Читать книгу Проект «Орлан»: Одинокий рейд. Курс на прорыв. Фактор умолчания - Лев Александрович Зеленов, Л. А. Зеленов, Александр Плетнёв - Страница 5

Снилось детство. Такое… ушедшее, где-то счастливое, когда-то безоблачное, но во сне незримо тёплое и близкое.

Мальчишки. Приехали на обрывы к заливу, накрутив ве́ликами по пыльным летним дорогам. Окунулись. Просохли и все тут же засобирались обратно… А он остался – любил бродить тут в одиночестве и в тайной детской надежде. Почему-то всегда верил, что с ним обязательно произойдёт что-нибудь необычное!

Где-то слышал, что каждый год Азовское море, подмывая побережье, забирает у суши до десяти метров. И частенько прикатывал сюда на велосипеде. Потом брёл по песчаной полосе, задирая голову на высоченный обрыв, отмеченный осыпями, оголяющими древние наслоения породы, ожидая, что когда-нибудь обвалившийся кусок обнажит чего-нибудь эдакое.

– Гли-но-зём, – по слогам произнёс мудреное словцо, пока ещё не подкреплённое планомерной школьной программой.

Он любил всякие такие словечки, которыми можно покозырять перед друзьями, которые обильно вливались в его детский мозг-губку с массивом нужной и ненужной информации из десятков читаных книг.

Впрочем, десятилетний мальчик едва ли так построил бы своё предложение, даже с оглядкой на своеобразную начитанность.

Своеобразной его начитанность была потому, что книги глотал, как сладкую газировку из автомата, не жалея три копейки. Особенно когда накрутишь педалями от центрального пляжа до «второго» вдоль «железки» против ветра, вспаренный по лету с пересохшим ртом[33].

Глотал, не ощущая вкуса – лишь бы удовлетворить жажду. Жажду книжных приключений и великих тайн. Спеша за сюжетом с нетерпеливо подстёгивающим «а что же дальше?!». Порой, сокращая для себя сложносоставные слова, неправильно ставя ударения, перескакивая через строчки. Имея самый точный ориентир на странице – начало абзаца с многообещающими: «вдруг», «однажды» или «неожиданно», с которых и начиналось самое захватывающее.

Ещё раз окинул взглядом выгнутую дугой, уходящую вдаль коричневую полосу обрыва, в надежде, может, сейчас ссыплется с кручи пласт земли и обнажит тускло поблёскивающий металлом бок инопланетного космического корабля.

«Эх, это только в книжках может быть. Всё, теперь домой! И так задержался. Ещё к бабушке заехать, хотя бы минут на пять. Мама всё ровно спросит – где был? Не говорить же, что ездили с пацанами аж на аэродром. Заругает. А так скажу: “Где, где – у бабушки!” Ведь был же? Был! Ну и что, что всего пять минут». Пусть и не полная правда, но откровенно врать не хотелось.

Лихо просвистел ветром в ушах до бабушкиных восхитительно пахнущих пышек, с тающим на коричневатой корочке мёдом. Успев даже повесить (петля на шею!) на шелковице у кустов малины куклу вредной москвички Любки, с табличкой: «Она жрала малину!». «А чего она, зараза – утром приедешь, в надежде малинки, за ночь поспевшей, поклевать, а тут уже “понаехавшие” отметились».

И домой! Закатив в подвал многоэтажки велосипед, удачно миновал мамины кордоны-макароны…

«Да нет! Ну, вкусно, конечно! Но после бабушкиных лепёшек совсем не хочется».

Потом папа с работы пришёл слегка пьяный – в самой своей лучшей доброй стадии, когда можно было чего-нибудь выпросить. Одно плохо – будет ночью на кухню бегать воду хлебать. И конечно, увидит полоску света из-под дверной щели, распахивая дверь с рыком: «А ну быстро спать! Читаешь лёжа – зрение портишь!» А толку – фонарик и под одеяло!

И… читать, читать! И книга попалась про военный корабль… в океане… и он почти старший офицер…

Трясли за плечо настойчиво, но аккуратно.

– Что? – Снилось что-то такое сладкое… – Что? Что-то случилось?

Скопин разлепил глаза, машинально взглянув на светящийся циферблат.

«Ох ты… “собака[34]”, три часа спал!»

– Что случилось?

– Товарищ капитан второго ранга! Командир на ГКП требует, – лица вестового не было видно – лишь силуэт на фоне открытой двери каюты.

«О! Терентьев наконец-то оклемался».

Но тут в коридоре послышались неторопливые шаги, проём загородила массивная фигура, вообще перекрыв доступ свету.

– Сам пришёл, – голос Терентьева звучал глухо, и Скопину показалось – замогильно.

«Ща начнёт строить, – предвиделся тяжёлый разговор с командиром, – разнос неминуем».

Вестовой шмыгнул из каюты, мягко прикрыв за собой дверь.

Однако, устроившись у рундука, Терентьев начал совершенно о другом:

– Ты знаешь, а мы-то и как прогрессоры совсем несостоятельны.

– В смысле?

– Мобильники все эти, компьютеры, даже твой ноутбук – всё это уже есть. Пусть не массово, но в опытных разработках. А наши пока изучат, пока освоят производство (ведь тут важна технология), на Западе уже пойдёт массовый вал. Точнее в Китае. Да, несомненно, где-то можно сэкономить и сократить время разработок. Не делать лишних движений. Но я представляю, какая это инертная машина – Советский Союз.

– Но в целом аутсайдерская информация… горбачёвы-ельцины, маккейны, баракобамы, алькаиды? – Мозг медленно просыпался, но Скопин легко включился в разговор – сам об этом думал накануне.

– Вот это самое худшее, – вздохнул Терентьев, – ладно, если бы узкий круг: я, ты, несмотря на твоё порой легкомыслие. Но нас на корабле более шестиста человек, и каждый знает. При Сталине всех вообще бы распределили: толковых по шарашкам, бездарей (благо у нас таких единицы) в тьмутаракань-Колыму. Кто в Кремле сейчас? По-моему, Андропов. И КГБ никто ещё не отменял в восьмидесятый-то год. Что им делать с пьяными языками, которые знают о развале Союза?

– Будут так же служить на «Петре»…

– Крейсер всё же напичкан «новым», его поставят у дальней стенки, обнесут забором и распотрошат, по крайней мере, по электронике точно! Для главкома флота это ещё одна боевая единица, для страны ещё одна статья расходов, но несомненно – это подарок. А вот нам всем что?

– Что?

– Мы-то расслаблены. В квартирах унитазы-ванны-комфорты, у большинства уже хорошие иномарки (были). Ты легко перескочишь на… хорошо, тебе за заслуги перед родиной и партией – «Волга-двадцатьчетвёрка»!

– Мя-я-ягкая, – также мягко стеля, причмокнул не без улыбки Скопин.

– Да, мягкая, но вечно воняющая бензином.

– Да ладно тебе, это всё быт, люди привыкают ко всему! – Скопин вдруг встрепенулся, вскочив. – А не думаешь ли ты, что кто-то уже из экипажа надумал к амерам податься и за этот самый комфорт продать… инфу какую… эту самую аутсайдерскую? А пусть попробует! Мы ни в какой порт заходить не будем до самого Союза. Если какая падла найдётся – пусть вон в арктические воды ныряет. Ему ребята из «дэшэка» грузиков свинцовых подвесят. Да и вообще, надо замполита подрядить, чтобы с экипажем работу провёл, морально-душевную. Да и сам ты… утром, конечно…

– Поговорил в общих чертах, даже прошёлся по БЧ – умы́ в брожении, но не рефлексируют. Ни о будущем, ни о прошлом. Словно ни у кого не осталось там семей. Словно им тут не вливаться в новую жизнь. Эта история с «Конкерор»… все воинственны до невозможности. И ладно бы только молодые пацаны. Лишних тут у нас почти нету – офицеры и контрактники. Срочников раз-два – обчёлся! Но даже твой Забиркин – тощая грудь колесом, чуть ли не лично расправился с атомной ПЛ. Как дети, право!

