Читать книгу Надоеда, или Заповедник абсурда. Фантастический роман. Часть 1 - Александр Поздеев - Страница 10

Будто всё это я уже переживал. Старинные ходики на стене пробили семь. Свалился со шкафа рыжий кот. Впрочем, он падал с этого шкафа каждое утро, и именно ровно в семь. Повернув голову, я увидел трещину на стене, она была точно та-же, что и год назад, – ничего не меняется в мире. Но меняюсь я, и с этим не поспоришь. В этот час мой звездный двойник бродит где-то по неведомым мирам. Я же здесь. А кто я?

Стряхнув остатки сна, остановил взгляд на голубенькой суперобложке книги, лежавшей на столе. «Капля» – гласило название. Потянувшись к книге, проснулся окончательно и все вспомнил. Встал с продавленной кушетки, подошел к узкому шкафчику, стоявшему в углу возле окна.

Шкафчик был полон книг. Я протянул руку и взял одну наугад: «Записки начинающего краеведа», автор – некий Филипп Вельямидов. Раскрыл наугад страницу, прочел:

Кто-то постучал в окно с улицы. Я поспешил захлопнуть книгу и пошел открывать. Это, конечно же, была Оксана. Сунула мне в руки букетик сирени, глазища сияют.

– Что же ты через окно? – улыбнулся я ей.

– Когда придёшь в школу? – спросила она. – Я устала ждать.

– Оформлю документы; денька через два, думаю.

– Ой, как долго! Но ничего, я тебе советую: погуляй по Нереалии, осмотрись, пока свободен. Вернёшься домой – будешь рассказывать, как мы здесь живём. Ну ладно, я в школу побежала, а то первый – физика, а я не совсем подготовилась.

Я бросил взгляд на часы: половина восьмого. Впереди – целый день почти свободный. Надо только зайти в школу на консультацию к директору и поискать Женю. Потом можно будет вдоволь побродить по городу, сравнить приметы нашей жизни с этой полузабытой, советской.

С мыслями этими я оделся и вышел из дома. Тети Валерии уже не было: она и на пенсии работала в какой-то библиотеке. А трёх старушек-соседок, почти выживших из ума, в расчёт можно было не брать. Но относился я к ним с уважением.

Дойдя до перекрестка Никитинской и Бауэра, я вдруг вспомнил о повестке. Она пришла мне буквально через три дня после прибытия в Нереалию, после того как тётя ходила насчет моего устройства и оформления на работу в какую-то важную инстанцию.

Гражданин Бартин С., мы уведомляем вас в том, что вы должны явиться в пункт порядка №34 с целью выяснения вашей лояльности к существующему строю.

Хранители порядка:

Чистяков Я. П.,

Наумов В. Ю.

Я понятия не имел, где находятся эти самые «пункты порядка», и, признаться, идти в один из таких не было никакого желания, но потом всё-же передумал. Было бы интересно поглядеть, как в Нереалии представляет собой этот аналог нашей родной милиции. Остановил спешащего куда-то парня, спросил:

– А-а-а, – промычал парень и сверкнул глазами. – Вы что, хотите идти в него добровольно? Вы – явный безумец. Впрочем, мне какое дело? Идите по Никитинской до здания администрации – такой большущий белого цвета дом. Слева, по переулку Свободному, и будет нужный вам пункт порядка.

– Спасибо!

Но парень лишь отмахнулся и поспешил ретироваться.

На одной из площадей я задержался. Здесь команда людей с автовышек монтировала на стене девятиэтажного дома портрет (видимо, здешнего правителя). Я уловил момент, когда ему приделывали кустистые брови. Таких портретов в своем детстве я видел немало, но сейчас это задело в сердце какую-то потайную струнку.

– Он, оглоед, языком-то еле ворочает, – проворчала старушка, выгуливавшая песика, – а ему медали все вешают. Ох, я бы его к стенке!

– Зачем же так? – укорил я ее.

– Приезжий, что ли? Али, не знаешь, что порядки у нас в городишке совсем кошмарные стали. А всё через него! – Старушенция погрозила портрету сухоньким кулачком.

Я не стал спорить с упрямой бабусей, пересёк площадь и остановился перед переулком Свободным, потому что меня наповал сразила одна деталь. Хорошо приглядевшись, я увидел, что переулок на самом деле не переулок, а имитирующая его объёмная голограмма. Всё, буквально всё – и дома, крепкие, приземистые, с черепичными крышами, и фонтан, который был виден в дальнем конце переулка, – оказались миражом, обманкой. Я недоумевал: где же искать пресловутый пункт порядка?

– Простите, вы по повестке? К Чистякову? – послышался позади меня женский голос.

