыми и будничными. В общем, с Ларисой расстались тихо и мирно, а с Олей и вообще по телефону.

@

Но страдать от ухода теплых спермоприемников я не стал, и до спермотоксикоза себя не довел, поскольку появилась Вероника. Один из моих предприимчивый друзей попросил меня помочь. У него уволился бухгалтер, а тут как раз предстояла налоговая проверка.

Она и была проверяющим налоговым инспектором. Чиновником, да еще контролером, то есть самым ненавистным человеком на свете. Хуже налогового инспектора могут быть разве что контролеры в электричке, судебные приставы, тюремные надзиратели, санитары в психушке, школьные училки и всякого рода служащие пенсионных фондов и собесов. Где человек беспомощен или бесправен, и это позволяет служителям во всей красе проявлять свои низменные инстинкты.

Однако, когда она первый раз пришла на проверку и в разговоре случайно выяснилось, что мы живем в одном районе, то она, ни мало не смущаясь, предложила:

– Поскольку живем мы рядом, давайте и проверять я вас буду у себя дома. Приносите бумаги ко мне.

Что тут сказать. Прошла проверка, естественно, что все закончилось для моего друга благополучно. Конечно, на всякий случай мы «нашли» пару мелких недочетов, чтобы заплатить минимальный штраф. Чтобы и волки были сыты и овцы целя, в смысле как инспектор отчитался бы в проделанной работе, так и для возможных повторных проверок оснований бы не усматривалось.

Как-то потом, через неделю, наткнулся на нее на улице.

– Ой, здравствуйте, как вы живете.

– Ну вот, живу, окна сегодня покрасил, так сказать готовлюсь к летнему сезону.

– А у меня новый компьютер, хотите посмотреть.

Я и раньше чувствовал, что она ко мне не ровно дышит. Только раньше, во время проверки, мы были по разную сторону баррикад, а теперь нет, я снова был ничем не обремененный свободный художник.

– Конечно же, хочу.

Вечером я пришел к ней в гости. Сначала мы действительно пару минут смотрели компьютер, как будто бы там можно что-то интересное увидеть. А затем пошли гулять к речке. Когда мы вышли на берег, уже стемнело, да еще было почти полнолуние, и луна вовсю блестела над горизонтом.

Дальше произошло то, что и должно было произойти. Классик на вопрос, может ли быть дружба между мужчиной и женщиной, остроумно ответил, что может, только в результате появляются дети. Мы остановились, как по команде повернулись друг к другу, обнялись и соединили губы.

Естественно, что я погладил ее попу и она, естественно, не отстранилась. Уж если женщине нравятся мужские руки, то это точно мои. Сильные, но вместе с тем мягкие, нежные и обволакивающие. Тоже самое и губы. Яркие, пухлые, мягкие, горячие, настойчивые, жаждущие наслаждения и стремящиеся его дать.

У нее на счет этого было более скромно. Светлые, скорее тонкие, с жестким пушком на верхней губке и какие-то неумелые. Не девочка ведь, всего-то уже года три до тридцати, пора бы и научиться. Но видимо не дано, не в коня корм. Однако прикосновением губ мы первый барьер преодолели. Далее мы стояли, обнявшись, и лаская друг друга, потом шли по тропинке. Периодически останавливались и снова целовали и трогали друг друга.

К сожалению, пригласить к себе я ее хоть и мог, но у меня от свежевыкрашенных оконных рам жутко пахло краской. Мне было страшно даже самому домой идти. Договорились, что послезавтра поедем к ней на дачу.

Дача оказалась на окраине деревни километрах в десяти от города. Подходя к домику, у меня появилось чувство, что здесь я уже был. Но уже смеркалось, поэтому проверить его у меня пока не получилось.

Забегая вперед, местность утром я узнал. Рядом с домом были развалины. Угадывался остов деревянного забора, а внутри торчали обломки деревяшек и железок. Это была брошенная тракторная ремонтная станция. Когда мне было лет восемнадцать, меня прислали сюда в виде помощи от науки сельскому хозяйству. По этому двору я бродил, ища какую нибудь гайку, или расчищая снег. Вот уж воистину вымытая свинья возвращается валяться в грязи.

Сам Вероникин домик оказался уютным и симпатичным. Мы расположились на террасе ужинать. Сразу обнаружилось, что вино на нее действует подобно стрихнину. С рюмки у нее испортилось настроение, она стала причитать и жаловаться на свою серую жизнь, как пожилой ослик Иа вокруг своего озера и в компании с чертополохом. Но главные сюрпризы меня ждали в постели.

– Ты ложись, – сказала она, – а я сейчас.

Стянув с себя всю одежду, я стал ждать. Ждал недолго, она вошла в длинной почти до колен футболке. Лифчика под футболкой не было, но трусы были. С этими барьерами я справился быстро, но тут же обнаружилось, что чувствовать ее тело не так уж и приятно. Я бы сравнил ее с резиновой куклой с подогревом и емкостью для спермы. Есть мягкое тепло, и есть куда спустить. А больше все.

Ну может, не так драматично, все-таки лучше, чем ничего. Тем более, что эта же ситуация повторяется с завидным постоянством, пора бы и привыкнуть, или хотя бы относиться философски. И тем более, что я же только недавно разбежался с Ларисой, привык, знаете ли, прижиматься к теплой женской заднице. И вообще я очень люблю женщин. Ладно, думаю, может близость будет лучше.

Ах, как я ошибался. В этом вопросе Вероника оказалась похожа на мою первую жену. Но там хоть знакомство было романтичным. Я тогда был на заводе юрисконсультом и должен был ехать старшим в совхоз. Пока решал организационные вопросы попутно заглянул в охрану. Там в углу сидела девушка.

– Почему посторонние на режимном объекте?

И выгнал ее.

Когда наконец-то все утряслось и тронулись, свободным оказалось только место рядом с ней. Судьба. Также, как судьбой была ее холодность, привязанность к теще и нежелание вести хоть какое-то домашнее хозяйство. И при этом рассказы о железной воле и внутренней силе.

В школе она была кандидатом в мастера спорта по спортивной гимнастике. Такие звания за красивые глаза не даются. После института работала прорабом на стройке. Подчиненных больше сотни, половина бывшие зэки, вторая половина азиаты, на исправительных работах и прочий, как это раньше говорили, деклассированный элемент. Она командовала ими как молодой специалист, подошла ее очередь на квартиру.

Ни с того, ни с сего ушла. На том заводе, где мы познакомились, она быстро доросла до начальника проектно-сметного отдела. Сметчик милостью божьей.

А как поженились, ситуация стала другой. Работа на рядовой должности, после родов декретный отпуск по полной все три года, дома не то, чтобы про обед вопрос поднимать неприлично, даже пол не подметен.

Но это еще ничто по сравнению с сексуальной холодностью. Ей из всех возможных вариантов нравились только ласки клитора и то как-то странно. До определенного момента было приятно, а потом наступала некая перегрузка, вместо разрядки появлялось раздражение, и надо было прекращать. Примерно похожее ощущение появляется в бане, когда стегаться веником становится вместо удовольствия болью и срочно надо окунуться в холодную воду.