– Зато сам же говоришь, без рефлексий и нервных срывов.

– Ну, хоть тут спасибо. Но вот скажи мне, импровизатор-авантюрист… за каким ты хреном в это полез? А?

«Ну вот – командир плавно подошёл к выволочке», – Скопин на мгновение выпал в думках, потом взъерошив волосы, возбуждённо выдохнул:

– А помнишь нашу игру, когда «все всё знают»? Опустим Первую мировую. Но вот когда Гитлер знает, и Сталин знает, и миллионы, включая будущих погибших, знают. И все, зная, говорят: немцы – «не надо нам позора ещё хуже версальского». Русские – ужас! Миллионы погибших! И все опускают руки и говорят «нахрен». А Гитлер в ответ: «мы пойдём другим путём» и давай перекраивать «Барбароссу». А и Сталин тоже не дурак, бесноватому верить. Кто тогда опять был в выигрыше? И так и эдак – при всех раскладах?

– Помню – англосаксы.

– Вот поэтому!

– Не ори!

– Молчу! Знаешь, наверное, единственный раз почувствовал, что могу что-то, ну хоть не изменить, но коснуться, чтобы траектория пошла по-другому, с надеждой, что лучше.

Скопин глубоко вдохнул, шумно выпуская воздух и, успокоившись, возвратился к разговору:

– А что там сейчас страна? Андропову недолго. Союз на пике могущества, но уже как с горы – набрал скорость. Люди… прикинь, родители ещё молодые, только первомай отгуляли, нам в школу с утра. А скоро каникулы, и как всегда казалось вначале – впереди целая вечность лета. А помнишь дядю Славу-моряка?

Скопин даже глаза прикрыл. Всплывали образы из предутреннего сна, погружая почему-то всегда в солнечные воспоминания детства.

Над их микрорайоном пролетали, нередко ревя форсажем, «сушки», а мимо дома проходила одноколейка в техзону, и все мальчишки разрывались между мечтой стать лётчиками или машинистами тепловозов, в которые их иногда добрые дяденьки-железнодорожники пускали прокатиться-поглазеть. Ровно до той поры, пока в их небольшой двухподъездной трёхэтажке не поселился дядя Слава. Моряк-отставник – вполне крепкий жилистый мужик, но что-то хватанувший на службе, что его списали с совершенно незаметной инвалидностью (ведь для них тогдашних пацанов инвалид это человек без ноги, например).

Именно дядя Слава их и заразил морем. Правда, из всей их ватаги только вот Колька Терентьев да он поступили в мореходку. Колька-отличник с первого раза и на два года раньше.

– Помню, – сдержанно кивнул командир.

– Да-а-а, – протянул Скопин, – дядя Слава был личность!

– Личность, – повторил Терентьев, но не подтверждая, а словно пробуя слово на вкус, – когда в дело вступает статистика – мы уже не личности.

– Ты о чём?

– Англичане взяли на эту войну ядерное оружие… – Терентьев запнулся, пытаясь подобрать слова поточнее.

– Если англы начнут проигрывать, у Тэтчер хватит яиц для ядерного удара? – догадался Скопин.

– Да. Но дело даже не в этом локальном конфликте. Мы едва тут появились – уже пали́м по-тихому. А как поведут себя наши ястребы в Кремле, если узнают про перестройку со всем последующим бардаком? Не захотят ли вдарить, упреждая, пока СССР ещё может вдарить, чёрт меня подери? Понимаешь, все эти люди, даже если это параллельная (не наша реальность), имеют право на жизнь, спокойную, без войны. Хотя бы до того времени, пока не начался развал, перестройка и всё прочее. Мы же своим вмешательством можем разрушить даже тот не всегда самый приятный мир, что получился в нашей истории.

– Да уж… думаешь ты весьма… о многом, – Скопин потерялся в попытке выразить свои комментарии.

– Думаю! – Жёстко кивнул Терентьев. – А ещё я думаю, что мы (весь экипаж, все 635 человек) придём в страну, где у нас нет никого и ничего. Ни дома, ни квартиры, ни даже комнаты в общаге. Помнишь, как мыкались после перестройки, без зарплат, никому не нужные?

– А ты не рефлексуешь по тому, что осталось там? – осторожно спросил Скопин. – Дети, жена?

– Дети? Дети, словно скомканные, сконцентрированные, не развернувшиеся человеческие сущности-личности. Но до поры. Они как ростки зелёные весной – пробьются через асфальт.

– Жена?

– А что жена? Найдёт другого.

– Не ревнуешь?

Терентьев пожал плечами.

– У меня сейчас забот, что не до сердечных думок. Сам знаешь, как у меня было: семейная жизнь – рутина. Бродит где-то чувство собственности, что она будет так же кричать под другим. Глупо, конечно. Претензия на исключительность.

– Хочется сказать «сочувствую».

– Хочется зафигачить тебе чайником, дурак!

Наконец заржали, находя в этом лекарство для психики и перегруженного думами мозга. Но отсмеялись всё же коротко, а Терентьев даже скомканно в конце. Его улыбка погасла, а взгляд переместился на наручные часы.

– Теперь я хочу услышать то, что не занесено в вахтенный журнал. Харебов и второй номер отбились – решил дать им поспать, как и тебе, кстати. А Забиркин ещё тот рассказчик.

– Нифига себе поспать!!!

– А три часа мало? Ты мне коротко, и опять ложись. Чувствую, с утра нам понадобятся трезвые головы и всё внимание.

– Забиркин как переводчик, надеюсь, радиообмен с аргентинцами изложил?

– Я читал ваш предполётный горе-конспект, – вроде бы одобрительно кивнул Терентьев, однако метнув недобрый взгляд, – а торпеду ты заранее решил подвесить, согласно закону жанра – ружьё в начале пьесы обязательно выстрелит в конце. Да?

– Да её списать уже пора было, а так какая радость разработчикам – отработала после стольких-то лет консервации на все «пять»!

– Ага, они с какой дистанции до противника её спустили?

– Харебов говорил: от силы полкилометра, практически на голову сбросили. Она лишь рыскнула – и на шумы винтов. Бахнуло! Представляю – у бриттов винты срезало. Ребята по моей команде антенну наматывать и на крейсер бежать! А те, видимо, чуют – неуправляемые. Пёс его знает, что там у них произошло – балластом задули, всплыли.

«Камовы» уже почти на километр отбежали, так – оглядывались, в бинокль хреново видно – трясло. Сеньоры из пушек долбанули – мимо. А потом она как жахнет. Ваня-бортинженер и предложил поздравить аргентинцев с геройской победой.

– Разумно.

– А далее винтокрыл на борт приняли и на двадцати пяти пошли курсом на норд-ост, это уже в журнале есть. В 17:20 обнаружили работу навигационной РЛС. Лоханка на пределе видимости болталась, мы курс ради неё не стали менять – всё одно засветились. Потому как следом нас аргентинский двухмоторный винтовой облетел. По-английски они не очень, но на своём кастильском лопотали бойко – похоже, восторгались нашим «железом». Через минут сорок «англичанин» пожаловал. Уже темнело, но РЛС по длительности и характеру издалека выдала – самолёт. По-моему, «Нимрод» – у бриттов в это время они были. С этим мы и разговаривать не стали – настырный. Он ещё с полчаса посвистал вокруг нас и убрался восвояси.

– А чего так прямолинейно?

– В смысле?

– Через Атлантику? Сейчас между базой на острове Вознесения и Фолклендами весьма оживлённо, да и потом идти в зонах постоянного слежения вплоть до надводных кораблей блока? Я сменил курс.

– Когда? – Скопин даже оторопел. – Куда?

– В 1:30. На Дальний. Но лучше в Камрань[35]. До выяснения.