Я поспешил обернуться. Миловидная девушка в строгой белой блузке и галстуке внимательно смотрела на меня.

– Да, к Чистякову, – вздохнул я.

– Вам нужно знать, что пункт порядка переехал; прошу следовать за мной. Товарищ Чистяков давно вас ждёт.

Я шёл за быстро идущей девушкой, не сводя глаз с ее стройных ножек. Почувствовав на себе мой взгляд, она обернулась:

– Я замужем, к вашему сведению, – с укоризной сказала она мне. Вскоре мы подошли к нужному дому. Там была вывеска.

Пункт Правопорядка №34.

Каждый, входящий сюда, будь готов.

Спросишь, к чему?

Будь готов выйти обратно на улицу лет через десять.

– Мрачно шутят у вас, – сказал я девушке.

– Вы не поверите, – ответила она шепотом, – но я сама буквально на днях вернулась из заключения. Семь лет, боже, семь лет! И за что? Я завернула бутерброд в газету с портретом вождя.

– Ну и порядочки у вас!

– Порядочки ещё те! Ну ладно, я пошла, разговорилась излишне, а мне совсем не хочется терять свою работу. Меня, ведь, и так взяли на неё с огромным трудом.

Мы разошлись с девушкой на крылечке пункта правопорядка. Поколебавшись, я толкнул дверь и очутился в маленьком тесном прокуренном помещении. Чуть не задохнулся от крепкого сигаретного дыма. Прокашлявшись, спросил милиционера, сидящего за стойкой:

– Как мне найти Чистякова? Или Наумова?..

– Чистякова не надо искать, он приходит сам, – хихикнул дежурный.

Его смех мне понравился.

– Так всё-таки? – настаивал я.

– Комната 206, – буркнул он и уставился в книгу, давая понять, что разговор окончен.

Я двинулся по коридору искать комнату двести шесть. Она оказалась в самом конце возле высаженного в кадке фикуса. Дверь была полураскрыта.

– Входите, товарищ Бартин! – раздался громкий голос.

Я невольно вздрогнул, вспомнились рассказы деда о тридцать седьмом. Вот так же: «зайдите в кабинет», а потом… Но на самом деле – не праздновать же труса!

Комната оказалась довольно просторной и очень светлой. Я сразу обратил внимание на портрет человека с бородкой, висящий над креслом Чистякова. Сам Чистяков, человек, обладавший неприметной внешностью, лысый, маленького роста, рябой, не произвел на меня никакого впечатления. Он проследил за моим взглядом и подсказал, не скрывая иронии:

– А, это? Этот товарищ – основатель всей нашей службы порядка. Человек с пламенным сердцем. Царство ему небесное!

– Как?! Он умер?! – удивился я.

– Вот чудак! Да уж лет двадцать, поди, прошло! Впрочем, перейдём к делу. – Чистяков нажал на кнопку звонка.

Вошел молоденький страж порядка, взял под козырек.

– Ваня, приведи Вельяминова, а тех девчонок, которых мы взяли сегодня из школы, не забудь покормить.

Ваня удалился, некоторое время мы с Чистяковым сидели в полной тишине, не считая того, что страж порядка нервно постукивал пальцами по рукояти своего кресла и при этом не сводил с меня гипнотического взгляда.

– Вы первый человек, который так спокойно ведёт себя в этих стенах, – наконец проговорил он. – Лично у меня к вам претензий нет. Зайдёте в комнату семь насчет паспорта, и можете жить спокойно…

Его речь прервал шум за дверью. Он вскочил.

– Ну, уж я этому нарушителю порядка… – пробурчал он сквозь зубы.

В комнату, как ураган, ворвался интересного вида мужчина, лет тридцати. Серый, давно вышедший из моды плащ его был весь в заплатках, на голове – ковбойская шляпа с широкими полями, под мышкой – толстая, раздутая от бумаг папка. Одно стекло очков разбито.

– Свободу советскому краеведению! – провозгласил незнакомец.

– Вы уж извините, – обратился ко мне Ваня, вбежав в комнату вслед за ним. – Он не в своем уме. Вообразил себя гениальным историком литературы.

– А все – водочка, она, родимая! – Чистяков показал кулак молодому краеведу. – Ты на работу устроился?

– А как же, обязательно! В кинотеатр «Патриот» художником-рекламистом, – отчеканил нарушитель порядка.

– Вот и хорошо! Значит, так: узнаю еще раз, что ведете антиобщественный образ жизни, товарищ Вельяминов, тогда не обижайтесь, отправлю вас на расправу к самому Надоеде.

– Только не это! – побледнел Вельяминов.