В общем, мороженная рыба. Была некоторая надежда, что после родов изменится. Я читал, такое случается. Не случилось, в очередной раз мне не повезло. Наша семейная жизнь для меня была чем-то вроде исправительных работ.

И теперь эта вот, только уже без романтического знакомства. Такая же холодная рыба, только клитор хоть что-то чувствует, а все остальное как на северном полюсе. Это даже не запущено, это врожденное. Не зря все-таки она работала налоговым инспектором. У рядовых чиновников вообще, по-моему, чувственность рыбья, то есть никакой. Нет у них ни творческого начала, ни сексуального. Домой я вернулся вконец разочарованным.

Мы встречались еще несколько раз. В который раз убеждаюсь, как велика сила инерции. Но недели через три после первой нашей близости я все-таки сказал: Хватит. Не могу больше, лучше вообще без женщины, чем с такой. Рыба хороша на сковородке, но никак не в постели. И мы расстались. Остался только неприятный осадок, как будто испачкался обо что—то скользкое и мерзкое.

@

Однако именно она стала неким катализатором для радикальных изменений в моей жизни. Не активным, а так, втемную, как ослица Валаама. Не могу сказать, что она была верующей, скорее пыталась казаться религиозной. К примеру, таскала с собой в сумке православный молитвенник. Я полистал его – совершенная бредятина. Потом она принесла маленькую брошюрку, ее всучили ей у метро – я взял ее в руки, открыл.

Там было напечатано Евангелие от Иоанна. Качество полиграфии оставляло желать лучшего, но я все равно начал читать. Я очень хорошо помню этот момент. Свет горел в прихожей, в комнате было темно, но я развернул кресло так, чтобы свет из прихожей падал мне на книжку. И раскрыл Евангелие…

В этот момент как будто зажегся свет во тьме. Вот то, что мне нужно. Спасибо, Господи. Я буквально сорвался с кресла и бросился к книжному шкафу. У меня где-то была Библия. Нашел. Я открыл ее и уже долго не закрывал, отрываясь только на сбивчивые слова благодарности Богу.

Сначала читал, впитывая содержание, Евангелие от Матфея. Но затем почувствовал недостаточность эмоционального настроя. Тогда открыл Псалтирь. Псалмопевец настроил мою мятущуюся, израненную поиском и сомнениями душу.

Этот момент я помню очень ясно и живо. Я сидел в кресле с раскрытой Библией. В комнате по-прежнему свет не горел, лампочка была включена в прихожей, и свет падал сзади на страницы. Я читал псалмы, и у меня как бы менялась картина окружающего мира, и вместе с этим менялось самосознание.

В моей душе нет мира и покоя совсем не потому, что кругом гады и сволочи. И не в результате собственных недоработок. Я живу сам, иду своим путем без Бога. Вот в чем причина.

Как это просто и как замечательно осознать, что надо просто довериться Богу. Проблемы сразу же отошли на задний план, сердце успокоилось, я обрел Бога в сердце, я получил веру. Как будто из хаотически валяющихся кирпичей сложилась стройная пирамида.

Было состояние невероятной эйфории. Я буквально натыкался на углы. Что со мной, я совсем не понимал. В известном сериале это показано очень замечательно, когда герой воскрес в первый раз. Он не понимал, что происходит, но нашелся учитель, который объяснил ему суть происшедшего.

Ведь в то, что человек создан по образу и подобию Божьему, мы все в той или иной степени верим. Причем безоговорочно, потому что гораздо приятнее считать себя чем-то более возвышенным, нежели обезьяна. Тем более что такая вера сама по себе ни к чему не обязывает.

Но по большому счету каждый человек сознательно или интуитивно обращается к Богу, особенно в трудные моменты жизни. Вот человек опаздывает, наоборот ждет кого-то, живот у него вдруг посреди улицы схватило и так далее и тому подобное. В эти моменты он совершенно искренне молится: «Господи, помоги».

Я не представлял в этом вопросе исключения. Научить же сознательному общению с Богом, или хотя бы рассказать о потенциальной возможности такого общения было некому, я рос в атеистической семье, и окружение в школе и на улице тоже было атеистическим.

Однако мыслями, а в сложных ситуациях чувствами, я всегда обращался к чему-то или кому-то более высшему, чем окружающий меня мир. Поэтому мне кажется, что верующим я был всегда, по крайней мере, с момента формирования реального самосознания, то есть с пяти – семи лет.

Я совершенно искренне верил в существование Бога и какое-то собственное личное отношение с Ним. Вот Бог, вот я, вот окружающий мир. И этот окружающий меня мир на самом деле не самое главное. Другое дело, что мне не удавалось точно сформулировать вероучение, то есть содержание своей веры, было лишь интуитивное восприятие, «тоска по Богу».

Но вот теперь совсем другое дело, свершилось. Мне срочно стал нужен учитель. Только где его взять? Библия является божественным откровением, но структура книги такова, что нуждается в толковании. Я уже упоминал об отторжении православных церквей и священников. Ассоциация с присутственным местом и чиновничеством.

И вот тогда вспомнил, что как-то давно соседка Галя говорила, что посещает собрания адвентистов, что это один из протестантских вариантов христианства, что собираются они по субботам в бывшем фабричном клубе. В ближайшую субботу, перепоясав, что называется чресла, я отправился туда.

Не знаю, Святой Дух ли привел меня, логика или пресловутое «шестое чувство». Но как бы то ни было, это случилось. Когда я вошел внутрь здания, то первые услышанные слова были:

– Здравствуйте, очень рады вас видеть, проходите, пожалуйста.

Первый раз я переступил порог протестантского дома молитвы. Не было икон, всякого рода золотой мишуры, статуй, горящих свечей и прочей атрибутики. Обыкновенный чистый и ухоженный актовый зал. И народ соответственно похожий. Аккуратные все, без ханжества, впрочем, как и вульгарности.

Само действие также существенно отличалось от православного культа. Не было никаких патлатых фигур в черных балахонах, читающих нараспев непонятные слова неизвестно для кого и неизвестно зачем. Просто вышел за кафедру внешне обыкновенный человек в костюме и галстуке и обратился к собравшимся:

– Братья и сестры, помолимся.

Все замолчали, а мужчина нормальным русским языком произнес понятные для всех слова:

– Господи, мы собрались в этот субботний день во имя Твое. Благослови наше собрание. Аминь.

Потом все вместе пели гимн или песню, опять нормальным языком. А затем объявили:

– Время урока субботней школы.

Народ разошелся по группам. В растерянности я топтался в проходе между кресел. Ко мне подошел молодой человек:

– Здравствуйте, вы можете присоединиться к любой группе, но поскольку вы первый раз, то вам лучше присоединиться к пасторскому классу. Это группа, в которой пресвитер рассказывает об основах вероучения.

То, что мне нужно. В этот раз говорилось о крещении, причем любое утверждение обосновывалось текстом из Библии. И хотя по некоторым вопросам у меня и были возражения, но в целом впечатление было очень благоприятное.