Скопин лишь кивнул, моментально принимая правильность решения командира. Очевидность выбора против маршрута по тесным приевропейским акваториям, перенасыщенными натовскими «ушами» и «глазами», не вызывала сомнений. А Азиатско-Тихоокеанский регион напоминал суп с клёцками тысячей островов, где и затеряться легко, несмотря на космическую слежку.

– Кстати, ты так насел, что я и спросить забыл. Как глаза?

– В полумраке превосходно, а днём, видимо, в солнцезащитных пока похожу. Я возьму твой ноут – у тебя по Фолклендской что-то ж есть?

– Да, ярлык на «рабочем столе».

– Ну, всё! – Терентьев резко встал и, прихватив ноутбук, торопливо двинулся на выход. – Я в ходовую. Ты досыпай.

* * *

– Слетелось вороньё! Сначала «аргентинец» появился… теперь ещё один – бритт, – после строгого доклада вольно комментировал показания на РЛС вахтенный офицер, – ещё в 6:00 «Вайгач»[36] выдал засветку на пределе дальности, наверняка «аргентинец». Включает локатор, по параметрам явно не обычная судовая РЛС. Подозреваю, наш знакомец «Бельграно».

В «ходовой» утренняя вахта – обычная монотонность работы аппаратуры и докладов, колдующих на своих постах операторов.

Скопин ёжился, спросонья было зябко. Хлебал чай. Хотелось кофе, но только вот и было – хорошо, что хоть крепкий и обжигающий.

Океан не унимался, по-прежнему свирепствуя ветром. Снег с дождём оставил на стёклах рубки высохшие белым солёным налётом капли. «Непорядок!»

– Где командир?

– В медблоке, профилактика, по-моему, – и добавил, поясняя: – Глаза. Сказал, минут на двадцать.

– Где мы?

– А почитай там же, где «вертушку» топить подлодку отправляли, – в лице вахтенного мелькнуло довольство кота, поймавшего мышку, – утюжим пятьдесят пятую широту туда-сюда. Вот координаты.

– Ага, вижу. – Скопин нифига не выспался и ещё плохо соображал, тупо поглядывая то на карту, то пытаясь что-либо разобрать на секторальных экранах. – А они друг на дружку не кинутся?

– Подраться? Задачи другие. Оба локаторами пасут и кодами так и строча́т в эфире. Англичанин – «Нимрод», он у нас уже забит в комп.

Операторы, сидящие здесь же, в посту за спиной, бубнили, сопровождая цели с рубежа обнаружения. Каждый наблюдал за своим квадратом, немедленно докладывая об изменениях.

– Дистанция меняется, угол места…

– Смотри-ка, однако, бритт сдёрнул на другой эшелон! – Вахтенный был в теме, сразу выуживая из череды докладов важное.

«Командир на мостике!» и «Смирно!» (кого касалось) почти совпало с докладом поста радиоперехвата:

– Аргентинский «Бельграно»! Открытым текстом: «Battlecruiser «San Pedro» – thanks for your help!»[37]!

– Что за… – У Терентьева глаза на лоб полезли от этой анло-испанской смеси. – Какой нахрен «дон педро»?

– Из Бразилии который, где живут стаи диких обезьян! – Несмотря на комедийность контекста тётушки Чарли, тон Скопина был мрачнее некуда – он, прижав наушник к уху, дослушивал радиограмму с аргентинского крейсера. – Переводчик у них хреновый, или с бодуна своего не разобрали «Великий». Вот и влепили привычного для них «святого». Просят рандеву. У них представитель хунты на борту.

Непонимание Терентьева длилось лишь секунду, встретившись взглядом со старпомом:

– Есть у меня подозрение…

– Что нас хотят использовать, – продолжил за него Скопин, – как козырную карту – специально открытым шпарят для бриттов.

Наблюдая за показаниями радара ВЦ[38], ему показалось, что «Нимрод», переваривая «радио» с «Бельграно», аж «присел», смещаясь от центра к краю радиолокационного экрана.

– Что ответим?

– Придётся что-то решать, – командир взглянул на карту с прокладкой курса, – нам от них не отвертеться, не убегать же… режет нам курс – на пересечке, один чёрт, сойдёмся.

Вот только не хочется подпускать «Бельграно» на дистанцию его орудий.

– Пусть вертолётом свою делегацию везут – примем.

– Передавай.

* * *

Пилотов аргентинцы подобрали опытных – «Агуста», на секунду уравновесив свою скорость с «Петром», зависнув в метре от площадки, стремительно, но мягко коснулась палубы.

– Рисуются, – флегматично прокомментировал Харебов. Скопин заметил, что тот слегка уязвлён, но стало не до профессиональной гордости приятеля – техники бросились найтовить цепями машину, ещё на ротации вращались лопасти, сдвинулась вбок дверь, и гости бойко стали выгружаться, пригибаясь, удерживая фуражки – имея, видимо, уже опыт.

Двое военных, двое в штатском. «Гуд монин» и Скопин на английском предложил следовать за собой – никаких особых «приветствуем вас на борту…» – пусть командир разводит политесы.

Пока шли с кормы в кают-компанию, разодетые военные со сдержанным любопытством поглядывали вокруг, кроме по-граждански одетого, но подтянутого господина лет за шестьдесят, в лице которого ничего не выдавало южных кровей. Чем-то он по внешности напомнил персонаж «Двенадцати стульев» – Ипполита Матвеевича. Вот только по его деланому равнодушию, но проскальзывающей цепкости взгляда Скопин решил, что в этой пёстрой команде главный именно он. Ещё один гражданский был, вероятно, переводчиком.

* * *

Терентьев надеялся, что с аргентинской делегацией прибудет советский дипломатический представитель, что и послужило окончательным согласием на эту встречу. Однако надежда не оправдалась, и он почти не видел смысла в этих переговорах, терпеливо выслушивая приветствие аргентинского представителя, украдкой поглядывая в открытый ноутбук, развернув папки со всей имевшейся информацией по англо-аргентинской заварухе.

Общая история выглядела так, что СССР бы и влез в конфликт, вплоть до предоставления Аргентине кораблей, самолётов и ракетных систем взамен на льготные поставки зерна и мяса, но надавили американцы, нагнетая антисоветские настроения, наращивая свои силы в Европе и вблизи границ СССР. Смогли они найти рычаги давления и на Аргентину, фактически вынудив Буэнос-Айрес сократить товарооборот с Советами.

«Но одно дело дипломатическая болтовня – торговля в кабинетах, – рассуждал Терентьев, глядя, с каким любопытством (не без доли удивления) пялятся гости на крутой скопинский ноут, – другое дело целый вattlecruiser, в железе и пушках. Два этих расфуфыренных генерала уверены, что справятся с бриттами своими силами, судя по их надменным рожам, хоть крейсер и произвёл на них впечатление. А вот хлыщ-политик… этот непрост, и прав Скопин, что аргентинцы, прознав о наличии ядерного оружия у экспедиционных сил англичан, собираются использовать нас как пугало в противовес. Ведь Союз наверняка заявил об оснащении кораблей класса “Орлан” ракетами с ядерной боеголовкой. Наверняка в этом не сомневаются и аргентинцы. Что ж, не будем их разуверять, тем более что всё ровно не поверят»[39].

Собственно интересы аргентинцев были вполне предсказуемы, и они со Скопиным успели некоторые версии обсудить.

«Что они себе думают в Буэнос-Айресе? Были предварительные переговоры с Москвой на высшем уровне о военных поставках – но не заладилось. Однако русские что-то замутили – военный корабль-то нарисовался, да ещё и неоднозначно подыграл с этой треклятой “Конкерор”. Вон они даже презент (корзина с фруктами и с заманчивыми на вид бутылками) от командира “Бельграно” преподнесли с неким подтекстом».

Аргентинцы сразу повели разговор о деле, даже в коротком приветственном вступлении обозначили неординарность ситуации, выказав восхищение умением русских тайно от всех построить и перегнать на театр боевых действий такой мощный и крупный корабль.

