Читать книгу Проект «Орлан»: Одинокий рейд. Курс на прорыв. Фактор умолчания - Лев Александрович Зеленов, Л. А. Зеленов, Александр Плетнёв - Страница 12

Утро как утро. Намаявшийся с сушняком, терзаясь душевным дискомфортом, Скопин выдал самый дурной прогноз:

– Подтянут бритты свою «Резолюшн», да кэ-эк зафигачат нам в отместку баллистическим «Поларисом» с ядерной головкой и концы в воду!

Тем не менее сутки наматывали часы. И день как… в общем, тянулся без особых историй. Просмотрев с командиром предсобытия в компе, пришли к выводу, что ничего серьёзного в ближайшее время не произойдёт. Англы, видимо, замывали разбитые носы, пытаясь наладить более эффективную противоздушную оборону. Погода оставалась штормовой с ограниченной видимостью, такой, что и аргентинцы попритихли. По крайней мере, Буэнос-Айрес, подтвердив успешность ракетной атаки и поражение британского авианосца, никаких сообщений непосредственно для русских не адресовал. «Пьедро Буэна» периодически вёл неинтенсивные переговоры со своими, и командир эсминца счёл обязанным известить русских коллег, что на эсминце заканчивается топливо, и им пришлют замену.

Наступила пауза.

Это не значит, что экипаж пребывал в безделье и блаженстве. Война всё же, несмотря, что окраина и до Фолклендов километромили. Планово совершались полёты «камовых» на противолодочный поиск, выжигая моторесурс (кстати, с «Пьедро» тоже гоняли свою «вертушку» на «дело»), регулярно ловили «эрэлэсками» сквозь толщу тумана и облаков непонятные самолёты. Аэропорт Рио-Гранде периодически выпускал и пассажирские лайнеры, но вряд ли их маршруты пролегали столь далеко к югу. Несомненно, это были британские разведчики, рядившиеся в том числе и в чилийскую «шкуру» – то бишь «Канберры». Ходили кругами, порой по два самолёта, полосуя РЛС из-за серой хмари. Один из любопытствующих оказался настолько навязчивым, что пришлось придавить его средствами РЭБ – нехрен пялиться! В общем, шла обычная боевая работа.

После полудня принесли перехваченную шифровку на «Пьедро Буэна», что фрегат, шедший им на замену, завернули назад. При этом на эсминце по сему факту отмолчались.

– Здесь, – «секретчик» указал на распечатку, – добавлены значки, которых ранее не наблюдалось. Вероятно условные, что предполагает особый статус телеграммы. Шифруются.

Терентьев лишь кивнул, не придавая этому значения.

Однако ближе к трём на станции радиотехнической разведки «отбивается» отметка с северо-запада. Параметры, как у обычной судовой навигационной РЛС. Если провести линию, то прямёхонько совпадёт с направлением на аргентинскую базу Ушуая – стало быть, кто-то оттуда идёт.

Затем радиометрист с «Вайгача» доложил: «Обнаружена цель!» Через полчаса рассчитали дистанцию и время подхода. Что любопытно, на «Пьедро Буэна» по-прежнему молчали.

Проходит время, сигнальщики уже напряглись у визиров, посудина близко, но видимость только ухудшается, потому доклады пока не поступали.

«Секретчики» предоставили на ГКП новую телеграмму: «Пьедро Буэна» получил приказ идти на базу.

Эсминец незамедлительно вывесил флажки, прощаясь, и, показав корму, задымил в сторону материка.

– Сделайте запрос о принадлежности судна, – приказал Терентьев.

Через минуты приходит «квитанция». Доложили:

– Это аргентинский транспорт, который нам продукты доставлял. Говорят, «ротация специалистов, ещё продукты и оплата».

– Странно, – пробурчал Скопин, – а были ещё какие-то договорённости?

– Нет.

– Надо бы поспрашать наших аргентинских квартирантов.

Тут докладывают сигнальщики:

– «Пьедро», на корме эсминца ратьер: «Опасность».

– Что?

– И продублировали!

– Опасность? – недоумевает Терентьев, поворачивается к офицеру связи. – Запросите…

– Нет, – почти прокричал старпом, – он специально ратьером, чтобы не в эфире!

