Читать книгу Распадаясь: Рассказы - Александр Назаров - Страница 13

На следующий день Ганс и Лилиан молча шли по почти пустой улице. Подошли к небольшому магазинчику, от которого веяло прохладой. Внутри в холодильниках виднелись лотки с мороженным.

– Тебе какое, Лиль? – спросил Ганс.

– Я не хочу, спасибо, – ответила она, как вообще можно наслаждаться чем-то после того, что мы увидели?

– Извини, я просто подумал, что тебе было бы неплохо развеяться. Надо жить дальше.

– Неужто нас всех так просто забудут. Надо жить дальше. Мы умрем, исчезнем. Все, что делало нас людьми просто растает? А люди продолжат жить, радоваться, есть мороженное. Никто даже не заметит, что мы были.

Пошли дальше. Далеко впереди уже виднелось привычное здание Неонового дракона

– В драконе теперь постоянно играет отпадная музыка, тебе понравится.

– Не знаю. Пытаюсь вспомнить хоть одну мелодию, а в голове только шум. Радиопомехи.

– Все будет хорошо, ты вернешься к прежней жизни, вот увидишь.

Когда пришли в Неоновый дракон, там было совсем немного людей. Их встретила Альва, неукротимая работница заведения, любимица клиентов. Ганс с Лилиан уселись за барную стойку. То ли от усталости, то ли от еще чего-то девушка положила голову на столешницу. К ней рядом запрыгнул местный кот, но Лилиан рукой смахнула его.

– Рада видеть вас в живых, – сказала им Альва, – выглядите, как будто только что из боя. Ганс, ты бы себя видел. Это у тебя ухо кровоточит?

– Альва, я ничего сейчас не хочу рассказывать.

На это девушка капризно сжала губы. Тут голову от стола подняла Лилиан.

– Мы стали свидетелями самоубийства. И не абы кого, а Катода, окулиста, который сделал вам ваш дурацкий синтезатор.

– Ты имела в виду оккультиста, дорогая? – поправила её Альва.

– Я так и сказала, культуриста… эссеиста. Да как его там… окку… ок… около больницы, вот, это произошло около больницы.

Ганс и Альва переглянулись. Альва нахмурила брови, увидев замученный взгляд Ганса, полный усталости. Но еще большую усталость выражали глаза самой Лилиан. Девушка без интереса рассматривала фотографии на стенах, с трудом узнавая их.

– Тебе бы выспаться, милая, – посоветовала Альва.

– К черту. Все равно не усну, – ответила студентка и тут же отрубилась.

Ганс вышел на улицу, следом за ним вышла и работница заведения.

– Что вы собираетесь делать, Ганс?

– Пока не знаю. Как только ей станет лучше, поведу её к врачу. Она сама на себя теперь не похожа. Больно смотреть. Ты спрашивала про ухо? Это она меня укусила в припадке ярости. На ухо-то мне до лампочки, но Лилиан сейчас требуется особая поддержка. Мне пришлось забирать её из желтого городка, и, поверь мне, я не хочу, чтобы она туда возвращалась.

– А если врачи не помогут? Если ей все же придется вернуться в психбольницу?

– Даже думать об этом не хочу. Всё покатилось к чертям. Смерть Катода нанесла по Лилиан двойной удар. Мало того, что она стала свидетелем ужасного события, так еще теперь нет свидетеля, благодаря которому могли бы отпустить её отца. Это… это просто несправедливо! Мы должны были стать инженерами и двигать нашу страну вперед, а сейчас только и думаем, как бы самим не двинуться.

Альва обняла распалившегося Ганса, тот постепенно остыл. Еще секунды назад громыхавший голос его теперь звучал очень тихо.

– Мне кажется мы теряем Лилиан. Нужно как можно быстрее вести её к доктору…

Тут он поднял взгляд и увидел, как, стоя в дверном проеме, на них смотрит пустыми глазами Лилиан Раэ.

– Никто никуда не пойдет, – безэмоциональным голосом сказала она.

Альва испугано выпустила Ганса из объятий. Оба они застыли на месте, пораженные тоном Лилиан, на лице которой застыла ярость. В руке она держала кухонный нож. Из запасного выхода выбежал повар:

– Берегитесь! Я не успел среагировать, она ворвалась на кухню и схватила нож!