Потом мы опять собрались в одно, молились, пели. Потом был перерыв. Потом проповедь. Не помню, о чем именно говорилось, но самого факта объяснения религиозных вопросов вместо шаманских заклинаний на едва понятном церковнославянском языке православия было пока достаточно.

Собрания проходили по средам и пятницам вечером и основное в субботу утром. Я ходил на каждое, настолько мне необходима была христианская среда. Я впитывал каждое слово, завел тетрадку и записывал в нее все мысли, высказывания, библейские цитаты.

@

Честно признаться, второй причиной столь частых посещений была Светочка. Совсем юная девушка, лет пятнадцати, черненькая, хорошенькая, с немного раскосыми глазами и уже оформившейся женственной фигурой. Можно сказать, не по годам взрослая, юная со старой душой. Она там заведовала библиотекой.

Я подошел к ней и попросил книжку, в которой были бы изложены десять заповедей. Как-то приглянулись мы друг другу, не смотря на безумную разницу в возрасте и совершенно разный менталитет. На собраниях мы вот так мимолетно украдкой смотрели друг на друга, иногда перебрасывались несколькими фразами.

Дальше этого не пошло. Конечно же, сам виноват, нельзя всерьез взрослому мужчине да еще с таким скверным характером ждать инициативы от совсем юной девушки. Да еще и в христианской среде. Меня же останавливали и ее возраст, и нечто вроде чистоты и непорочности, и возможный вопрос о бракосочетании, и элементарное отсутствие средств, и неухоженность квартиры.

А тут еще Галя проявила интимный интерес. Мы шли вместе после богослужения домой. И когда уже было недалеко до моего дома, она неожиданно сказала:

– Показывай, где живешь.

– Ну вон дом, вон два окна на пятом этаже, видишь, вон там на балконе веревка с прищепками висит.

– Пошли к тебе в гости.

– Но я ведь безработный, мне даже угостить тебя нечем.

– Ничего, чай есть и достаточно.

И вот стоим посреди комнаты.

– Поцелуй меня.

Ее поцелуй был как контрольный в лобик.

– Нет, не так.

Губы слились, а затем и оба тела слились в одно целое. После всего прошлого холода от вожделения и счастья обладания женщиной аж глаза были на затылке, но Галя была как энергетический насос, из меня высасывающий последнее. Работы не было, денег тоже, соответственно трехразовое питание, в смысле понедельник, среда, пятница, да еще она…

В общем, еще пара встреч и больше я ее домой к себе не позвал и все как есть объяснил:

– Найду работу, буду питаться хотя бы каждый день, тогда я с тебя живой не слезу. А сейчас повесим ковер нетерпения в сундук ожидания.

Галя приняла стойко, как истинная христианка времен гонений, хотя удовольствия не испытала.

@

Далее жизнь стала налаживаться. В двери дома нашел записку. В записке просят меня позвонить в институт. Раньше я там со всеми поругался по вопросу, как должны быть организованы бухгалтерские курсы. В том смысле, что слишком много нахлебников к ним пристроилось и надо всю эту плесень с курсов выгнать.

Поскольку плесень эта была в институте давно, и вообще моя позиция всегда отличалась повышенной категоричностью, то просто нашли формальный предлог, чтобы отношения со мной на следующий семестр не продлевать. Другого ничего относительно постоянного не находилось, и случайные заработки репетиторством с великовозрастными недорослями особого дохода не давали.

А тут вот полное раскаяние в содеянном и полный карт бланш, то есть делай что хочешь, никому никаких подсосов больше не будет, и никаких нахлебников вокруг меня тоже больше не будет.

Первая моя там группа была средняя, но все равно ведь интересно, преподавать для меня не работа, а образ жизни. Тем более, что сижу на подножном корму и уж тем более, что ко мне проявили интерес.

Ее звали Оля, студентка, около двадцати. Она несколько раз оставалась после занятий потрепаться, глаза ее с каждым разом теплели, слова становились все более откровенными, однажды даже накрыла мою руку своей.

Погулять при этом мы не могли, поскольку у нее были какие-то сложные отношения, был тот, кого называют словом жених. Мне не осталось сделать ничего другого, как только пригласить ее к себе среди дня. Чтобы она, как порядочная девушка, к вечеру могла бы вернуться домой.

Что о ней сказать? Тело упругое и налитое, обещающее в будущем превратиться в нечто монументальное, подобное корме броненосца, но пока еще молодое, приятное и жаждущее. Трудно было сказать, чего именно она жаждала, она просто познавала телом окружающий мир.

Осязание было ее основным из пяти общих чувств. Она не отдавалась и не брала, она использовала свое тело как микроскоп, им все рассматривала, проникалась и делала выводы. Никогда не отказывалась, за исключением разве что пика критических дней. А ее настойчивость напоминала исследователя, который говорил себе, что пора работать и расчехлял прибор.

Но самым интересным было то, что я вставал с нее помолодевшим лет на пять. Как это получалось, никто не знает. Она первая это заметила. Когда я откинулся на подушку спиной и блаженно вытянулся:

– Облизни кончик.

– Да вот щас тебе.

И победно посмотрела на меня. Потом посмотрела еще более пристально, голос посерьезнел:

– Посмотри в зеркало.

– А что там, пятна пошли от токсикоза?

– Ты помолодел.

В зеркале отразился я пятилетней давности. Тело прежнее, но лицо как было тогда. Разве что глаза остались такими же печальными. О Аллах, что это было? Получается, что я энергетический вампир?

Я внимательно оглядел ее. Веселая, сытая и довольная, хотя не прочь и повторить. Нет, ничего я у тебя не взял, по крайней мере ничего лишнего. Из тебя энергия фонтаном бьет во все стороны, а я просто собрал себе то, что уходит впустую. Удовлетворенный таким объяснением происшедшего поделился с ней:

– Конечно, у тебя энергетика через край, вот мне кусочек и перепало. Ложись под меня чаще, и я стану постепенно твоим ровесником.

– Вот еще, мне ровесников в институте хватает.

Где-то часа через два лицо приняло повседневный вид. Мы оба приняли случившееся как должное и знак того, что нам вместе хорошо и следует продолжать. И не экспериментировать с положением тел при близости. Слишком хорошо было мне на ней вдавливать ее тело в кровать, а ей подо мной подаваться своей молодой упругостью навстречу.

Однажды после близости, когда мы лежали и успокаивались, она вдруг сказала:

– Хочу тебе исповедаться.

И стала рассказывать обо всей своей интимной жизни в подробностях. Девственности она лишилась поздней осенью на улице, согнувшись и упираясь руками в скамейку. Естественно, что было больно и некомфортно. Потом несколько раз участие в банных развлекалках, потом подряд несколько сокурсников. Потом встреча с потенциальным будущим мужем, тогда еще курсантом, а сейчас молодым офицером, потом вот я, непонятно что, но с которым почему-то очень хочется.

@

Заодно в качестве побочного эффекта нарвался на очередную внеплановую проверку боеспособности. В этот раз с участием собаки.