«Опасность, опасность! Словно командир эсминца хотел незаметно предупредить о чём-то», – в голове у Скопина крутились варианты от самого радикального с ядерными «Поларисами» до прячущейся под днищем приближающегося транспорта подлодки.

Терентьев тоже, видимо, напрягается, требуя более пристрастного освещения воздушной обстановки и показаний гидроакустиков. Также срочно послал вестового за аргентинскими представителями.

– А может, опасность в самом транспорте! – вдруг догадывается старпом.

С мостика доложили, что аргентинское судно вышло из полосы тумана и просматривается в визир.

– А ну пойдем, поглядим на эту «опасность», заодно доведёшь свои соображения без лишних ушей, – Терентьев повлёк старпома на мостик, увидев, что на ГКП явился капитан де навио с переводчиком.

– Понимаешь, мы же бесхозные, – с ходу начал Скопин, – точнее под аргентинским флагом, а Кремль от нас отказывается, сам же слышал по новостным…

– И что, думаешь, подойдут вплотную и жахнут по нам торпедами? Какой им резон… стоп, – до Терентьева вдруг дошло. – Транспорт подойдёт борт к борту! Ты хочешь сказать, что они решатся на захват корабля?

– Да! – Старпом аж задыхался то ли от возбуждения, то ли от спешки на трапах. – Говорю же – мы ничейные! Уничтожив один из авианосцев бриттов, мы практически выиграли Буэнос-Айресу войну, если, конечно, англы не подсуетятся со срочной покупкой новой техники. Я, кстати, изначально подумывал о попытке нас прихватизировать ушлыми мучачос, но это если бы мы сдуру запёрлись к ним порт. А тут… смело, рисково, и кто-то у них явно соблазнился нашей беспечностью при прошлой разгрузке.

Они уже вышли на крыло мостика, Терентьев, вполуха слушая доклад старшего, приник к визиру:

– Ну, давай поглядим, тот ли это транспорт, что в прошлый раз.

– Может, вообще отказаться от разгрузки? Надо наших прикомандированных аргентинцев попытать, – Скопин шарил по горизонту в бинокль.

– Попытать?

– Ну, порасспрашивать, в смысле. И если подтвердится – душу вынуть.

– Да они вряд ли что-то знают. В такое рядовых исполнителей не посвящают.

Скопин тщетно пытался что-либо рассмотреть в бинокль:

– Нифига не поймёшь – идёт-то носом. Придётся подпускать ближе. Может, всё-таки откажемся от этого побортного карго. Зачем нам рисковать? Надо им – пусть вертолётами перекидывают.

– А если это лишь наши домыслы? Если честно, не очень мне верится во всякие «захваты». Но меры, конечно, примем, – решил Терентьев.

На ГКП аргентинский военный пытался через выносной терминал секретной связи переговорить со своим штабом. На том конце дисциплинированный оператор лишь подтвердил приём запроса. Командование молчало. Аргентинец затараторил по коротковолновке с капитаном транспорта, но там были лаконичны.

– Судно частное, реквизированное флотом на военные нужды, – легкомысленно пожал плечами капитан де навио, – секретной аппаратуры не имеет. Сказали, что с грузом на борту представитель хунты. Все вопросы при личной встрече.

Аргентинцев вежливо «попросили» с мостика, и Терентьев приказал чужаков на ГКП пока не пускать и ограничить в средствах связи, то есть, если хотят выйти на свой штаб – пусть пробуют, но на передачу сигнал обрезать. До прояснения обстановки.

Вызвал командира подразделения морской пехоты, поднял с койки штурмана.

– На подходе аргентинский транспорт с грузом для нас. Будем принимать. Но есть подозрение, что крейсер попытаются захватить!

Терентьев видел, что совершенно не ошарашил новостью офицеров. В спешке прибывший штурман выглядел слегка закачанным, видимо со сна. Командир пехотинцев сам по себе был человеком мрачным. Сейчас же тяжёлый прищур и лёгкая припухлость лица делали его особо брутальным (ракетные стрельбы его не касались, а при пронизывающем холодном ветре не до тренировок на палубе – вот и маялся дурью).

