Читать книгу Очерки. Том первый - Александр Полуполтинных - Страница 13

С Андреем Александровичем Маяковым мы пришли в уголовно-исполнительную систему почти одновременно, в 1995 году. Помню, как вместе участвовали в просчётах заключённых в первом корпусе следственного изолятора. Причём, я сразу отметил в нем военную косточку и склонность к наведению дисциплины – я тогда не знал, что он пришёл в тюрьму из Вооружённых сил.

Потом, как вы уже знаете, я ушёл благодаря случаю, в редакцию, а Маяков какое-то время служил на прежнем месте, потом перевёлся в управлении по конвоированию, а потом замом в управление на Ингодинской, 1. Сталкивались мы с ним по службе очень редко, но при встречах в коридоре тепло пожимали друг другу руки без лишних слов.

Когда я решил отпустить бородку, я первым делом отправился к Андрею Александровичу за советом. Он знал строевой воинский устав на зубок. О, сколько он гонял личный состав за неправильно нашитые шевроны или погоны! На строевых смотрах с линейкой проверял каждого. Женщины прятались от него, чтобы он не увидел и не зарычал на них (шутя, по-доброму), что они ходят по гражданке. Но делал это с любовью, без фанатизма. Я не слышал, чтобы он наказал кого-то за нарушение формы одежды. Так вот, подхожу я к нему с необычным вопросом:

– Андрей Александрович, а военнослужащим бороду можно носить?

– В уставе прямо не говорится об этом, что разрешается. Единственное, что написано, это то, что борода не должна мешать выполнению упражнения (он назвал номер регламентирующего документа) при надевании противогаза. Значит, не запрещается.

Это я и хотел от него услышать. Теперь бороду мне и директор ФСИН не запретит носить! – думал я. Поэтому, когда Амаев был не в духе и, багровея лицом, цедил сквозь зубы: «Бороду – сбрит!», я сохранял олимпийское спокойствие.

Так получилось, что у Маякова долго не было собственного кабинета. Это было странно. Мне казалось, что это даже какое-то проявление неуважения к нему начальника и принижение значения должности зама по кадрам. Да и Маяков был упрямцем. Кабинет у него номинально был, но далеко от управления – на ул. Амурской, 81, где располагалась и наша редакция. Но, так как у него масса работы была в самом управлении, он почти всё время находился на Ингодинской: в кадрах, в отделе безопасности, в отделе по «борьбе» с личным составом, только не на месте. Хотя на Амурской у него была даже новая мебель и кресло, там он не сидел демонстративно. Потом я заметил, что кабинет и персональный компьютер ему, в общем-то, и не нужны. Андрей Александрович почти не занимался бумагами лично. Поступавшие к нему документы, он тут же раздавал по подчинённым отделам, ничего себе не оставляя. И уж очень он обожал всякие планы, справки и совещания. Как раз то, чего я терпеть не могу. План на месяц, план на квартал, справка за месяц, справка за квартал, план реализации Концепции УИС, план реализации Послания Президента, план реализации решения коллегии, справка по итогам реализации решения коллегии, список адресов сотрудников, список телефонов сотрудников, данные по образованию сотрудников (номера дипломов), цифры в готовящийся доклад, предложения в план.

Порою я возмущался:

– Да нету у меня никаких предложений в план, Андрей Александрович!

А он:

– А ты так в справке и укажи: «предложений в план по данному вопросу нет»…

Совещания у него были длинные, нудные и бесполезные (для меня, конечно, в первую очередь). Я приходил в управление к началу рабочего дня, Маяков в это время уходил на совещание к Амаеву, а у Амаева тоже не было чётких временных границ. Совещание у него могло кончиться и в 10 ч., и в 11 ч., и 12 ч. И мы все сидели, слонялись без дела (кто работает в других зданиях), ждали начала совещания у Маякова. Причём, если Амаев его на своём совещании «вздрючил», как говорится, по полной программе, то и он соответственно «вздрючивал» весь подчинённый личный состав кадрово-воспитательной службы. Иногда, бывало, распалялся по-настоящему. Но все его стрелы Зевса-Громовержца летели всегда мимо редакции. У меня был личный творческий план, и чего мне всегда не хватало – это времени. Потому что после окончания совещания надо было ещё пешком дойти до ул. Амурская, 81, а там уж и обед, а с обеда какие-нибудь занятия… Когда было заниматься газетой?

А вообще относился ко мне Андрей Александрович хорошо, даже по-дружески. Приглашал меня сфотографировать момент встречи из роддома своей супруги с малышом. А однажды вызвонил меня (уже закончился рабочий день), чтобы я пришёл и отснял 55-летний юбилей Амаева. Я пришёл злой, потому что все эти юбилеи, восьмые марта, новогодние вечеринки я терпеть не могу. А тут вызывают, просят даже, надо идти. Смотрю, столы ломятся от яств, я голодный, после работы, да ещё Великий пост шёл – а тут мясо, рыба, зажаристые окорочка! Я хожу между столиков с фотоаппаратом, слюни текут, фотографирую жующих, пьющих сотрудников (не понимаю, зачем?!), Маяков сидит в костюме гражданском, серебристом, при галстуке. Подозвал меня:

– Саша, сядь, покушай…

У меня ответ уже приготовлен:

– Пост, Андрей Александрович!

– Хоть чайку попей…

От чая я тоже отказался. Сделал своё дело и исчез по-английски.

В марте 2011 года редакция переехала в «синагогу». Там же поселился, наконец, и Маяков. Он выбрал себе самый большой, самый ухоженный, самый светлый кабинет – розовый! Новый стол, кресло из хорошего кожзама, в буфете сервиз – живи и радуйся! Совещания стали проходить у него. Он часто шутил, особенно любил сделать комплимент нашим женщинам – Светлане Владимировне, например, психологу. Вообще, он к женщинам относился очень галантно, с большим пиететом. Да и женщинам, мне кажется, он тоже нравился – хотя и кругловатый, но подтянутый, всегда выбритый, надушенный, с густыми светлыми, гладко зачёсанными назад волосами…

Но тут грянул пожар в ИК-10. Прилёт директора ФСИН Реймера, разборки. Никто не ожидал, что Маяков пойдёт на заклание. Высококлассный специалист, закончивший Академию права и управления, молодой, перспективный. Но Реймер подписал приказ об увольнении. Никто не ожидал такого поворота в судьбе Андрея Александровича.

Он построил весь личный состав, находящийся на Ингодинской, 19 («синагога») на втором этаже. Все стояли какое-то время молча в строю. Наконец дверь, ведущая в кабинет Маякова, отворилась, вышел он, при полном параде (на нём всегда очень здорово сидела форма), в значках и сказал краткое слово:

– Приказом (таким-то) я уволен из органов уголовно-исполнительной системы. Простите, если я кому-то что-то обещал, но не успел исполнить. Благодарю всех вас за службу!

Многие женщины, расходясь, утирали слезы…

Я благодарен Андрею Александровичу, что он содействовал мне продлить контракт службы ещё на пять лет и Ю. А. Амаеву, который подписал мне мой рапорт. Если бы это случилось при Козлове, то я бы уже давно расстался со своей газетой и редакцией. Многое в нашей жизни зависит от человеческого фактора, от порядочности начальников, знания ими личных качеств своих подчинённых и степени доверия к ним.