Военные (один, судя по знакам на погонах – морской офицер, другой относился к ВВС) представились длинными именами, как это водится у испаноязычных наций. Но главным, как правильно определил Скопин, у них был «гражданский», имевший явно немецкие (судя по фамилии) корни, да не совсем он был «гражданский», кое-какая военная выправка в нём проглядывала. К своим военным он лишь иногда обращался за незначительными консультациями, в основном поглядывая в разложенные бумаги, вкрадчивым голосом озвучивая предложения Буэнос-Айреса.

Терентьеву вдруг показалось, что перед ним либо матёрый дипломат, либо из-за сложностей перевода он ни черта не понимает в аргументах собеседника: в полунамёках, допущениях и конечных пожеланиях этого арийца-аргентинца.

Он уже хотел послать за своим, пусть и горе-переводчиком – Забиркиным, когда дипломат достал из своего портфеля пачку газет, положив её на стол со словами:

– Несмотря на войну, у нас печатаются лондонские газеты. Вот «Таймс», взгляните.

«Ах, ты твою мать! И ведь не врёт наверняка, – сдвигая газету ближе к потянувшемуся Скопину, Терентьев чувствовал, как кровь ударила ему в лицо, – а какой ещё реакции ждать? У руля Андропов, хоть и жёсткий человек, но на Союзе висит война в Афгане, все международники так и лают: страна-агрессор, а тут откуда ни возьмись военный корабль у чёрта на куличках. Что ему думать? Провокация как минимум».

– Может мне сгонять прослушать эфир, международные радиостанции, – едва шевеля губами, чтоб не расслышал переводчик, спросил Скопин, перебирая лежащие распечатки и газеты, – не фальсификация?

– Не сукатись, – оборвал его Терентьев, гуляя взглядом между переводчиком и главным у аргентинцев.

На другой стороне стола внешне сохраняли невозмутимость, но легкое дребезжание в голосе выдавало удивление и понимание, что у русских какие-то нестыковки. Переводчик, порой неправильно ставя ударения, послушно повторял за испанской тарабарщиной:

– Ход, конечно, белее чем оригинальный – с отказом принадлежности. Я не могу предполагать, какую игру ведёт ваше правительство. Возможно, вас ещё не информировали по системе космической связи?

Аргентинец при этом весьма многозначительно поглядывал на ноутбук, явно приняв тихо ноющий кулерами девайс за супертехнологичную советскую разработку, тем более что прикалывающийся Скопин приклеил на крышку логотип знака качества СССР.

– А вы можете устроить нам встречу с советским представителем? – спросил Терентьев и тут же пожалел о сказанном, находя быстрое исправление своей ошибки в подхвате старпома.

– У нас неполадки с космической связью.

– Советский Союз официально отказался от крейсера, а лично у вас, – аргентинец со значением взглянул на командира корабля, – как я понимаю, особые полномочия. Но замечу – ситуация непростая. Англичане обвиняют вас в потоплении их субмарины и объявляют пиратами. Американцы стягивают свои корабли к зоне конфликта. Наше правительство готово вас прикрыть, заявив, что крейсер находится на службе у Аргентины.

– Прикинь, нам предлагают «крышу», – в голос ухмыльнулся, прекрасно зная, что этот полусленг переводчик не поймёт.

– Погоди, дай подумать.

Предложение аргентинцев не то что не входило в его планы, а показалось лично для него возмутительным.

«Русский боевой корабль под аргентинским флагом – эдакое “фу-фу”! Однозначно – домой! А с другой стороны: облава флотом США! “Орлан” и с эскортом против АУГ едва ли выстоит, а в одиночку и подавно, да ещё и без целеуказания. Но как-то не верилось, что штатовцы по-серьёзному полезут в драку. Будут прессовать, демонстрировать и имитировать… шакалить, короче. Но открыто побоятся атаковать. Мы ж и огрызнуться можем».

Терентьев и сам не заметил, как вторя своим мыслям, отрицательно качал головой, поняв это лишь по вытянувшемуся недовольному лицу аргентинского представителя.

Сказать своё «нет» Терентьев не успел – пискнул коммутатор, сообщая искажённым голосом вахтенного офицера боевого информационного центра:

– Две воздушные цели. Предполагаю атаку!

– Сейчас буду! – ответил Терентьев, не переспрашивая данных, доверяя выводам офицера, и, развернувшись к гостям: – Извините, господа, ситуация требует моего присутствия на командном пункте. С вами пока останется мой старший помощник.

– Прошу прощения, что случилось? – Аргентинцы взволнованно зашевелились.

– Вероятно, нас атакуют самолёты противника.

Прослушав перевод, один из аргентинцев в звании бригадного майора ВВС, спросил данные по наблюдаемым самолётам.

Не желая показывать суету, пожав плечами, Терентьев запросил БИЦ[40]:

– Каковы параметры целей?

– Высота 4800, скорость 900, пеленг 45 на корабль, не меняется.

– Это «Вулкан», – безапелляционно заявил генерал-майор, – они летают с Вознесения. Пятнадцать часов лёту. Так просто лететь они сюда не станут.

– Разберёмся, – кивнул Терентьев.

– А нельзя ли нам присутствовать на вашем командном пункте?

Секунду поколебавшись, командир дал согласие, попутно предупредив, чтобы гости не мешали офицерам выполнять свои обязанности.

* * *

– Мы их взяли за пятьсот, – частя, отчитывался дежурный офицер, – затем доложилось РЭБ[41], не классифицируя – просто кратковременное излучение РЛС по пеленгу. Потом последовало ещё одно включение их облучателя и по длительности импульса определили – цель воздушная. Идёт практически с нулевыми параметрами, то бишь целенаправленно в сторону нашего локатора. По факту – она не смещается по азимуту, разве что немного уходит по углу места, да и то, видимо, не вследствие изменения высоты.

Затем было установлено, что цели две, и уже шли они не больше ста метров над уровнем. Подозрительно! Мы их активно подсветили и взяли на сопровождение – они в ответ поднялись до 4800. На данный момент: цель номер один дистанция 120 километров, высота 4800, скорость 850. Цель номер два – идёт на незначительном удалении и по высоте в том числе. При этом «Нимрод» по-прежнему кружит на шестидесяти к востоку и находится в постоянном радиоизлучении. Наводит – сука!

– «Форт»[42] смахнёт их с неба на раз, – с пренебрежительным пафосом заявил Скопин, зыркнув в сторону аргентинских военных, которым что-то нашёптывал переводчик.

– Мы не можем ничего предпринять, пока не будем уверены в их враждебных намерениях. – У Терентьева из головы не выходили слова аргентинского генерала, что просто так британские «Вулканы» лететь в такую даль не станут. – Где «Бельграно?

– Если выйти на правое крыло мостика, то в обычный «цейс» его можно увидеть – двадцать миль на правом траверзе.

Неопознанные самолёты целенаправленно угрожающе сокращали дистанцию. Командный пункт РЭБ получает приказ докладывать по целям непосредственно на ГКП с периодичностью одна минута, затем тридцать секунд.

– Как ты думаешь, – Терентьев наблюдал, как на табло высвечивается дистанция до целей, – одной «фортовской»[43] возьмём эту «бесхвостку»?[44]

– Легко, – ответил Скопин, – это всего лишь бомбёр.

– Цель номер один дистанция пятьдесят, – оператор выдавал данные чётко, но понимание ситуации невольно повышало голос до фальцета, – они задействовали систему радиоэлектронных помех. Цель раздваивается – наблюдаю пуск ракеты. Ракеты, две!

– Их на сопровождение ЗРК «Кинжал», – торопливо приказал Терентьев, чувствуя, как сокращается время реакции. Пеленг цели № 1 медленно сползал вправо – «Вулкан» отстрелялся и отваливал на разворот. Второй бомбёр-ракетоносец выходил на дистанцию пуска.

– Цель номер два – уничтожить!