– Ещё раз говорю – лишь подозрение. Но если вдруг… не знаю, как это будет происходить! Возможно, кран-балкой нам перекинут пару контейнеров, из которых полезет группа захвата. Поэтому надо выставить вооружённую вахту ППДО[66], распределить секторы на палубе. Вместо швартовой команды принимать груз будут тоже твои парни. Согласуйте со штурманом.

– Если заваруха будет реальной – моих ребят просто пощёлкают снайпера с чужого борта.

– При такой качке?

– Ну, или с пулемётов посекут. Никакой бронник не спасёт.

– Что предлагаешь?

– Надо к палубе каких-нибудь ящиков накрутить с песком и хорошими стальными стенками, чтобы укрыться от огня можно было и оружие припрятать. И ППДО не светить.

– Какова вероятность прорыва?

– Да никакой! Ангар закупорить, переборки и люки задраить – будут на вертолётной площадке как на ладони. Сколько у меня времени на подготовку?

– Если он скорость не изменит – час.

– Плохо! Как раз темнеть начнёт. В сумерках сложно будет – ни приборы, ни прожектора не помогут.

– Можем дёрнуть ему навстречу. Тогда минут тридцать.

– Добро! И подготовиться успеваем.

Отбарабанили своё вахтенный, рулевой, оттренькал машинный телеграф – крейсер набирал 26 узлов, ложась на встречный курс с транспортником.

Снова пошла полоса тумана, скрывая корабли друг от друга, но не для радаров. Манёвр крейсера не остался незамеченным.

– Радио от «аргентинца»: «Озвучьте ваши намерения».

Терентьев реагирует не сразу, разглядывая, как сползает корка наледи с остекления рубки под действием омывателя:

– Ну, наха-а-ал…

– Или тупи́т, не понимая, что скоро стемнеет, или дурака включает и этот сумрак ему на руку, – вставляет своё старпом.

Прошло буквально пять минут, и радиометристы докладывают, что «аргентинец» сбавил ход до десяти узлов.

– Вот сучонок, – цедит командир и уже громче: – Ход тридцать узлов!

Вскоре «аргентинец» нарисовался. Его уже хорошо видно невооружённым глазом, а, подняв к глазам бинокль, Терентьев для себя подмечает, что переваливающееся на волнах с грацией бегемота судно никак не вяжется со словом «опасность».

Следует короткий радиообмен. Стрелка машинного телеграфа ложится на 10. Началась работа по выравниванию скорости и курса. «Пётр» – лево руля, вычерчивая на воде дугу, «аргентинец» – поворот вправо, выполняя плавное схождение.

– «Корыто» то же самое, – подтвердил старший группы сигнальщиков.

Скопин торчал на правом сигнальном, с максималистским пристрастием и подозрительностью вперившись в чужака, усиливаясь оптикой. С высокорасположенного мостика крейсера лёгшее на параллельный курс судно полностью и легко просматривалось. Палуба напрочь пустая, ни души. Перезвонил на ГКП Терентьеву:

– Надводных лацпортов не заметил и фальшборт невысокий, вроде просматривается. Это так на всякий случай, говорю. А вот какая им необходимость везти груз на палубе? Помимо контейнеров на шкафуте у кран-балки, непонятный ящик на баке. Слишком всё подозрительно.

Командир что-то буркнул. Отключился. Началось маневрирование сближения, требующее большой осторожности и внимания.

На палубе «аргентинца» появились люди, закопошившиеся у контейнеров, на мостик высунулся капитан, приветливо помахав рукой, белозубо блеснув из-под чёрных усов, не особо красуясь, тут же убравшись.

Скопин принуждённо ответил на приветствие (слишком уж сладенько всё), глянул вдоль борта «Петра» – мордатый крепыш, возившийся с закреплённым на стойке-вертлюге ДШК, предусмотрительно накрыл пулемёт бушлатом. Сам укрылся за выгородкой надстройки. Корма вся, конечно, не просматривалась, да и морпехи там праздно не шатались.

В плане было, что транспортное судно, уравняв скорость с крейсером на параллельном курсе, станет перекидывать груз на длинной стреле крана, но события развивались неожиданно и стремительно.