Благополучно и тайно проводив Олечку до подъезда, возвращаюсь домой. Повернув за угол своего дома, я увидел двух парней с овчаркой у ближайшего к углу подъезда. А мой подъезд следующий, так что мимо них не пройти. Что-то подсказывает, что просто так пройти не удастся. И точно. Один из парней наклоняется к собаке и та тут же бросается ко мне навстречу.

Несколько лет назад у меня был похожий случай с участием хозяина и немецкой овчарки. Я бежал домой со стадиона по глухой окраинной улице. Впереди мужчина и женщина средних лет. Вокруг них метелилась черно-рыжая зараза. Что делать мне. По закону бегать по улицам можно, а вот выгуливать собак без намордника – нет. Поэтому бегу себе дальше.

Когда почти поравнялся, псина бросилась на меня. Но не натаскана и трусовата, поскольку вместо решительного прыжка пытается тяпнуть за ногу. Изловчаюсь и бью ее ногой по шее сбоку. Конечно, непосредственно в гортань было бы лучше, но сошло и так. Визг, кровь, собака в разные стороны. Тут заголосили хозяева.

– А чего ты вообще тут бегаешь, когда мы собаку выгуливаем. Собака между прочим породистая и дорогая.

Ну как тут утерпеть, я же лучше собаки. Резкий взмах, и мужчинка в нокауте растянулся посреди дороги. Женщина остается над ним причитать, собака все еще где-то шарахается. Я же, теперь уже беспрепятственно, бегу дальше.

В общем, я этого уже жду. И как только псина начинает отрываться от земли, я делаю короткий шаг вперед и втыкаю носок ботинка ей в шею, скорее даже точно в гортань. Встречный удар, сложение импульсов. Спасла собаку только песья живучесть. Собака с хрипом и бульканьем заскулила и поползла по асфальту, оставляя кровавый след.

Однако это не все. Нельзя же такое оставлять безнаказанным. Быстрым шагом подхожу к парням и бью одного из них кулаком в лицо. Парень – высокий амбал, почти на голову выше меня, поэтому удар приходится не просто снизу вверх, а как бы под потолок. Инерция слишком велика, но тем не менее, он падает.

Тут же втыкаю другому подошву в пах. Сломался пополам и взвыл от боли. Продолжая траекторию движения, только уже другой ногой бью его сбоку по голове. Однако нога задевает за плечо и удар смазан. Противник падает, но тут же поднимается и не распрямляясь уматывает.

Поворачиваюсь к амбалу. Тот уже поднялся и даже пытается ударить меня собачьим поводком. Блокирую, вырываю поводок и начинаю хлестать амбала по лицу. Он пытается закрываться руками, но помогает это не очень. Поводок хлещет подобно пропеллеру. Был бы потяжелее, и вмешательство пластического хирурга не избежать. Но парню и так достается от всей души. Не выдержав, он бросается бежать. Не преследую. Забрасываю теперь уже ненужный поводок на ближайшее дерево и иду домой.

@

Однако война войной, а обед по распорядку. Раз потеплело и снег растаял, то пора на рыбалку. Стало быть, летящей походкой, насколько это вообще возможно при моих ста с хреном килограммах, иду к озеру. В этот раз чувство особое.

Дело в том, что в прошлом году вышел со мной казус. Взял я тогда с собой баклажку спирта. Хороший медицинский спирт, само по себе ничего плохого. И вот на озере первым делом, что называется за встречу, я глотнул его от всей души. По национальной традиции, для пользы дела, а то ловиться не будет.

Но спирт штука серьезная и сыграл со мной злую шутку. Не то, чтобы спьяну упал рожей в грязь. Спирт дает опьянение постепенно, чтобы вот так сразу окосеть, нужна слоновья доза. Доза была несколько меньшей, чем для слона, сразу в голову почти и не стукнуло. Проблема была совсем другого рода. Что называется, пришла беда, откуда не ждали. Обострилось восприятие окружающего мира. И солнце стало ярче, и небо синее, и облака белее.

Все бы ничего, вот только и вода стала сильнее блестеть. Причем настолько, что ощущение было, будто смотришь на электросварку. Конечно, если отвернуться от озера, то все хорошо. Только вот приехал я вроде как бы на рыбалку. В конечном итоге пришлось уйти гулять в лес. В этот раз ни-ни, в смысле касаемо спирта.

А вокруг птички поют и солнышко припекает. Переодеваюсь в свой любимый походный костюм. Любимый мой костюм, надо сказать, состоит из одних кроссовок. Остальное вешается поверх сумки. Ощущение голого тела посреди великолепия природы очень приятное.

И попа моя почти бразильская, правда, пока только формой. С цветом чуть хуже, после зимы серо-зеленая. Как там про лягушку: «Какая-то ты вся зеленая и мокрая. Вообще-то я белая и пушистая, только приболела». Так ведь дело это весной наживное, на солнышке все станет и цвета бразильского.

Вот я и на берегу озера. Вода не блестит так, как в прошлом году. Это хорошо. Но плохо, что и воды как таковой почти не видно, озеро до сих пор затянуто льдом. Полный облом. Я ведь, несчастный, пока шел еще и размечтался окунуться. Вода холодная конечно, зато вокруг благодать как в Эдемском саду. Хотя это и пустословие, надо честно признаться. Ведь в упомянутом саду были только Адам и Ева, кто его знает, как там на самом деле.

Но на этом мои несчастья не заканчиваются. Не знаю, как получилось, но штаны с сумки где-то по дороге свалились. Футболка есть и олимпийка тоже, трусы и те в целости и сохранности, а вот штанов нет. Сгоряча еще не сразу осознал весь трагикомизм положения, а уверенно зашагал на поиски. То есть по существу в обратный путь.

И то сказать, чего зря драматизировать, я в положении гораздо лучшем, чем инженер у классиков. Тот был совершенно голый и мокрый, да еще перед захлопнувшейся дверью, а я сухой и всего лишь без штанов. В крайнем случае, буду бежать трусцой, пусть думают, что я член общества «трудовые резервы».

Но это говорил мой разум. Чувства же, как оказалось, были совсем иного мнения. Меня неожиданно охватил страх. Он был, как и всегда, липкий и противный. Похолодело внизу живота, а ноги стали «ватными».

– Что же ты будешь делать, когда отечество будет в опасности.

Это говорил разум. Но страх, вопреки увещеваниям, увеличивался по нарастающей, какой то безотчетный, подобный детскому ночному кошмару. Нечто похожее случилось с издателем на Патриарших. А затем, как мы помним из бессмертного романа, ему банально отрезали голову. Что может быть более пошлым, чем отрезанная голова между трамвайных рельсов. Прямо как в анекдоте. Лежит, вся такая, голова между рельсов, и посиневшие губы шепчут: «Ничего себе, сходил за хлебушком».

Штаны нашлись в ста метрах от озера, они там благополучно валялись в прошлогодней траве. На ватных ногах возвращаюсь к озеру. Бывает же так, из-за какой-то ерунды. И еще более обидно оттого, что я отнюдь не шарахаюсь от каждой тени.