Крейсер аж слегка присел при выбросе ракеты из контейнера носовой ПУ комплекса «Форт».

Ютящиеся в углу боевой рубки аргентинские представители вовсю таращились на выхлоп маршевого двигателя и прыснувшие газодинамические струи, бросившие ракету на азимут и траекторию перехвата. Тут же поступил доклад:

– Сопровождаю – цель номер два, тридцать секунд до поражения!

– Ракеты противника в зоне поражения «Кинжал», – объявил оператор РЛС «Позитив»[45].

– Пуск!

В носу корабля порхнули четыре фейерверка зенитных «кинжалов», при их 850 км/ч – минута преодолеть двенадцать километров до вражеских целей.

Почти одновременно домчала ракета средней дальности «форт», покрывшая сороковник кэмэ за полминуты.

Тщетно вихлял «британец» в противоракетном, задействуя систему радиоэлектронных помех – на встречном курсе, взаимная кинетика самолёта и разлёт осколочно-фугасной БЧ изломали конструкцию в секунды.

И четыре «кинжала» на два «шрайка» оказались избыточны – лишь одна противоракета мазнула на самоподрыв.

Переполненного эйфорией Терентьева трезвила реакция Скопина – по-мальчишески в азарте приоткрывшего рот, наблюдавшего, как табло «втягивает» в себя дистанцию до целей, при сопутствующей монотонности операторов: «дистанция потеряна!»… «угол места – ноль!». И наконец, захлопнув свою скалящуюся пасть, тот снова осклабился с довольным видом:

– Есть!

Что особо произвело впечатление на выпучивших маслины-глазищи аргентинцев, и без того едва ли не пускающих слюну на машинерию русских, понимающих по одной только радостной роже Скопина – бриттов уделали.

Продолжали поступать доклады по воздушной обстановке: по пеленгу сбитого самолёта фиксируется радиомаяк «мэйдэй» – вероятно, кто-то из экипажа катапультировался. С «Бельграно» передали, что займутся поиском и спасением. Распаровка-«Вулкан», выжимая свои максимальные 980, улепётывал на северо-восток. Не менее перетрухнувший «Нимрод» благоразумно держался на 150 километрах от опасного русского.

– Ещё успеем беглеца достать, – кровожадничал старпом, – и в «Нимроде» наивные, у них наши ТТХ устаревшие[46].

– Побережём боеприпасы.

Настрой у Терентьева был пессимистичный – факт, что англы пошли на открытую конфронтацию, перечёркивал все планы дойти до Камрани без особых эксцессов.

– Джентльмены показали себя весьма решительными, – сказал он посерьёзневшему Скопину, – и в такой же мере и самонадеянными. Но на пути домой нас будет поджидать третий флот США вкупе с подтянутым из Индийского «пятым оперативным». Поэтому вернёмся к переговорам. Боюсь, нам придётся принять предложения аргентинцев.

– «…нас догоняет полковник Бишоп, а мы не можем уйти и не в состоянии драться…» – тихо процитировал Скопин.

– Ты о чём?

– А это в «Одиссее капитана Блада» – их пиратский корабль тоже припёрли, и им пришлось пойти на Королевскую службу.

– Озаботься гидроакустическим поиском. Не удивлюсь, если поблизости болтается британская ПЛ. Потом явишься в кают-компанию. Нет! Давай в президентскую спецкаюту. Там с ними буду говорить. Чувствую, предстоит серьёзное обсуждение условий и торг. На абордаж с тесаками нам, конечно, не ходить, но что они от нас захотят и в какой валюте заплатят – вот вопрос.

– О-о-о-о! В валюте! Вот это по-нашему, по-бразильски! – И снова серьёзно: – Нам бы на посольство СССР выйти или через Минрыбхоз – траулеры поддерживают постоянную связь. И…

Терентьев ждал. Скопин заговорил едко и слегка растягивая предложения:

– Не думаю я, что так уж всё трагично. Англичашки нахрапом сунулись – и огребли, пиндосы по рылу уже не захотят получать. Наши «граниты» на вооружение были приняты только в восемьдесят третьем, а «форт» и того позже. Но Союз уже наверняка похвалился о новом оружии-убийце авианосцев. «Натовцы», конечно, судят по своим разведданным, но у страха глаза велики – что ещё отчебучили эти русские! И дальность новых ракет «форта» – пусть будет маленьким, но сюрпризом. На всякий случай. Если случай представится, – старпом метнул взгляд на иностранцев, сопровождаемых дежурным офицером к лифту, и его голос стал ещё более злым, – аргентинцы эти ничем не лучше всей остальной своры. И в торге с ними у нас всегда есть самый козырный беспроигрышный аргумент – сила. Сила весом в 26 тысяч тонн, с не менее весомой начинкой. Когда можно послать всех в известное на… и уйти, при желании хлопнув дверью.

По другую сторону Фолклендов

В 9:45 экипаж «Треккер» взлетевшего с авианосца «Бентисинко де Майо» установил радиолокационный контакт с дозорным британским эсминцем. Незамедлительно последовал приказ нанести удар по вражескому ордеру. На семь «Скайхоков» А-4Q подвесили по шесть свободнопадающих 227-кг бомб, и катапульта последовательно выбросила штурмовики в небо. Восьмая машина, заряженная управляемыми ракетами «Сайдуайндер», осталась на палубе, готовая в любую минуту взлететь для противовоздушной обороны соединения.

Атака на эсминец «Шеффилд» получилась скомканной – аргентинцы хоть и вышли на низкой высоте неожиданно, но попали под ЗРК «Си Дарт» однотипного «Глазго», располагающегося мористее и прикрывающего «систершип» от атак с воздуха.

Ко тому же поступило сообщение о приближении пары «Си Харриеров», и «Скайхоки» едва успели «унести ноги».

Однако при подлёте к своему авианосцу их ждала неприятная картина.

Атомная ПЛ «Сплэндит» ещё в девять утра установила контакт с кораблями противника, скрытно маневрируя вокруг группы кораблей, заходя то с севера, то с запада, всякий раз натыкаясь на работу гидролокаторов эскорта авианосца, и, осторожничая, снова отползала на исходную – участь «Конкерор» предупреждающе скреблась в мозгах экипажа и чужими гидроимпульсами по зализанному корпусу подлодки.

И только суета в воздухе позволила «британцу» выйти на позицию атаки, когда постоянно путающиеся «под ногами» корабли охранения сконцентрировались на поиск воздушного противника.

Две телеуправляемые торпеды «Тайгерфиш» почти одновременно поразили правый борт у миделя и в район кормы. Заходящий на посадку «Треккер» ударился стойкой шасси, и его вышвырнуло за борт.

Едва опали столбы воды, по миделю занялся пожар, сразу стал заметен крен на левый борт. Также началась фильтрация воды в румпельное отделение.

Корабли охранения тщетно пытались выследить вражескую подводную лодку, в то время как команда «Бентисинко де Майо» аврально боролась за живучесть корабля.

Надо отдать должное командиру авианосца и его экипажу. Им удалось на некоторое время спрямить крен и, несмотря на неутихающий пожар по миделю в районе надстройки, вытолкать в воздух все, что ещё могло взлететь. Затем крен опять стал угрожающе расти. Корабль потерял ход. Огонь перекинулся на надстройку, нарушилась связь с дивизионами живучести, обесточились средства пожаротушения.

В этом состоянии его и застала потрепанная эскадрилья «Скайхоков» (один самолёт аргентинцы всё же потеряли от ЗРК «Си Дарт») – скособоченный корабль, пляшущее на ветру пламя и разметавшаяся по небу клякса чёрного дыма.

До материка штурмовикам не хватало топлива, и командующий соединением контр-адмирал Г. Алльяра приказал совершить посадку на островах.

Пожар на авианосце тем временем переходил в неконтролируемую стадию, с каждой минутой рос крен, достигнув 25°, и командир приказал покинуть корабль.