«Аргентинец» стрельнул из линемётов, выбросив словно паучьи лапы более десятка тросов с кошками на конце, хватко цепляясь, лебёдками подтягивая судно борт к борту. Одновременно открывая автоматический огонь по любому шевелению на крейсере.

Тут же падают боковинки контейнеров, выпуская первую партию абордажников. Между кораблями ещё метра три – штурмовики перепрыгивают с ходу, строча из коротышей пистолет-пулемётов. А на баке распались стенки ящика, оголяя установку с вращающимся стволом шестиствольного «Минигана».

Двух морпехов, открыто торчавших на полётной палубе, сразу положило. Один, с ранением в голову, там и остался. Второй полз в укрытие, оставляя за собой кровавый след от пробитых конечностей (атакующие стреляли из малокалиберного 5,56 мм – бронники выдержали).

Ударила очередь по блистеру поста управления взлёта и посадки, осыпая осколки стекла, смахивая белеющее пятно чьего-то лица.

Атака была настолько непредсказуемо-быстротечной, что укрывавшиеся на корме за импровизированной защитой морпехи схватились за оружие, когда противник уже перемахнул на борт крейсера.

Запоздал и крепыш с ДШК, второпях пустив длинную очередь, ушедшую поверх голов нападавших, зацепив лишь пару человек, как его самого впечатало в переборку крупнокалиберными пулями «минигана».

Более высокий борт крейсера ограничил место прорыва абордажников кормой, но несколько бойцов, с болтающимися за спиной штурмовыми винтовками, карабкались ближе к миделю, шустро перехватывая верёвку одними руками.

А вслед за первой волной из трюма «аргентинца» уже валит организованная толпа, обвешанная оружием потяжелее и с пластиковыми ВВ на липучках, пробивать задраенные люки и рубочные двери.

* * *

Мир вдруг наполнился грохотом и визгом долбящих по металлу пуль, срывающихся в рикошет и таким, казалось, несерьёзным стрёкотом пистолет-пулемётов атакующих.

Их спасла параноидальная настороженность Скопина, заоравшего: «Ложись!»

Упали, пропустив пули выше, завыл один из сигнальщиков, словивший в плечо. Его, не прекращающего мычать от боли, тащили под защиту переборок, переваливая через комингс, переползая сами. Скопин, успев крикнуть, тут же получил тупым от рикошета в голову, потеряв на мгновение сознание, с залитой кровью левой стороной лица забрался на карачках в рубку, не замечая режущих кожу осколков стекла. Голова, словно чугунная болванка – гудела вся левая сторона в унисон с ревуном тревоги. Глаз, видимо, заплыл синячищем, и смотрел старпом на окружение с мутным одноглазым ограничением. Рубке досталось – разбитые стёкла, прошитые пулями панели и подволок, есть раненые. Начинал проходить шок, подкатывала тошнота, и мутнеющий разум выцарапывал из забитой болью памяти главное, хрипло переводя мысли в звуковой ряд:

– «Кортик» на ручное! У них «крупняк» на баке… стеганёт по антеннам, всё – отвоевались!

Теряет сознание и уже не видит, как два морских пехотинца, неуместные в ходовой рубке и потому кажущиеся неуклюжими в своих раздутых бронниках, выставили в проёмы выбитых окон гранатомёты, с предупреждающим «не стоять за спиной», дуплетом заставляют заткнуться «миниган». Затем взялись за «калаши». Не снайпера, но корабли борт к борту, на коротких полрожка гарантированно решетили тонкостенные надстройки и фальшборты транспорта, пресекая безнаказанный тир.

* * *

На корме их бы смяли практически с ходу, если бы группа абордажа десантировалась, как положено, давя огнём, рассредоточиваясь, занимая ключевые точки. Слишком много их было и внезапно.

Но была неожиданность и для штурмующих – перемахнув через леера, тут же хряснуться на задницу, поскользнувшись на форменном гололёде (а что они хотели – мороз он всегда за русских!).

Вот тут уже их стали косить очередями из-за укрытий. Конечно, никаким железом не обшивали – насыпали в зиповские ящики песка да принайтовили их к палубе, естественно, вдоль противоположного борта, практически у среза. Отступать некуда – позади… океан, но зато гранаты, не задерживаясь, падали туда… вниз. Даже осколка не долетало.