– Заткнись, – голос Лилиан звучал опьяненно, – На чем я остановилась? Да! Никто никуда не пойдет, не побредет, не потащиться, не покатиться? Я теперь сама по себе. Посмотри на меня, Ганс, я кукла. Тряпичная кукла, из которой нитка за ниткой вытащили всю вату. И когда кукла посмотрела на вытащенную из неё вату, она поняла, что вата и была кукла. Где ты, ворона, что выклевала мою паклю? Ганс, я слышу её граянье.

Лилиан умолкла, прислушиваясь. Ганс тоже напряг свой слух в надежде, что тоже услышит карканье. Но вокруг стояла тишина, лишь Город гудел на фоне.

– Ты слышишь её? – спросила Лилиан.

– Нет… прости…

– Ганс, идиот, – прошептала Альва, – мог бы подыграть, чтобы успокоить!

– Заткнись, дура! – выпалила Лилиан, – Подыграй сумасшедшей, подыграй сумасшедшей. Сейчас мы её успокоим, скажем, что мы тоже куклы, а потом схватите и положите в чулан.

В глазах Лилиан застыли слёзы. Собрав все силы, она подавила ком в гороле. Сейчас, в полуденном свете, она знала, что делать.

– Я никуда не пойду, я не вернусь в психушку и не закончу как Катод. Останусь здесь. Шанс помочь, очевидно потерян. Будьте вы прокляты, вы и весь Город с его духами и демонами, ожившими лампочками, палочками, вешалками, ветошами… Я всего лишь хотела. Всего лишь хотела… а что я хотела?

– Все хорошо, милая, – выступила вперед Альва, – никто никуда тебя не поведет. Мы твои друзья, мы любим тебя. Позволь нам помочь тебе.

Взгляд Лилиан наполнился первобытным страхом и раскаянием, он сжала нож и двинулась вперед. Альва вскрикнула от испуга.

Весь мир застыл перед глазами Ганса. Доли секунды превратились в вечность, которая ушла на то, чтобы детально оценить сложившуюся ситуацию. «Альва прикрывает лицо, у неё нет шансов». Лилиан пригнулась и собирается броситься на неё, ударить ножом в рывке. У неё нет шансов, – повторно рассудил он, – секунда, не больше, вот сколько у нас есть». Времени на мораль и совесть больше не было. Воздух стал густым и склизким.

Обезумевшая Лилиан кинулась вперед. Её еще секунду назад потерянный взгляд запылал, губы скривились в перекошенной улыбке. В глазах Альвы, напротив, поселился страх и осознание неизбежной кончины. Лилиан преодолела два метра, после чего неожиданно согнулась пополам. Глаза Лилиан раскололись калейдоскопом. Одна картина, подернутая красной дымкой, сменяла другую. Одинокий маяк, покрытый игольчатыми кристаллами льда. Дверной глазок, в котором видна девушка с медными рогами на голове и третьим глазом в виде лампочки на лбу. Танцы на разбитом стекле. Кроваво-красная фигура с короной из забитых в голову гвоздей. По тёмным улицам скользят фонари. Зал, заваленный разбитыми мраморными статуями. Десятки кукольных голов плавятся в огне. Баночки с плавающими внутри глазами, и все смотрят на неё. Или это она смотрит ими?

В воздухе повис звук выстрела. Альва, не веря, что спасена, застыла на месте. Все свидетели этого события стали оглядываться по сторонам, выискивая стрелка. Их взгляды остановились на Гансе Шнайдере, который и сам превратился в мраморную статую после выстрела.

В правой руке его был стиснут револьвер, от которого отходило маленькое и легкое облачко дыма, казалось, оно физически не способно быть предвестником убийства. Бесконечно долгая секунда минула, Ганс сделал шаг вперед и бросил оружие на землю. Он поволочил ноги-пружинки по земле в сторону Лилиан. Казалось, вот-вот и он сам рухнет замертво.

Девушка выпрямилась. Правой рукой она держалась за живот, меж пальцами сочилась кровь. Лилиан и Ганс на секунду пересеклись взглядами. Шнайдеру казалось, что глаза его подруги стали такими же чистыми как прежде. Однако мимолетный просвет окончился. Безумная улыбка вновь застыла на лице девчонки.

– Достал меня. Сукин ты сын, Ганс, – просмеялась она, после чего отхаркнула кровью, – из-за тебя помирать теперь. Забавно.