Через сорок минут, не переставая полыхать, авианосец опрокинулся на борт и затонул.

И снова крейсер

«Этот русский Battlecruiser, конечно, корабль большой, но видали и поздоровее, у тех же янки. Пусть и не в таком классе – это объяснили прибывшие с ним военные. Но даже эти солдафоны осматривались с вполне здоровой оценивающей утилитарностью – “железо” оно и есть “железо”».

Время – молчаливые минуты в тесном лифте и в коридорах, пока они шли вслед за русским капитаном, позволило справиться с наплывом впечатлений.

Эта короткая пауза давала возможность по-другому взглянуть на собранные факты, которые никак не удавалось построить в логическую последовательность, хотя бы с приблизительно понятной оценкой происходящего.

Потому что, к его стыду – прагматичного и здравомыслящего человека, на первое место становились именно впечатления.

Наблюдаемое на командном пункте быстродействие и технологичная функциональность боевых систем крейсера, заученная, без лишних телодвижений работа экипажа, всё это производило показательный эффект.

Он не следил за радиолокационными метками в координатных сетках мерцающих мониторов, в которых ничего не понимал, а смотрел на старшего помощника капитана с фамилией птицы-хищника[47] (как ему перевёл Альберто). Он и похож был чем-то на птицу, ожидая попадания ракеты в британский самолёт, азартно открыл рот и лишь при уничтожении противника, словно заглотив жертву, захлопнул свой хищный клюв.

«А потому что нельзя забывать – русские летают в космос! Это показатель!» Этой мыслью можно было бы отшлёпать по хвастливым детским попам выпускников Королевского авиационного военного колледжа в Крануэлле, как и к вящему огорчению зазнаек из Вест-Поинта и Аннаполиса[48].

Американцы, изображая русских в шапках-ушанках, с топорами и балалайками, скрывают за напускным пренебрежением если не откровенный страх, то как минимум настороженное ожидание чего-нибудь эдакого под заголовками «Эти могут!» и «Абсолютно непредсказуемые!».

И принимая эту данность: «смогли» скрытно спустить со стапеля махину в 26 тысяч тонн, «смогли» незамеченными совершить поход в несколько тысяч миль, он совершенно не мог ухватить за хвост эту русскую «непредсказуемость».

Москва хотела торгануть оружием, при этом даже не за наличку, а бартером. Но! Американцы, эти хитрые лисы, которые якобы объявили о своём посредническом нейтралитете, недвусмысленно дали понять – «если Буэнос-Айрес воспользуется помощью Советов, США окажет всестороннюю поддержку Англии».

И русские получили от аргентинской стороны отказ. Однако присылают боевой корабль, при этом не признают его своим! Не признают на официальном уровне! Эдакая хитрая комбинация, по сути авантюра! Но восхитительная авантюра! Нет никакой военной помощи, а есть частное судно, поступившее на службу Аргентине!

И тут, обозначив свою позицию против британцев, русские вдруг решили уйти. Изменились планы? Получили другие инструкции? Как бы ни пытался выглядеть непроницаемым этот русский капитан, было видно – он тяготился этими переговорами и ему было плевать на наши предложения. Он действительно собирался уходить!

Пока британцы не атаковали. Вот после этого настроение русского изменилось. Или это был торг? В таком случае – свою партию он играет прекрасно.

А это значит, что капитан крейсера наделён особыми полномочиями и инструкциями. И именно он сторона договора! И отговорки о неполадках с космической связью вполне закономерны при вероятной слежке американцев, как и заикания о встрече с посольскими Советов – всё та же игра при недоверии.

Как бы там ни было, стоило ещё раз похвалить себя за верное решение – подсунуть британцам информацию об участии русских в потоплении «Конкерор».

Расчёт, правда, изначально строился на том, что произойдёт дипломатический скандал и конфронтация между блоками, что в какой-то степени отвлечёт и ослабит позиции британцев. Но Москва поступила более чем неожиданно. И получилось, как получилось.

Так или иначе русские заинтересованы, и договор состоится. Так даже проще – без долгой дипломатической волокиты. Другое дело, как будут выполняться условия контракта – перевод денег на счета или всё тот же бартер, пока неясно.

* * *

Проводив взглядом компанию гостей во главе с командиром, Скопин первым делом накрутил акустиков – чтобы бдели! Вышел на крыло мостика – оглядеться в мощный оптический визир, да и вообще подышать, так сказать, проникнуться обстановкой моря.

Штормит, морозно, леера обледенели, щербато зубатясь сталактитами сосулек. «Бельграно» по-прежнему поддымливал на траверзе, за ним чуть дальше угадывался эскорт.

Вернувшись в рубку, озадачил вахтенного:

– Свяжись с нашим «крестником»… – увидев непонимание, пояснил: – «Бельграно»! Мы его почитай от смерти спасли, вот и несём ответственность теперь за тех, кого мы выручали! Так вот, пусть тоже озаботятся противолодочным поиском, если и дальше хлюпать по морям-океанам желают.

«Позвонил» лётчикам. Ответил командир авиа-группы.

– У нас порядок. Оказываем гостеприимство. Тут тебя Харебов хочет.

– Давай.

– Привет, чертяка! – голос майора. – Потом расскажешь, как было?

– Естественно!

– Тут поведали, что нам повоевать хотят предложить…

– Никакой секретности на боевом корабле, блин! И кто?

– А эти мучачос-пилоты. Мы ж тут не только опытом делимся и матчастью хвастаем.

– Надеюсь, без сухой протирки контактов?

– Обижаешь! Мы ж все «за рулём». Кстати, у вас там чины из хунты ничего не заподозрили?

– В смысле?

– Да тут один из пилотов с «Агусты» глазастый и с соображалкой. Спросил, дескать, почему у вас на шевронах написано «Россия», а не «СССР»? И флаг Андреевский приметил.

– А вы?

– Аргументированно – «так надо, военная тайна».

Скопин услышал за спиной: «Товарищ капитан второго ранга, вас командир требует!», поэтому бросив в трубку короткое: «Всё, мне бежать», заторопился в кают-компанию, и уже вдогонку услышал:

– «Бельграно»…

– Что «Бельграно», таки утоп?

– Передал! У них авианосец прикончили!

Закрутилось: метнулся в президентскую каюту, одного взгляда хватило – сидят, «бодаются». Терентьев в своих «плюсовых» очках в золотистой оправе, словно финансист, невозмутим, но явно упёрся – у него подспорье в виде аутсайдерской информации из компа. У аргентинцев рожи натянутые, недовольные, ещё и «обрадовал» их. Поверили – не поверили, но подробностей захотели. Бригадный майор ВВС вызвался переговорить со своими.

Терентьев, конечно, не мог отказать, послал с ним мичмана вестовым:

– В БИЦ – быстрее будет! И по обстановке «пробежись», – затем прищурился в сторону старпома, – пора бы уже с аргентинцами и о кодировке договариваться. Последний раз докладывали – британский «Нимрод» никуда так и не делся. Маячит на радаре в безопасном далёке, но РЛС своей совершенно без стеснения, как кот, метит.

По этому короткому «договариваться с аргентинцами о кодировке» Скопин понял, что дело к тому и идёт – к договору. Присаживаясь к столу, сразу пробежался взглядом по бумажкам, разложенным перед командиром, и удивился: «Ну надо же».

Практический типовой договор фрахта, на английском, с галочками пометок и вопросиков красным карандашом, зажатым меж пальцев командира. Особо подчёркнуты пункты: «обязательства сторон», «стоимость и специфика услуг», «порядок расчётов».

– Ежедневный расход на «Петра» в походе двадцать тысяч долларов, – прожужжал сквозь зубы Скопин, – но это для бюджета России.

– Значит, коммерческую, учитывая, так сказать, военную специфику товара, можно множить на десять. Если не больше, – не задумываясь, вывел Терентьев.

– Только доллар в восьмидесятых повесомей был.