Высунуться не давали – давили свинцом. Так они и не высовывались – выставляли практически один ствол, полосуя вдоль плоскости не глядя, получая порой по автомату и рукам. Но попада́ли.

Командир морпехов, с трудом выдернув покалеченной кистью чеку, метнув последнюю «эфку», орал, что «много их, не удержаться, отходить, отходить, ползком, ползком, за блиндированием вдоль среза!»

Не слышали, не понимали, в стрекотне и бу́ханье, в запале боя просто не признавая слова «отступать».

А те тоже отчаянно, под пули напролом. Но что им там пробежать от борта до борта пару десятков метров, и уже сверху замять точными и короткими очередями. До рукопашной даже не дошло.

У крепыша за ДШК был второй номер, которого, едва он вылез из своего закутка, стошнило при виде изорванного в клочья напарника. Вбитая боцманом привычка не гадить на палубу бросила его к лееру, выворачивая за борт. Это спасло ему жизнь.

Боец спецподразделения уже домахал до среза борта, как на голову ему выплеснулось ЭТО… Люди, вообще почти легко перенося ляпы типа коровьих лепёшек или собачьих «где хочу покакаю», к чему-либо подобному человеческому особенно брезгливы.

Матёрый, натасканный спецура ожидал всего: пули, кинжала в бок, озверелого русского в тельнике, даже средневековой кипящей смолы на голову, но не такого! Руки слегка дрогнули, разжавшись, и он соскользнул метра на два вниз. А тут и корабли как раз сошлись бортами, скрежеща металлом о металл, шмякая натренированным ценным человекоматериалом.

Покоцанный пулями ДШК заклинило, и облегчившийся до желчи парень, схватив «калаш», строчил, строчил, сбрасывая рожок, и снова сливал тридцаточку в прущих чужаков, слыша свист и громкое «банг!» в надстройку летящих в ответ и ни одной в него. Сказано – везунчик.

Снова заёрзал «миниган», и опять получил фугасную из РПГ.

Одиночки-спецуры, забравшиеся по линям по борту от миделя до кормы, хоть и превосходили по выучке морпехов из ППДО, но всё же это были одиночки. Некоторых успели зацепить пулей. Особо проворные выходили на манёвр, «напитавшиеся» кровью носились вдоль борта, скалолазя в надстройки, пытаясь протиснуться в задраенное по-штормовому железо, нарываясь на очередного затаившегося морпеха, в конце концов, стачиваясь усталостью, находя финальную пулю, тычок прикладом в зубы, а то и колотый сталью под бронник или в шею.

Их расчет строился на подавляющее преимущество группы на корме с полным захватом инициативы. Но на корме у штурмовиков…

Сделали! Рассеялись, занимая периметр, мысленно оглядываясь – сколько их (элиту элит) положили на палубе эти безбашенные русские, с удивлением обнаружив лишь семь тел противника против втрое большего убитых и тяжелораненых у себя. Но плацдарм они обеспечили. Корма под контролем. Вслед с борта на борт ломится второй эшелон спецподразделения, специалисты-моряки и агенты из разведки. Теперь им дальше, дальше, концентрируясь на прорыв, взламывая пластитом задраенные двери, вгрызаясь в стальную махину, пробираясь к важным узлам.

И тут происходит катастрофа!!! С момента атаки набежало всего минут пятнадцать. Два корабля идут параллельно, впритык, мученически скрипя и соударяясь бортами. Русский «громила» на ходу продолжает жить своей жизнью, вибрируя силовой установкой, вращая антеннами. Это целый лес антенн и этажи надстроек, особенно когда смотришь с палубы снизу вверх.

В очертаниях многих систем можно узнать оружие, не говоря уже о артустановке, задравшей под 45° стволы. Но для штурмовиков всё оно не представляет угрозы, рассчитанное на борьбу с «железом» (летающим, плавающим, подводным), они вне зоны его действия.

Совершенно неприметно на возвышении полуюта за грот-мачтой задви́гался лафет, горбатившийся обтянутым чехлом, и вдруг, прямо из-под плотного брезента, вспарывая, расцвели золотые букеты выстрелов воющих шестистволок, ударив двумя тугими струями, ломая человеческие фигуры, выкашивая, превращая в кашу.