– Все зависит от тебя. А теперь ступай прочь. Надоел.

Уходил Вельяминов из комнаты совсем не в том настроении, в котором пришел. Ссутулившись, опустив голову. Кажется, слова представителя закона заставили его задуматься.

– Я пойду? – спросил я Чистякова.

– Погоди, парень, – ответил он. – Покажу тебе еще кое-что, а там уж будь свободен на все четыре стороны.

Он повел меня по мрачному коридору со множеством камер предварительного заключения. Меня одолевало нехорошее предчувствие, но я молчал, хотя был уверен в глубине души, что живым не дамся. Отпер одну из дверей, Чистяков жестом пригласил меня войти вслед за ним. Из липкой темноты и сырости камеры навстречу нам выпорхнули две девчушки примерно Оксаниного возраста.

Встав плечом к плечу, они начали докладывать притворно бодрым голосами, за что попали сюда.

– Детей-то за что?! – не выдержал я.

– У нас, молодой человек, уголовная ответственность наступает с восьми лет. – Чистяков поднял палец вверх. – Эти глупышки написали такую же глупую петицию против нашего Вождя. Глупая-то она глупая, но последствия могут быть какие!

– В общем, я все понял, – гневно сказал я. – вы все здесь как один дрожите от страха перед каким-то Надоедой, и этот страх заставляет вас сажать в тюрьму даже детей. Я хочу забрать этих детишек с собой.

– Невозможно! Их арест – распоряжение Надоеды.

Я повернулся к девушкам, те смотрели на меня с испугом.

– Милые девочки, я обязательно за вами вернусь.

Они, как по команде, вздрогнули, развернулись и, взявшись за руки, удалились обратно во мрак.

– Не хотят, – хихикнул Чистяков. – В неволе жить легче: думать не надо.

Выйдя на улицу, я вздохнул с облегчением. Неужели этот Чистяков хотел меня запугать, проводя по тюремному коридору? Что ж, у него это почти получилось. Как страшно, наверное, было жить в пресловутые тридцатые годы!

– Вы на свободе? – услышал я знакомый голос. – Однако такое событие требуется отметить хорошим возлиянием.

Вельяминов сидел на корточках, прислонившись к забору. Рядом валялась раскрытая папка, бумаги были рассыпаны.

– Что же вы? – с укором сказал я, наклонился, подобрал их.

– А-а-а-а, не все ли равно?.. равнодушно махнул он рукой. – Понимаете, погибла моя мечта, значит, не существую больше и я.

– Мечта?

– Да, мы с фантастом Черепановым мечтали открыть первое в нашем городке литобъединение. Почти все бумаги собрали, подписи, получили одобрение властей, но все пошло прахом.

– Почему?

– Они, видите ли, бояться, что под видом литобъединения мы организуем заговор против власти, будем писать подрывные стихи. А то, что умирает культура, это никого не волнует. Спекулянту Колобкову отдали под склад половину библиотеки. Как вам это, а?

Он вытащил из кармана плаща бутылек, полный желтой жидкости, приложился, протянул мне. Я отрицательно покачал головой.

– Идите домой спать, – устало сказал я ему и пошёл по улице в сторону площади. На полпути оглянулся.

Вельяминов все так же сидел, сжавшись в комочек и раскачиваясь. Мне вдруг до боли стало жаль его. Но чем я могу ему помочь?!

Вернулся я на площадь с уже смонтированным портретом; слегка кружилась голова; ориентировался я в этом городе пока еще плохо. Куда идти? Зачем? Надо найти дорогу к дому Оксаниной тети. Недалеко от меня притормозила черная «Волга», и в ее окошке – такой до боли родной силуэт. Женя! Это она! Я забыл обо всем и помчался через площадь к машине, крича на ходу. «Волга» сорвалась с места и рванула в ближайший переулок. Догнать ее у меня, конечно, не было возможности. Я пытался утешить себя тем, что, возможно, ошибся.

Опустив руки, в полной растерянности стоял я посреди пустой площади, пока чья-то теплая рука не легла на моё плечо. Я обернулся – Оксана!

– Вот ты где! – воскликнула она. – Прости, но я тебя везде ищу, учительница литературы заболела, директор попросил разыскать тебя, хочет, чтобы ты приступил к работе незамедлительно.

– Что ж, пойдем в школу.

Я покорно следовал за девочкой, наблюдая сзади, как колышется «конский хвост», перевязанный резиночкой. Она же время от времени оборачивалась, словно боялась, что я сбегу.