– Хорошо! Сделаем корректирующую скидку, – Терентьев, словно школьник, наклонив голову, начертил крупную цифру, указав на неё оппонентам, – это ежедневная плата за пребывание крейсера в зоне конфликта. Плюсом к этому будут ещё и расходы по боеприпасам.

Ожидая, пока переведут сказанное, он спросил у Скопина:

– У тебя в компе есть расценки Рособоронэкспорта на наши «погремушки»?

– Что-то есть, но многое в армейском варианте.

– Без разницы, извлекай.

– Так давай сразу к принтеру подключусь, и договор и контракт распечатаю… только знаешь… – Скопин скривился, – всё это филькина грамота…

– Почему?

– Кинуть нас на раз-два-три могут. Если с Союзом не свяжемся.

– Думаю об этом, – отрезал командир, – давай подключайся к принтеру.

Повозиться, конечно, пришлось! С переводом на английский язык спецтерминов. Естественно, надо было выложить и боевые характеристики, чтоб прониклись уважением, что не фуфло устаревшее «покупают» (не особая военная тайна, только некоторые уже известные параметры занизил, и не только по «Форту»). Ну и само собой ценовая правка.

Принтер начал знакомо елозить кареткой, кряхтя, выдавая один за другим листы с текстом, а Скопин, бегло тарабаня по «клаве», с приятным удивлением слушал, как мягко, словно по писаному, стелет командир.

– Господа, вот эти договора так называемого фрахта, что вы предложили, не совсем корректные – не отражают всех сторон вопроса. Думаю, что надо несколько расширить часть пунктов, внеся дополнения в условия контракта, согласно специфике применения и боевых возможностей, а также статуса корабля. Но прежде хотелось бы определиться с оплатой. Точнее с формой оплаты. Ситуация не располагает вести расчёт через банковские счета, и также считаю сложной систему через посольство СССР. Хотя бы только из-за того, что переговоры через Москву могут затянуться, а британцы ждать не станут. Более того, согласно имеющимся у нас разведданным, англичане намерены совершить десантную операцию, не затягивая со сроками.

– И какой же способ оплаты вы предлагаете?

– Нас же назвали пиратами, – Терентьев словно фокусник извлёк газету «Таймс», указывая на громкий заголовок, – а пираты, как известно, любят наличность, золото!

До этого аргентинский представитель ещё сохранял невозмутимость, но при объявлении об оплате золотом его лицо непроизвольно вытянулось.

– Боюсь, с этим возникнут сложности, как и трудно будет убедить правительство согласиться с такими условиями.

– Ну что ж тут сложного? Вспомнить войны – золото самое удобное средство оплаты. Ко всему, сами понимаете, банковские операции легко отследить, счета заблокировать…

И Терентьев словно решил добить оппонента, добродушно улыбнувшись, как только мог:

– К тому же мы, будучи, так сказать, пиратами, фактически являемся непризнанной, объявленной вне закона стороной. Поэтому будет уместна авансированная проплата.

Аргентинец безотчётно сучил руками, перебирая свои бумаги, возвращая лицу бесстрастный вид. Казалось, он просто не знал, какое решение принять. Пауза с появлением аргентинского майора в сопровождении мичмана давала возможность подумать, но видимо, потеря авианосца подтвердилась, и гости, перекинувшись парой фраз, не сдержавшись, вспыхнули эмоциями, по типу «непереводимого фольклора». Однако тут же взяли себя в руки и, извинившись, предложили продолжить переговоры.

Скопин в целом закончил печатать, отсортировав, передавал материал командиру.

Листы переходили из рук в руки – аргентинские переговорщики просматривали распечатки, где бегло, где более вдумчиво, хмурясь при непонимании, но в целом общее представление получая.

– Честно говоря, в этом списке вашего арсенала я кое-чего не увидел и… вы же не намерены всем этим единовременно воевать?

– Естественно, более того, я считаю, что аргентинские вооружённые силы сами способны справиться с бриттами.

Вот тут, конечно, после перевода Терентьев снискал благодарные взгляды аргентинский военных.

– А наша роль по большому счёту должна вылиться в демонстрацию и сдерживание британцев от опрометчивых действий, – Терентьев имел в виду гипотетическое применение атомного оружия, увидев ответное согласие в молчаливом взгляде оппонента, – понимаете, о чём я…

– Вы нам не доверяете, иначе бы не требовали авансирования, – прямолинейно заявил морской офицер («капитан де навио», что-то типа капитана 1-го ранга), – но как мы будем контролировать расход вашего боезапаса, если уж так акцентироваться на финансовой стороне вопроса?

– Ваш человек, специалист, будет постоянно на корабле. Вы, например. И поверьте, мы будем предельно честны! Если по нормативу нам на поражение воздушной цели требуется две ракеты, то расход так и будем начислять, но! – Терентьев поднял палец. – Вопрос оплаты будет решаться по факту уничтожения противника.

По лицам аргентинцев было видно – эта уверенность в собственном оружии (учитывая уже продемонстрированные возможности при воздушной атаке) им понравилась. Военные даже извлекли карту с островами и значками диспозиций, стали чертить стрелки, вероятно, прикидывая новые возможности с учётом русского крейсера.

Вообще Скопину показалось, что настроение изменилось. Никто конкретно не высказал своё согласие к сотрудничеству, не подписаны ещё договоры-контракты, но аргентинцы, словно по переключению тумблера, сразу стали воспринимать их как союзников (по крайней мере военные, гражданский по-прежнему сидел надутый как индюк). При этом эффект работал в обе стороны – все ощутили, что они вроде бы как в одной лодке и делают общее дело.

«Или энтузиазм этих двух иностранных военных так заразителен? Откуда вот это промелькнувшее чувство нужности?»

Скопин вдруг осознал оторванность всего экипажа вместе с крейсером не только от своей страны (на данный момент – СССР), но и вообще – от своего времени.

«Что это – отголоски стадного инстинкта? К чёрту – долой самокопание! Что там – аргентинцы интересуются нашими якобы разведданными, а Терентьев в моём компе не совсем ориентируется?..»

– Дай-ка я, – Скопин потянул к себе ноутбук, находя свою подборку по Фолклендской войне, решая, с чего начать. Бегло «пролистав» странички, наконец, взял слово.

– Всё дело в том, что в имеющихся данных не учитывается новый фактор – наш крейсер. Вы понимаете, что британцы теперь наверняка внесут изменения в свои планы. Однако у нас есть аналитические выводы и прогнозы наших военных специалистов, основанные на уже имеющейся информации. Так вот. Основная цель британцев вернуть себе острова, выбив оттуда ваш военный контингент. Для успешного выполнения этой задачи им необходимо установить господство в воздухе.

Уже сейчас ясно, что истребители «Мираж» и «Даггер» аргентинских ВВС, действуя с удалённых материковых аэродромов, имеют ограниченное время для выполнения боевых задач и не могут защитить штурмовую авиацию и силы флота от британской палубной авиации. Поэтому надлежит предпринять срочные работы по удлинению бетонированной взлётно-посадочной полосы на Фолклендах, превратив острова в непотопляемый авианосец.

При словосочетании «непотопляемый авианосец» аргентинцы все как один скривились, видимо, вспомнив потерю «Бентисинко де Майо».

Заметив их реакцию, Скопин вспомнил, что после потопления «Бельграно» аргентинский флот почти бездействовал, опасаясь удара из-под воды.

– Хочу подчеркнуть, если британские субмарины загонят флот Аргентины по базам – это первый шаг к проигрышу в войне. Теперь маленькие, но немаловажные частности, – продолжил Скопин, – англичане применяют новейшие американские ракеты «воздух-воздух» «Сайдуайндер» с инфракрасной головкой наведения. Более-менее эффективный, но самый простейший способ уходить от их атак вижу в применении отстреливаемых самолётом тепловых ловушек. По типу сигнальных ракет, только выделяющих большое количество тепла при горении. Иначе, учитывая повышенную манёвренность «Си Харриер», потерь в авиации не избежать.