Бледные вспышки прошлись по палубе крейсера, разбрасывая кровавые и огненные лоскуты, оставляя оспины разрывов и фрагменты тех, кто не успел заскочить в мёртвую зону. Где выжившие один за другим ныряли в развороченную пластитом рубочную дверь в торце надстройки, под торопящие окрики бойцов спецназа, профессионально понимающих, как их теперь мало для выполнения задания.

С полубака «аргентинца» пытаются отреагировать на «скорострелки» – высовывается один, второй, на плече у каждого тубус, не что иное, как целые ПЗРК. Вокруг них тут же зацокали пули. Бил кто из них по беснующимся шестистволкам, да не дали прицельно выстрелить, либо намеренно целил по антеннам, но одна из ракет пыхнула факелом, уходя вверх, ударила в выступ-площадку на фок-мачте, сыпанув осколками в ажуры антенн.

Автоматические «металлорезки» «Кортика» незамедлительно перекинули огонь на злополучный транспорт, устраивая на сугубо «гражданской» (по прочности) лоханке погром. Затем намеренно целя по барабанам лебёдок, рассекали прочные «нити», удерживающие корабли.

Крейсер резко набирает ход, бросая рули влево. Последние цепляющиеся тросы: какие разматываются огрызками с измочаленных лебёдок, какой вырывается с «мясом», унося кусок леерного ограждения, самые цепкие лопаются звенящей тоскливой нотой.

«Пётр» избавляется от присосавшегося транспорта, отбегая на дистанцию для… лишь для того, чтобы не получить осколками от своих же снарядов, тут же «ожившей» 130-мм артустановки.

Спаренные стволы резко опускаются по линии горизонта. Движения башни кажутся дёргаными, словно командир стрельбового расчёта на дистанции «в упор» потерялся с наведением. Но тут же проявляется его мастерство – десять дуплетов за неполную минуту, на доли градусов доворачивая башню после каждого залпа. Это было похоже на очередь, вспарывающую транспорт по всей длине корпуса.

Череда взрывов выворачивает судно наизнанку, заваливая набок. Понятно – ему конец, но стволы, курясь дымком минутной задержки, ещё раз «гахнули», словно пнув напоследок поверженного наглеца.

* * *

Терентьев и сам не заметил, что уже трижды скомандовал прекратить огонь, дёргаясь на каждый поступающий доклад. Хотелось орать и выть уже не тоскливо собакой в непонимании происходящего, а по-волчьи и по-бычьи… и как коршун по-высоцки[67].

Хотелось контролировать всё и вся! Лично! Особенно там, где сейчас по кораблю расползались чужаки.

«Как тараканы… – он непроизвольно брезгливо скривился, сжимая кулаки. Было именно это гадливое ощущение, когда случалось в бытность включить свет в общаговской кухне и видеть, как разбегаются чёрные, мерзкие… – Давить, давить!»

Хотя понимал, что натренированные на контрдиверсии морские пехотинцы справятся с этим лучше кого-либо из моряков.

«Вопрос – что десант противника успеет натворить на корабле?»

Сирена тревоги уже не выла (приказал отключить – мешает работать), но вышел по общекорабельной связи, обратившись к экипажу, коротко и чётко обрисовав ситуацию. Внешние звуки на ГКП не долетали, но можно было себе представить, как аврально перекрывали всё, что ещё не было закрыто, как затопали по трапам матросы, грохоча задраиваемыми комингсовыми дверьми, мягко хрумкая смазанными шестернями кремальер.

Стала «слепнуть» правая секторальная РЛС «Подкат».

– Потерян сигнал с антенны, – подтвердил моргающие лампочки сбоя системы оператор станции.

Терентьев одним взглядом дал понять вахтенному – «разобраться» и подстегнул операторов:

– Доклад по воздушной и подводной обстановке каждые две минуты.