Ловлю себя на этой мысли. И что за дрянь сегодня в голову лезет. Нет, определенно без женщины на рыбалке нельзя. При случае и отвлечься не на что. Со дна сумки извлекаю другую утешительницу. Называется «Ржаная особая». Полегчало, мысли приняли иное направление. Хотя водка совсем обыкновенная, нет ничего в ней особого.

В конечном итоге, через полчаса поисков и мытарств по траве и кустам, приемлемое место отыскалось, некая лужа свободной ото льда воды. Забрасываю удочку. Ну, должно ведь клюнуть, про такой случай целого калифорнийского червя не пожалел. Сижу и пялю глаза на поплавок. Пока не шевелится, зараза. Но сердце подсказывает, не отворачивайся, сейчас клюнет.

Так прошло около часа. Спрашивается, какая в этом радость. Внимание сосредоточено на поплавке и вокруг уже не видно никаких красот и чудес, нет дождя и ладно. Не зря я все-таки предпочитаю донки. Во-первых, их несколько. Во-вторых, на каждой не поплавок, а колокольчик, который звенит при поклевке. Так что можно смотреть на каждый по очереди или совсем не смотреть, а зевать по сторонам.

Все это думается без отрыва от производства, в смысле без отрыва взгляда от поплавка. И вот, о счастье бытия, поплавок дернулся. Клюнуло. Я застыл, как член в холодильнике. Ну же, еще хоть разик, ну пожалуйста, ну хоть чуть-чуть. Yes. Поплавок резко ушел под воду. Подсечка. На той стороне упругое сопротивление. Думаю, на уху хватит.

Щас, размечтался, наивный. На крючке болтается противный ротан длиной примерно с чайную ложку. Опять никакой личной жизни. Ротан – он ведь со всего разгона глотает, и крючок прочно засел в его середине. Примерно там, где у человека кишки. Пытаюсь вытащить, но это напоминает дерганье зубов через задний проход.

Разрезаю ротана ножом вдоль и поперек и извлекаю крючок. С одной стороны его жалко, но с другой ведь это он для меня, а не я для него. Конечно, делать это желательно разумно и зря не убивать. Но ведь я с определенной целью, крючок достать. И потом, если его отпустить с крючком в пузе, то он уже к вечеру сдохнет. Так что считайте меня гуманистом.

Забрасываю опять. Через некоторое время история повторяется. Только ротан помельче, как гвоздик у Буратино. Как там у классика: «Папа Карло, ты хоть бы гвоздик прибил, а то стыдно». Вообще, в гробу я видел такую рыбалку, в белых тапочках. Собираюсь и чешу домой.

@

Тем временем моя христианская жизнь стала обретать очертания. Тем более, что пресвитер дал почитать нечто вроде краткого пособия по богословию, некая импровизация на тему, или инструкция по эксплуатации. Там коротко и ясно было изложено, во что же христиане, а точнее адвентисты, верят. Не скажу, что со всем согласился, но по крайней мере, изучил и принял к сведению. Чтение Библии стало более направленным и осмысленным.

Поскольку я вновь преподавал, и жизнь с профессиональной стороны наполнилась смыслом, я стал молиться за каждого из учеников. Представляя каждого по очереди, я просил Господа о нем, успехов в учебе и личной жизни. Что было поразительно, так это повышение качества обучения. Это не было дополнением к профессионализму за счет опыта, это был именно ответ на молитвы.

Дошло до того, что две ученицы одной группы посчитали, что я должен решать вообще все их вопросы. Раньше такого что-то не наблюдалось. Они вместе сидели на первой парте и заворожено смотрели на меня, ловя каждое слово как божественное откровение.

Одна из них была Олиной подружкой, и поэтому я знал все подробности. И поэтому же не мог сделать шагов навстречу. Жалко, могли бы спать втроем, по всему ведь выходило, что мне бы они не отказали ни в чем, а если между ними ничего и нет, то аппетит, как известно, приходит во время еды.

Далее в церкви организовалась группа для подготовки к служению проповедников. Я тоже в нее стал ходить. Попробовал выступить с места на богословские темы раз, другой и получилось. И вот первый раз я вышел за церковную кафедру, конечно же нервничал, но это нисколько не помешало.

Братья и сестры!

Можем ли мы просить Бога о чем-то? Можем:

Просите, и дано будет вам…; ибо всякий просящий получает…

…если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то, чего бы ни попросили, будет им от Отца Моего Небесного, ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них.

Более того, просить нужно:

…не имеете, потому что не просите.

Только вот о чем просить? Можно просить не того по незнанию. Как в греческой мифологии, попросил царь, чтобы все превращалось в золото от прикосновения. Посетовали только боги, что не избрал он другого дара. Все на самом деле стало превращаться в золото, но действительно все – и еда, и вода, и даже жена.

Тогда подошли к Нему сыновья Зеведеевы Иаков и Иоанн и сказали: Учитель! мы желаем, чтобы Ты сделал нам, о чем попросим. Он сказал им: что хотите, чтобы Я сделал вам? Они сказали Ему: дай нам сесть у Тебя, одному по правую сторону, а другому по левую в славе Твоей. Но Иисус сказал им: не знаете, чего просите.

Вели с Ним на смерть и двух злодеев. И когда пришли на место, называемое Лобное, там распяли Его и злодеев, одного по правую, а другого по левую сторону.

Вот так попросишь – и сбудется. Да и по закону сохранения энергии если в одном месте добавилось, то в другом убавится. И часто лучше совсем не получить, чем расплачиваться.

Просите, и не получаете, потому что просите не на добро, а чтобы употребить для ваших вожделений.

Соломон попросил мудрости и получил много чего сверху.

Езекия попросил, и тоже получил, только поменьше.

Моисей попросил, чтобы его не трогали, но отвертеться не удалось.

Иисус молился перед арестом, судом и казнью, может быть, не надо. Но, как оказалось, надо, молитва ничего не изменила.

То есть результат не гарантирован. Когда будет ясно, на доброе или не на доброе, по воле Божьей или против воли? Никто точно не знает, у Бога семь пятниц на неделе.

…у Господа один день, как тысяча лет, и тысяча лет, как один день.

Так какой же вывод, как нам поступать:

– Просить можно и нужно, поскольку под лежачий камень и вода не течет.

– Мы не знаем точно, как Бог расценит нашу просьбу – на доброе ли она, или не на доброе. Мы можем только предполагать.

– Если не на доброе, то не исполнится совсем, а если на доброе, то исполнится, но неизвестно когда и как именно, и какую цену придется заплатить.

Аминь!

@

Проповедь понравилась всем. Даже намекнули прямым текстом, что может скоро появиться великий проповедник. Но проповедовать за кафедру на общих основаниях меня все равно не выпускали. А по секрету было нашептано, что надо бы сначала крещение принять и в общину вступить. Что, в общем-то, совпадало с моими планами. У адвентистов этому предшествует написание заявления. В тот момент наличие излишнего бюрократизма покоробило, но не помешало.