Если истребителям удастся прикрыть штурмовики с воздуха, то «Скайхоки» смогут «укокошить» практически весть экспедиционный флот Её Величества. Планируемая вашими лётчиками тактика атаковать корабли противника с малых высот весьма удачна – их зенитный комплекс «Си Дарт» откровенно слаб. Против французских «Экзосет» у бриттов единственный действенный способ борьбы только уголковые отражатели, и могу вас разочаровать, если англичане вовремя поставят помехи, ракета пройдёт мимо цели. Кстати, у Аргентины вообще сложно со средствами радиоэлектронной борьбы и в частности с дипольными отражателями – стоит озаботиться. По поводу применения свободнопадающих бомб – вашим специалистам следует повозиться со взрывателями. Мало того что это американское старьё пролежало на складах тридцать лет, так ещё есть предположение, что взрыватели просто не успевают взводиться при атаке с бреющего.

– Вы в этом уверены? – Если аргентинские военные вполне прониклись осведомлённостью русской разведки, то начальствующий в их компании дипломат оставался откровенно недовольным и скептически настроенным.

– Проведите проверочное бомбометание – сами увидите.

– Значение полноценного аэродрома на островах и так понятно, но мы просто не успели обеспечить транспортные перевозки и произвести нужные работы – англичане взяли коммуникации под контроль, блокировав острова силами подводного флота, а теперь и палубной авиацией.

– На начальной стадии крейсер возьмёт воздушное прикрытие на себя, – предложил Терентьев, – потеряв пять-шесть самолётов, британцы просто прекратят полёты в зоне поражения наших ЗРК.

Пока Скопин излагал почерпнутое из ноутбука, Терентьев с интересом поглядывал на карту, где аргентинские военные наскоро выводили новую тактическую расстановку сил, и, разобравшись с обозначениями, удовлетворительно кивнул:

– Весьма разумный подход.

– Не посвятите? – Гражданский только сейчас обратил внимание на работу своих военных советников.

Используя карандаш как указку, Терентьев бойко прошёлся по карте, находя одобрительное понимание со стороны в аргентинских офицеров.

– Наладив постоянное патрулирование противолодочной авиацией в прибрежных зонах, вы значительно снизите риски быть атакованными подлодками противника, в конце концов, даже вынудив их отказаться от свободной охоты. Тем самым давая возможность своим транспортам беспрепятственно доставлять оборудование и стройматериалы для взлётной полосы. Хочу также акцентировать ваше внимание – совместно с противолодочными силами активно задействовать флот. Понимаю – можно потерять половину кораблей. Но в бою… какой толк от них будет после проигранной войны? Через несколько лет эти старые «вёдра» просто распилят на металлолом.

Терентьев снова вернулся к карте:

– Далее. Вот тут я хочу внести поправочку. Зоной маневрирования «Петра» назначить всё же южный и юго-восточный сектора. Поверьте, дальности наших ЗРК хватит, чтобы охватить зонтиком противовоздушной обороны почти все Фолкленды и часть транспортных коммуникаций. То бишь любители цивилизованно устанавливать правила войны (я имею в виду двухсотмильную зону и прочее) получат уже наше ограничение для манёвра. Британцы фактически будут лимитированы двумя направлениями беспрепятственного подхода – северо-восток и северное направление. Где их будут встречать ваши ВВС и корабли флота. В конце концов, это ваша война!

Наконец джентльмены поймут, что русский «Вattlecruiser» не намерен покидать своей зоны ответственности, и будут действовать более смело, либо спровоцировав встречное морское сражение, либо… в общем, думаю, что ваши лётчики и до этого смогут ощутимо потрепать британцев. – Терентьев ладонью изобразил атакующий самолёт, красноречиво взглянув на майора аргентинских ВВС.

– Совершенно верно, – белозубо улыбнулся тот, плотоядно блеснув желтоватой жевательной фиксой.

– Удастся потопить их авианосцы и наладить собственную ПВО над островами – конфликт перейдёт в затяжную стадию, – решил вставить своё Скопин, как всегда блеснув эпатажем, – демократия та ещё проститутка – правительство тори уйдёт в отставку, а дальше дело дипломатов, если, конечно, в этой железной бабёнке Тэтчер не проснётся дух Черчилля.

После перевода про «Тэтчер и Черчилля» аргентинский дипломат в любопытном взгляде на помощника капитана изобразил нечто подобное «ого, загнул!». Однако, быстро согнав с лица скупую улыбку, встречно осведомился:

– А если всё пойдёт по неблагоприятному сценарию? Думаете, что упрямые бритты не предпримут попыток уничтожить ваш корабль, даже если вы будете «отсиживаться», так сказать, в южном тылу?

Несмотря на то что аргентинец говорил с иронией, некоторое пренебрежение Терентьев почувствовал. Это его почти взбесило.

– Хочу вам напомнить, что именно на этих южных задворках английская субмарина без каких-либо проблем атаковала ваш «Бельграно», и на плаву он благодаря нашему вмешательству, а его офицеры сейчас допрашивают лётчиков сбитого британского бомбардировщика. Сбитого нашей ракетой всего лишь в нескольких километрах отсюда.

К тому же удар противокорабельными ракетами по британскому соединению мы в состоянии нанести и из-за островов. На дальности пятьсот километров. При точных данных о координатах цели. Для того чтобы достоверно уничтожить авианосец типа «Инвинзибл», прикрытый эскортом, с учётом средств радиоэлектронных помех, потребуется не менее пяти ракет в залпе!

В общем, Терентьеву было понятно, почему это гражданский хлыщ тихо бесится: «Жаба его душит!»

Прошерстив скопинские распечатки, пройдясь по данным и ТТХ противокорабелок, своим кривым пальцем тот остановился именно на стоимости ракеты, выведя шариковой ручкой, при упоминании пятиракетного залпа, общую сумму. Так и ожидалось, что он сейчас выдаст «ипполит-матвеевское» «Однако!».

Однако старый скряга, видимо для себя уже решив, согласившись на чем-то неудобную для него сделку, вслух продолжил свои мысли:

– Только контрактный договор на вашу военную помощь нужно будет согласовывать с потребностями наших военных. Скажу напрямик – дороговато вы обойдётесь Аргентине!

И положив поверх стопки листков предоставленный добросовестным Скопиным отчёт по отражению атаки «Вулканов» с указанным расходом ракет малой и средней дальности, не без сарказма спросил:

– Потраченные ракеты на «Вулкан» уже можно плюсовать к нашим расходам?

Почувствовав издевку в интонации, дождавшись конца перевода, Терентьев с не меньшей насмешкой ответил:

– Не сто́ит трат! Презентация возможностей за счёт производителя! Это был рекламный ролик!

– Но свежие фрукты для экипажа не помешали бы! Под хорошую выпивку – весьма многообещающий «фернет»[49]! – улыбаясь, подхватил Скопин, прочитав название на бутылке, вынутой из корзины-презента аргентинцев, доставленной сюда, видимо, по приказу командира.

– Фернет! – Поцокал языком майор ВВС и зачастил на своём, перебрасываясь фразами с «капитаном де навио».

Эта лёгкая пикировка с незатейливым единящим бытовым отступлением старпома слегка разрядила обстановку, потянув лица на улыбки. Вдруг напомнив ещё и о подкравшемся голоде, с поддержанным всеми распоряжением на камбуз.

Возникла удобная для обеих сторон пауза, своего рода психологическая разгрузка. Всего лишь на несколько минут. Но дело есть дело – через языковые барьеры, исписанные бумаги, обязательства, договорённости и заверения, с подписями и печатями. С кульминацией расставленных бокалов с подносом свежеиспечённых пирожков. Ну, и до смешного торжественным лицом капитана де навио, с его просторечным: «чтобы у наших противников не возникло никаких претензий…», вынимающего из портфеля аккуратно уложенный флаг Аргентины.