Сам продолжал прокручивать в голове последние сообщения, пытаясь систематизировать цели противника и предпринятые контрдействия: «Офицер из дивизиона живучести с группой вооруженных моряков отправлены в помощь морпехам. Усилены посты свободными от вахты. Прикомандированные аргентинцы взяты под арест. Звонили летуны с ангара – забаррикадировались! И пострелять у них есть из чего, но к ним не полезли. И хорошо!!! Они “сидят” там на керосине, одной шальной хватит, чтобы пыхнуло. Командир морпехов скорей всего погиб – прапорщик, принявший на себя командование, доложил: “…противник, продвигаясь, применяет мини-подрывные устройства. Локализовали группу из трёх бойцов противника в подбашенном отделении…”

Пока всё! Вряд ли им нужна АК-130, тем более там почти барбет, не так-то просто всковырнуть и взрывчаткой. Какая взрывчатка, какой мощности? Наверняка не очень мощная, иначе им самим не поздоровится. Куда они ломятся? К реактору, к ГЭУ[68] или в румпельное отделение? Там защита какая-никакая. План корабля у них вряд ли есть. Значит, будут течь как вода, из предположений и логики расчёта, но куда удобно. А самые легкодоступные – это жилые помещения старшин и матросов. Туда их и будут выдавливать морпехи. Что там ещё прапорщик? Не знает количества проникнувших на корабль?!»

Терентьев выискал взглядом монитор, передающий видео с кормы. Камера была установлена перед рандеву с транспортом, практически перед самой атакой в посту управления взлёта и посадки, разъёма там штатного не было – просто наскоро кинули «сопли». Пост обстреляли, видимо, зацепило и мини-камеру, и теперь картинка «лежала» боком.

«Сколько их? Судя по тому, сколько их накрошил “Кортик”, теперь разбросанных по палубе, то было немало. Отмотать запись, и можно фактически точно подсчитать. Кстати, заодно и посмотреть… что-то заметил, какую-то странность в нападавших, рожи размалёваны – спецназ явно, но что-то ещё… чёрт… ладно, потом. Но просмотр поручить… – огляделся. На ГКП не протолкнуться – усиленная вахта, – короче, есть кому».

Озадачил первого подвернувшегося – штурмана, чтобы тот озадачил в свою очередь кого надо.

– И пусть охрана – снаружи, – мотнул головой на двух матросов в бронниках, в касках, с автоматами, – тут уже дышать нечем.

«Спросили бы его: “Ты в порядке?”, ох как бы он ответил: “Я не в порядке!!! Я в большом непорядке!!!”, пока на корабле, словно червяки в яблоке, ползали чужаки, вгрызаясь в его металлическую (и человеческую) плоть, руша порядок и убивая».

Приказал не докладывать ему о потерях и раненых. Пока. Он впервые терял людей. Это выводило из себя и могло повлиять на трезвый расчёт и холодную голову. И делал над собой почти физическое насилие – делать то, что должен, чему научен, а не бежать сломя голову с «калашом» наперевес, очищая свой, СВОЙ, чёрт побери, корабль от врагов! Оставляя профессионалам морпехам делать своё дело! При этом надо внушать экипажу личную уверенность и спокойствие, дескать, всё под контролем! Потому что слишком уж это было… как удар ниже пояса – наглый абордаж! И гнал от себя крамольную мысль, боясь притянуть надуманное: «Чем такое, позорное, уж лучше бы торпеду в борт или ракету, на худой конец». Но – нет! Этого только не хватало!

А потому снова внимание к внешней обстановке, и, слушая монотонный успокаивающий бубнёж операторов РЛС (кроме правого «Подката»), даже не верилось, что десант не подкрепят с воздуха или из-под воды. Висит, конечно, разведчик в небе, но на приличном расстоянии. На горизонте лишь метка «Педро», который, видимо, держит полный ход, иначе говоря, улепётывает.

«Эртээсникам» можно верить – «стелсов» практически ещё и у амеров толковых нет, а вот акустики… Акустикам сложно! Крейсер галсирует на 25 узлах противолодочным. Естественно, своим шумом забивает «слухачей». Плюс – волнение на море, близкое к штормовому! И если субмарина крадётся на малой глубине, то её кавитация весьма эффективно заглушается всеми всплесками и хлюпами волн. К тому же у аргентинцев именно дизельные ПЛ – по сути самые тихие в классе.