Более покоробило другое. Как-то раз в среду я пришел раньше минут на сорок. В зале проходило собрание учителей субботней школы. Руководитель как раз говорил о чуде перерождения апостола Иоанна. Мой вопрос о том, что же именно в этом чудесного, хотя бы относительно других апостолов, и в чем заключается это самое перерождение, был не столько неожиданным, сколько нежелательным. Мне даже не стали объяснять, а просто указали на место.

Как-то сразу из кажущейся открытой общины показалось истинное лицо – жесткой структуры замкнутой организации. Не поэтому ли их сектантами и считают. В тот момент я это молча проглотил, может действительно сунулся не к месту и не вовремя. Но, к сожалению, всему прекрасному приходит конец, и суровая действительность приходит на смену эйфории.

Видимо, настоящей первой ласточкой стали высказывания по поводу добровольных пожертвований. Они сравнивались ни больше ни меньше как с мужеством, стойкостью, преодолением страха смерти. Как будто достал из кармана сто рублей и уже ничего не страшно. Как сникерс, съел и порядок.

Затем были бесплатно розданы брошюры, в которых содержалась совершенно тенденциозная и навязчивая идея о десятине. То, что надо делиться, понятно и пьяному ежу. В принципе добровольный взнос одной десятой части всех доходов в фонд общины тоже не представляет ничего отрицательного. Но вот форма, в какой все это преподносилось, совсем другое дело.

И тем более, куда идут пожертвования. У адвентистов единым финансовым центром является высший орган управления – конференция. Туда стекаются все собранные средства и оттуда распределяются. Как у нас федеральный бюджет. Но в государстве худо – бедно, но и доходная, и расходная части бюджета доступны для ознакомления. Здесь же все засекречено. Прямо как золото партии.

Допустим, с меня доход невелик. И с окружающих каждого в отдельности тоже. Но нас много, что называется имя нам – легион. Капля за каплей и набежит прилично. Ко всему прочему массовой структуре легче раскручивать богатых спонсоров. Тем более, что предметом торга является ни больше, ни меньше как спасение души, загробная жизнь, потустороннее счастье, вечный кайф.

А эта брошюра подборкой цитат буквально запугивала. К тому же раздавалась бесплатно. Это притом, что вся прочая литература продавалась. Тут уже подумалось – не тороплюсь ли я со вступлением в общину.

Потом где-то к концу перерыва, когда все уже пообщались, и маялись в ожидании проповеди, ко мне подошли трое так сказать, братьев, все как на подбор моложе и выше ростом, разве что не крупнее.

– Что ты все выспрашиваешь и высматриваешь? Нам это не нравится.

В церкви это было несколько неожиданно, мы ведь не на улице, или как говорят «на районе».

– Не понял, чего надо?

– Того, или прекрати это, или вали отсюда.

Откровенный вызов пробудил мою естественную ответную реакцию.

– Знаете что, сынки чмошные, такие как вы для меня плесень подзаборная. Будете тявкать – язык вырву.

Видимо, отпора они не ожидали, поэтому бурча под нос типа – мы предупредили – отошли назад. Плюнул в их сторону и пошел на свое место в зале, где Галя перешептывалась, так сказать, с товарками по цеху.

Больше такого не было. Ко мне никто не подходил, а моя злость мгновенно погасла, хотя раздражение осталось. И когда мне передали записку с просьбой проводить занятия с детьми по основам безопасности, то я при всех демонстративно бросил записку в корзину для мусора.

Одна случайная мелочь подлила масла в огонь. Девушку, приехавшую из другой местности и уже принявшую крещение у адвентистов ранее, когда она выразила желание стать членом именно данной общины, подвергли процедуре экзамена, а затем ее заявление было вынесено на голосование.

Я повторю для ясности. Она является членом церкви или конфессии адвентистов седьмого дня и на этом основании должна быть принята в любой ее общине. Так было даже у коммунистов и нацистов в самые лучшие их времена.

Все, что нужно было сделать, это принять ее и представить. Как члены общины, так и пастор не имеют права решать голосованием данный вопрос. Принимая крещение, человек заключает завет с Господом, и становится частью Тела Христова, то есть членом церкви. Действия пастора являются злоупотреблением служебным положением по форме и издевательством по существу.

Это я высказал устно и пастору и обоим пресвитерам. Кстати, все трое признали мои доводы обоснованными. Но дальше этого дело не пошло. Ни перед девушкой не извинились, ни перед общиной не признали ошибочность действий, ни саму процедуру не отменили.

Еще одним камнем преткновения стали так называемые миссионерские вести. Это представляло собой следующее. На субботнем собрании руководитель субботней школы знакомил собравшихся с отдельными случаями обращения в христианство, исцеления, спасения от напастей и подобному этому, происшедшее когда-то, где-то, и с кем-то.

Но то ли от глупости, то ли почему-то еще, только под их видом руководитель субботней школы призывал к лжесвидетельству и финансовым злоупотреблениям. Свое мнение я отразил в письменном заявлении, которое передал лично пастору.

Предложения по данному вопросу я изложил в том же заявлении. Этот жанр письменного творчества сам по себе не представляет интереса, но напоминаю, что дело происходит в христианской среде, среди верующих, «освобожденных от лжи и лицемерия, насквозь духовных». Поэтому привожу свое заявление полностью.

В совет общины церкви адвентистов седьмого дня.

Заявление

Руководитель субботней школы знакомит нас с миссионерскими вестями. Само по себе дело хорошее, но если к нему относиться серьезно и ответственно. Пока же ситуация прямо противоположная. Монотонно зачитываются из сомнительных источников истории, происшедшие с какими-то людьми где-то в Юго-Восточной Азии. Причем эти истории не только не имеют христианской направленности. Если в них слова «церковь», «адвентист», «богослужение» заменить, например, словами: «капище», «шаман», «камлание» и любыми другими, то остальное ничего менять не нужно. Постольку представляет оно собой некое бледное подобие рубрики «калейдоскоп» из журнала «Вокруг света».

И все бы ничего, если бы подобные истории звучали в клубе «Юный турист». Но ведь мы слышим это во время Богослужения!!! Там, где должно звучать исключительно Слово Божье «прописались» истории, достойные разве что Фонвизиновского Митрофанушки.

Однако есть еще более недопустимые вещи, когда в миссионерских вестях мы слышим откровенное нарушение Священного Писания, преподносимое не иначе, как истории со счастливым концом. Вот примеры:

«…Вождь сказал пастору, что поедет в город за новым мотором, а сам отправился к другому пастору, чтобы принять крещение…».

Как будто заповедь «не лжесвидетельствуй» уже утратила свое значение. То есть обмануть, кинуть, развести и тому подобное преподносится как примеры христианского поведения.

«…Вождь деревни был одновременно руководителем адвентистской общины. И он стал строить молитвенный дом. Когда же он умер, то другой вождь, не адвентист, строительство прекратил…».

А эта история о чем? О том, что вождь-адвентист направил средства бюджета деревни на строительство культового сооружения именно той конфессии, к которой не только принадлежал, но которую возглавлял. Другой же вождь, не адвентист, то есть последователь другой конфессии, или религии, или вообще атеист, строительство прекратил. По существу устранил злоупотребление служебным положением прошлого вождя.