– Лилиан, – единственное, что он смог выдавить из себя в ответ. Он стоял всего в паре шагов от неё.

– И ради кого? Ради этой крашенной шлюхи, она не стоит твоих усилий, – она шаталась, нож выпал из её руки, – поздравляю, победитель.

Она пошла к нему, направив вперед себя руки. Ганс перехватил их. Ладонь в ладонь. Он почувствовал её кровь. Темные волосы Лилиан спадали на глаза.

– Но ты же поможешь старой подруге перед её смертью? Дашь повеселиться? – разум окончательно покинул девушку, – Видишь, там идет ребенок, можно я его изобью? – она начала валиться набок, Ганс помог сохранить равновесие.

– Лилиан!

– А там кошка. Давай я вырву ей позвоночник?

– Лилиан, вернись к нам, верни свой разум, хотя бы сейчас, – Он сильнее сжал её руки.

– Так и знала, – с горечью ответила она, после чего резко подняла голову, но ярость, еще секунду назад пылающая в его глаза, померкла, – Спасибо… спасибо…

Тело Лилиан упало в руки друга. Все было кончено. Ганс полулежал на земле, обнимая Лилиан и качаясь от ужаса и боли. Кто-то подошел к нему сзади.

– Сожалею о вашей потере.

Ганс поднял полные боли и раскаяния глаза и увидел старика Теодора. Тот вручил ему свою визитную карточку с инициалами «Т.О.Д». Ганс не мог даже читать в этот момент. Мозг его кипел. «Как это случилось?! Как я мог, зачем? Почему я попал в живот? Это самая страшная рана. Её ведь теперь не спасти». Он припал лицом к лицу подруги детства, единственного человека, которого Ганс мог бы назвать любимым.

Снова кто-то положил руку на плечо Ганса. Он хотел оттолкнуть человека, но увидел, что это заливающаяся слезами Альва. Её всю трясло.

– Ганс. Ганс. Как мы дошли до такого? Но… но ты меня спас. И не только меня, но и моего будущего ребенка. Я назову его в честь тебя. Я всё медлила, чтобы рассказать вам с Лилиан, что выхожу за муж.

Ганс посмотрел на неё мертвыми глазами. Его лицо было бледным, оно за считанные минуты постарело. Зачем ты говоришь это сейчас? Над трупом Лилиан? Как можно говорить про жизнь, стоя над трупом?

– В честь худшего человека? Альва… людям вообще не стоит рождаться в этом мире…

***

Поначалу Ганс хотел выбросить орудие убийства, но потом решил, что сохранит револьвер, оставив в нём одну пулю. Он припас её для убийцы Лилиан. И эту единственную пулю в барабане он пронесет через алкоголизм и депрессию, через вязкие годы абсолютно пустой жизни, проведенной в пивных.

На суде его оправдали благодаря показанием свидетелей, хотя сам он свою вину признал. Августа Рае, отца Лилиан так и не успели выпустить, он умер в тюрьме. Поговаривают, что его добило известие о смерти дочери. Старое сердце не выдержало.

За два дня в Городе произошло две ужасных смерти, погибли Кристиан Од, электрик, чей портрет весел на доске почета, и юная выдающаяся студентка Лилиан Рае, которая могла бы стать великим физиком или инженером, но стала нулевым пациентом синдрома Раэ. Однако никто не обратил внимание на кончину двух людей и появлению нового психического заболевания. Теплый летний день без облачка на небе вошел в историю, как день начала кровавой чумы: первая смерть от ужасной произошла в больнице доктора Ньюмана, став вестником дальнейшей эпидемии.

В ночь между двумя роковыми днями произошла еще и четвертая смерть. Но скорбеть по этой кончине мог лишь один человек. Девочка, что ехала в поезде куда-то на запад, где находилась граница цивилизации. О смерти Ирокеза Никс узнает только годы спустя, но о ней она догадывалась бессонной ночью в плацкарте.

А Город жил. Это был древний титан, который не видел смертей и страданий подобно тому, как организм не видит гибель клеток. Поколения меняются, а город стоит, меняется. Но здание Иггдрасиля так и возвышалось над ним, хотя власть менялась еще много раз после тех лет: Даврон ошибся, они не успели сесть на дирижабли, чума дотянулась и до них. Сам же герр Т.О.Д, казалось имел иммунитет к чуме. Но разве может умереть тот, кто превратил смерть в бизнес и искусство?