Конечно, можно было себя похвалить, что перед подходом аргентинского судна приказал вернуть «камова» на борт, потому что, крутись он поблизости во время абордажа, его запросто могли «смахнуть» ПЗРК. Да и сейчас бы, случись поломка, куда его сажать – на корме пока чёрт знает что творится. Но именно сейчас противолодочный вертолёт пригодился бы как нельзя кстати.

Отвлёк дежурный по кораблю – именно он плотно «сидел» на контроле по перемещению противника по крейсеру, собирая информацию с любого источника: камеры видео, звонки с боевых постов о любом нештатном шуме или просто обрыв каких-то цепей с предупреждающе моргающими контрольными диодами.

Подобная неконкретика вынуждала его тихо паниковать, и он предложил, от греха подальше, а точнее от вероятности ядерной диверсии, заглушить реактор.

– Нет, – Терентьев засомневался лишь на секунду, рано, видимо, как думал, так и подавал свои доводы, – это захват. Хотели бы уничтожить – смонтировали на транспорте подводный торпедный аппарат или вообще… жахнули брандером. А эти не фанатики, туда они не полезут, не самоубийцы. Вывести из строя, думаю, их задача, чтобы стали лёгкой добычей и сдались. Корабль их интересует. Нужен им. Наверняка хотели бы сюда – на ГКП и срубить, так сказать, «голову», но неудобно – с кормы пока доберёшься. Вот и лезут… скорее всего им нужно румпельное или главная энергетическая установка, турбины. Чтобы обездвижить крейсер, достаточно и просто повредить редуктор, но…

Немного поколебавшись, всё же приказал:

– Кормовое машинное отделение – заглушить котлы, отвести пар, закрыть заслонки.

Ввалился штурман. То есть за общим напряжением Терентьев и не заметил бы, но от того пахну́ло свежим морозным ветром, а значит, был наверху. Доложил – оказалось, что камера на корме работала, так сказать, лишь онлайн и записи не было. Штурман выглядел озабоченным, скорее расстроенным, хотел ещё что-то сказать, но вышел на связь прапор-морпех.

Голос в переговорном устройстве, выведенном на «громкую», скрипел помехами, слышалась стрельба, крики.

– Передовая группа противника пробилась к кормовому машинному отделению, но там и встали. Больше не бу́хают – скорей всего, у них закончилась взрывчатка. Блокируем! Несколько человек проникли в вентиляторные аппаратные. Повредили электростанцию номер два. Много их на ярусе матросских кубриков. Эти упыри там плотно «окопались». Должны понимать, что их дело – швах, но огрызаются! Сложно. Гранаты применяем только светошумовые, – он тяжело сглотнул, потом, видимо, хлебнул из бутылки. Продолжил: – Надо выйти по общекорабельной – предложить им сдаться. Иначе много парней положим – нам зачистить будет ещё тот геморрой.

– Понял, – Терентьев, пока прапорщик докладывал, разглядывал общий план крейсера, прикидывая, куда удалось проникнуть чужакам, – где наш испаноговорящий?

– Не надо испаноговорящего, – угрюмый штурман, наконец, нашёл паузу, чтобы вставить свою неприятную новость, – они на английском перекликаются.

– Вот оно… что! – протянул Терентьев. – Вот так, значит! Как же это англичанам удалось так провернуть, что Буэнос-Айрес слил нас? То-то я и смотрю – слишком круто для аргентинского спецназа. САС[69]!

– Не САС, – штурман протянул командиру ладонь, в которой лежал металлический жетон с обрывком цепочки.

Терентьев взял, разглядев выбитый рисунок и надпись на английском. Теперь стало понятно, что зацепило его взгляд на видео с кормы – среди атакующих явно были негры.

– «Дельта»! Американцы!

Со стороны могло показаться, что командир впал в ступор. На самом деле, Терентьев наскоро пытался прокрутить дальнейший вариант событий с учётом американского вмешательства. Стройной логики не получалось – слишком много факторов надо было учитывать, включая международные политические, но однозначно вывел, что перспективы не очень приятные. Окончательно запутался и даже не расслышал, как подал голос оператор обзорной РЛС. И уже дежурный по кораблю обратил его внимание:

– У нас ещё гости! На горизонте цель, групповая.