Может быть, там у них это и в порядке вещей, но здесь у нас церковь отделена от государства и всех его институтов, включая бюджет административного образования, в данном случае деревни.

Однажды в телепередаче «Клуб путешественников» рассказывалось нечто подобное вышеназванным миссионерским вестям: Христианский миссионер-европеец проповедовал Евангелие в одном из племен жителей Индонезии. Все они приняли крещение. Когда же он спросил своих вновь обращенных последователей, кто же из Евангельских персонажей для них пример, все в один голос ответили: Иуда.

Как же так, почему? Потому что Иуда:

– Расправился с врагом.

– Сделал это чужими руками.

– Да еще на этом заработал.

Вот такая у них мораль, разве можно выдавать ее за руководство к действию для нас?

Таким образом, отношение к миссионерским вестям в настоящее время совершенно безответственное. Как человек не только верующий, но и пытающийся разделять адвентистские доктрины, я не могу пройти мимо вышеописанных безобразий. Однако мое обращение не ограничивается критикой, а имеет конструктивные предложения.

Итак, предложения:

– Прекратить чтение миссионерских вестей в форме, практикуемой в настоящее время.

– Собрать и обобщить духовный опыт членов общины.

– Обратиться к другим общинам в окрестностях по поводу ихнего духовного опыта.

– В качестве миссионерских вестей рассказывать не о каких-то индейцах, а о реальных людях, живущих рядом с нами и которых мы все знаем или можем узнать.

– Поручить миссионерские вести миссионерскому отделу. Руководитель же субботней школы должен заниматься субботней школой.

Я понимаю, что это сложнее, чем бездумно зачитать текст сомнительного качества из импортного журнала. Но видимо все-таки церковь – это не клуб любителей экзотики.

Прошу членов совета рассмотреть мои замечания и предложения не только по существу, но и по пунктам, не отделываясь общими фразами.

@

Если я правильно понимаю термин «лицемерие», то это значит на словах одно, а на деле другое. Именно так поступил пастор в ответ на мое обращение по поводу безобразий в миссионерских вестях. Сначала он сказал, что община – это организация, она имеет орган управления – совет, и поэтому необходимо письменное заявление. Когда же такое заявление было представлено, то ответа так и не последовало ни письменного, ни устного.

Пресвитер сказал, правда, что рассмотрение отложено по объективным причинам. Однако, во-первых, это было сделано в частном порядке, а не в виде официального ответа. Во-вторых, само рассмотрение целесообразно с участием всех заинтересованных сторон. То есть на совет необходимо было бы пригласить или вызвать меня, дабы я изложил свою позицию. В-третьих, кроме обвинения в заявлении содержались еще и конструктивные предложения, не рассматривать которые нет причин.

Значит, управлению есть что скрывать, или может быть также, что в этом случае сделана попытка, так сказать, отстоять честь мундира. Но честь – как мера оценки общества, не терпит двойных стандартов.

Ну а далее случилось, на мой взгляд, совершенно недопустимое событие в христианской среде, а именно празднование дня 8 марта. Это стало последней каплей. Страшно даже вдуматься в смысл действа. Тело Христово раз в году делится по половому признаку и одна половина поздравляет другую с принадлежностью к противоположному полу.

– Поздравляю вас с тем, что у вас между ног не так же, как у меня.

Не говоря уже о том, кем именно и при каких обстоятельствах изобретен сей праздник, сам факт принятия церковью светского праздника является откровенным кощунством. Тем более посвящать ему Богослужение.

Сам Христос говорил: «дом Мой домом молитвы наречется, а вы сделали его вертепом разбойников».

Нет, к счастью до вертепа разбойников дело не дошло. Более правильным будет сравнить общину с клубом при заводском профкоме во главе с заведующим клубом – пастором. С одной стороны он зависим от того, кто платит, в конечном итоге от «Белого Отца из Вашингтона», а с другой – от совета общины.

По аналогии от директора завода с одной стороны и председателя и членов профкома с другой. Как ни крути, а слуга двух господ, при этом еще должен быть и хорошим хозяйственником. То есть беспринципным, жуликоватым, всем удобным. Но никак не ревностным хранителем евангельских истин.

Короче говоря, я перестал посещать их собрания.

Однако, пока я тут тусовался, в городе силами их семинарии был проведен евангельский проект и по результатам образовалась еще одна адвентистская община. Ткнулся туда. Там все малознакомы друг с другом, во главе студенты семинарии, которые по окончании получат распределение или назначение неизвестно куда, для них это тренировочная площадка, в общем, разок выпустили за кафедру.

Братья и сестры!

Сегодня будем говорить об одной из адвентистских доктрин, о доверенном управлении.

Напомню, что человек создан по образу и подобию Бога. Однако не все в человеке относится к образу и подобию Бога. Бессмертен дух человека, а душа и тело всего лишь инструменты, которые даны ему не в собственность, а в управление.

Причем имеют они временный, приходящий характер. Как развиваются, так и угасают. Еще человеку даны в управление духовные дары и способности, имущество или доход, а также время.

Можно сказать, что смертные тело и душа – это дом, а бессмертный дух – это домоуправитель. И как же этим домом надо управлять, что вообще с ним делать? Писание предписывает следующее:

…возлюби ближнего твоего, как самого себя.

Здесь надо обратить внимание на последовательность и соподчиненность. «Как самого себя» – то есть сначала самого себя, а потом точно также ближнего. Это как секс с партнером начинается с подростковой мастурбации. И если себя не любишь, то как будешь любить ближнего?

Любовь проявляется, прежде всего, в эмоциях, а далее в ощущениях и действиях.

Вот пресыщенный Соломон, написавший ранее о радостях любви к женщине в книге Песня Песней устало говорит:

…и нашел я, что горче смерти женщина, потому что она – сеть, и сердце ее – силки, руки ее – оковы;

Еще бы, сколько веревочке не виться, а кончику быть. При такой-то интенсивности. Как у классика: в обед еще, и в ужин тоже, да кто ж такое стерпит…

И было у него семьсот жен и триста наложниц; и развратили жены его сердце его.

Павел, напротив, сравнивает христианина не с беспредельным искателем удовольствий, а с воином.

Но разве может успешно воевать тот, кто слаб и нерешителен? Как может помочь больному тот, кто сам болен, защитить ближнего, если не может защитить себя, поделиться доходом, если сам нищенствует? Обратить вообще внимание на ближнего, если насквозь погряз в гордыне и похоти, или даже навязчивых пристрастиях, вроде алкоголя, карьеры или сутяжничества.

В общем, надо готовиться.

Даже Иисус и то готовился, прежде чем делиться результатами. Что делал Иисус потом? Учил и проповедовал. Делал то, что знал и умел, к чему был подготовлен. А если исцелял, то не как врач, и кормил не как повар. Он использовал для этого сверхъестественные способности или возможности, которые человеку не даны, или даны лишь некоторым и очень избирательно. Так Петр исцелил хромого, а Павел воскресил юношу.

Только вот к чему готовиться? Все очень просто, соблюдай нравственный закон Иисуса Христа, то есть возлюби Господа и возлюби ближнего.

Возлюби Господа – не будь рабом привычек и догм. Догматика часто повторяет заблуждения невежества или ошибки перевода. Привычки к семье, имуществу, деятельности, допингам, азарту, определенному образу жизни и стилю поведения, тем более догмам – все это отворачивает от Бога.

Возлюби ближнего – просто соблюдай золотое правило: «…во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними…».

То есть вести себя одинаково со всеми. Примеры избирательности в Библии имеют отрицательный характер. Помогать нужно всем, кто попросит, или кто в помощи нуждается, а попросить не может, подобно самарянину. И если помощь на доброе. Но помощь свою навязывать не нужно, то есть не просят – не делай.

Поскольку же добро и зло понятия относительные, то помогайте тому, кому считаете нужным. Только не навязываете своей помощи и тем более не принуждайте других вам следовать. И уж тем более не делайте ничего публично, напоказ.

Но ведь если нужна медицинская помощь – идешь в больницу, нужна защита – в полицию, знания и умения – к учителю. Но никак не наоборот, как полицейский не может вылечить, так и врач защитить, ведь каждый из них служит СВОИМ даром, а не вообще.

А вот на бытовом, повседневном уровне, каждый из них в состоянии помочь ближнему. По-другому говоря, все понемногу и все о немногом.

Все о немногом – значит максимально возможно развивать свой дар, ну, или врожденную способность.

Все понемногу – значит поддерживать форму, не быть рабом привычек и догм. Догматика часто повторяет заблуждения невежества или ошибки перевода. Привычки могут быть к семье, имуществу, деятельности, допингам, азарту, определенному образу жизни и стилю поведения.

Еще надо делиться. Зачастую по этому вопросу вспоминается десятина. Однако уже в Библии заложено неравенство, скрытая форма эксплуатации. Всего двенадцать колен. Одиннадцать платят десятину, одно получает. У каждого из одиннадцати остается по девять десятин, а у одного – одиннадцать. Это справедливо? Все равны, но некоторые равнее?

Когда жили вдвоем Адам и Ева кто кого эксплуатировал? Две половины целого соединялись, разные качества дополняли друг друга. Лучше всего это отображено в символе инь – ян. Так что десятина это по существу налог или партвзнос. И получатели на этом паразитируют. Поэтому никаких десятин.

Что еще? Делать добро и не делать зла? Но что такое добро и зло? В общем и целом добро – положительная оценка, а зло – отрицательная одного и того же. Поскольку абсолютен только Бог, а все остальное относительно, то это же относится к добру и злу. Нет никакого абсолютного добра и зла. Даже сам Иисус, делая кому-то добро, приносил другим своим добром только зло. Хотя бы тем же первосвященникам. Или, например, воскресив сына вдовы, лишил заработка работников похоронной сферы.

Помог нуждающемуся – забрал у семьи. Если кто-то выиграл, то кто-то проиграл. Ну и так далее. Значит, что добро и зло не вообще, а конкретно для кого-то или чего-то. Для конкретных личности, коллектива, структуры, класса, государства, расы. Но никогда не для всех. А если не для всех, то добро эгоистично.

Соответственно с такой позиции любое деяние, то есть действие или бездействие, должны рассматриваться не с точки зрения абсолютных добра и зла, а всего лишь только под одним углом – кому это выгодно.

Что еще? Будьте святы.

Ибо написано: «будьте святы, потому что Я свят».

Святость – это отделенность. И как Бог от мира отделен, но присутствует во всем, так и человек должен отделиться, быть в миру, но не от мира. Наше царство на небесах.

В общем, подготовь себя к служению своими дарами и способностями, постоянно совершенствуй готовность, подобно воину, и делись с ближним тем, чем считаешь нужным. А если попросят поделиться чем-то другим, то делись, если это не нарушает твоей готовности, и если считаешь, что просят на доброе. При этом смотри на все как бы со стороны, ни к чему и ни к кому не привязывайся, помня о том, что мы все здесь временно и наше царство на небесах.

Аминь!

Я понимал, что трогаю болезненный для адвентистов предмет, но остановиться не мог – меня просто вело ощущение правильности позиции. Тем не менее, хоть догматику адвентистов я и затронул, да еще в одном из самых спорных мест, мне на дверь не указали.

Однако, информация просочилась, студентам видимо вставили большой пистон и мне было сказано, что прежде чем выходить с проповедью мне надлежит доказать свою лояльность структуре. Естественно, что меня это не устраивало. Поэтому мой адвентистский период закончился.

@

Примерно тогда же потерял и Олю. Дело в том, что на улице я вдруг столкнулся с другой Олей. Мы знали друг друга давно, посещали когда-то один спортзал, целовались и трогались, но дальше не шагнули. Я тогда был еще официально женатым, к тому же под завязку занятым, а ей было всего лет семнадцать, и она была вся в подростковом максимализме.

Мы и познакомились в спортзале. Общая тренировка еще не началась, я в углу что-то отрабатывал, когда ко мне подошла незнакомая юная пухленькая девушка и предложила спарринг. Глупость, конечно, если рассматривать контактный вариант, но просто так поиграть, как это называют китайцы, в пуш – пуш, почему бы нет.

Мы мило обменивались почти что бесконтактными движениями, стремясь друг друга переиграть, пока я, уж не знаю почему, не сделал заднюю подсечку, так называемый «хвост дракона». Это когда с упором на руки делается круговой мах ногой, подсекающий под голени.

Вообще-то с учетом значительной разницы и в весе и в классе, сделал я это зря, поскольку такая подсечка скорее напоминает удар. Оно бы и ничего, если дело происходило на деревянном полу, приземлилась бы на пятую точку и все. Но мы были на гимнастических матах, по которым, как известно, ноги не скользят.

Поэтому это был действительно тяжелый удар. Она со стоном рухнула на мат. Потом всей толпой присутствующих мы ее утешали, рассматривая постепенно опухающую голень. Потом я ее, хромающую, проводил домой.

В общем потрепались, вспомнили прошлое, и договорились вечером встретиться. Встретились, и не нашли ничего другого как купить несколько бутылок вина и пойти ко мне. Дома мы выпили за возобновление знакомства и тихонько стали друг друга раздевать. Раздалась, растяжки после родов, прошло ведь больше десяти лет, но старая любовь не забылась, и мы просто доделывали то, что не успели тогда. Было вкусно.

И вот мы с этой Олей стояли пьяные, обнявшись, около моего дома посреди дороги и смотрели на луну. Та Оля как раз приехала ко мне на машине. Устраивать скандал она не стала, просто выглянула, оценила картину, хлопнула дверью и уехала.

Но я даже не расстроился, эта была вкуснее той. Точнее не то чтобы вкуснее, просто эта ближе для души. А та как наложница, услада после праведных трудов. Тем более, что эта свободна и с ней можно посреди улицы на луну смотреть, а та занята и с ней можно только тайком беса тешить.