Вот и серое здание школы, окруженное садиком. Была перемена, девчонки и мальчишки плотной массой облепили школьное крылечко. Кое-кто курил – в открытую, не таясь. Шум, смех, визг девчонок. О да! Это моя жизнь! С детства я желал быть только учителем и больше никем, потому и пошел сразу после окончания школы в педагогический. Правда, потом меня увлекло литературоведение. Была у меня такая мечта – изучать провинциальною литературу. То, что пишут непритязательные гении вроде Вельяминова. Жаль, что не поинтересовался его именем.

Из стайки школьниц вынырнула озорного вида девчушка, подбежала к нам с Оксаной, точнее – прискакала на одной ножке.

– Моя одноклассница – Люська, – представила ее Оксана, – Никак не выйдет из детского возраста.

Остальные школьники, услышав наш разговор, дружно повернулись в нашу сторону.

– Вы наш новый учитель? – спросила озорница Люся.

– Надеюсь, что стану им.

Парни – рослые, баскетбольного вида, в школьных потертых пиджачках, рубахах, небрежно расстегнутых чуть ли не до пупа, – подозрительно меня оглядели. Я сохранял абсолютное спокойствие под этими уничтожающими взглядами, затем подошел к одному из них и, вытащив из его рта папироску, демонстративно растоптал ее.

– Ну, ты попал! – хрипло и возмущенно прошептал верзила.

– Плахин, придурок, это наш новый учитель! – бросила возмущенная Оксана ему в лицо.

– А вот на это мне плевать! – рявкнул тот и двинулся на меня.

Я совершенно спокойно уклонился от нацеленного в мое лицо кулака и одним метким ударом врезал Плахину по уху. Он закричал от боли, мне зааплодировали.

– Видит бог, не хотел, – сказал я ему, – но ты сам напросился, теперь на хорошие отметки не рассчитывай.

На крыльцо одновременно со звонком выскочил директор, школьники сразу же разбежались.

– Опять Плахин! – гневно закричал он. – Мое терпение лопнуло!

– А че, че Плахин?.. Он сам полез… – заныл хулиган.

– Сергей Александрович! – официально обратился ко мне директор. – У меня убедительная просьба: проведите сейчас урок в 8 «Б», а с Плахиным я разберусь. Оксана, проводи Сергея Александровича до кабинета.

Пока мы поднимались до третьего этажа, девушка держала меня за руку.

– Этот Плахин держит в страхе всю школу, – сказала она, – но здорово вы ему врезали! Правда, спокойной жизни он вам теперь не даст.

– Оксана, погоди, – увидев в коридоре третьего этажа гипсовый бюст и застывших возле него в неподвижности двух ребят, сказал я.

Глядя на эту картину, я почувствовал вдруг, как теплым комком ворочается внутри приступ ностальгии. Оксана смотрела на меня с удивлением.

– Ладно, пойдем в класс. Просто вспомнил, как когда-то и сам вот так же стоял и – Боже! – как гордился этим поручением.

Из-за полураскрытых дверей кабинета доносился страшный шум. Гремел магнитофон, но запись была настолько заезжена и запилена, что слов было совершенно не разобрать. Первой вошла Оксана, вслед за ней – я. Взвизгнув от неожиданности, кучка девчонок, приплясывавших до того у доски, бросилась за парты. Белобрысый парень одним махом убрал магнитофончик под стол. Воцарилась тишина, и почти двадцать пар любопытствующих, изучающих взглядов были устремлены на меня. Одна Оксана отвернулась к окну.

– Здравствуйте и садитесь! – сказал я. – Зовут меня Бартин Сергей Александрович. – Буду вести у вас русский язык и литературу, но для начала не мог бы обладатель магнитофона принести его мне?

Парень глубоко вздохнул, но, не сказав ни слова, принес аппарат. Я убрал его под стол, велел парню сесть и раскрыл классный журнал. Долго водил ручкой по клеточкам и произнес, наконец:

– Егорова Оксана.

Оксана, сидевшая за первой партой напротив меня, поднялась с места. Во всей ее позе чувствовалась грация пантеры. Кокетливо наклонив головку, она отвела упавшую на глаза тяжелую прядь волос, улыбнулась, выразительно посмотрела на меня. Огромные голубые глаза ее сияли в полную мощь.

– Лирика Лермонтова. Что вы можете сказать о ней?

– Я не учила, Сергей Александрович.

– Что ж, на первый раз прощаю, но хочу сказать, – обратился я к классу, – к своему предмету буду требовать уважения. Литературу бесполезно учить – её нужно просто знать. Я буду рассказывать вам много интересного и помимо школьной программы, если…

– Нельзя не по программе, – подала реплику девочка с задней парты. – Вы и нам навредите, и себе. Вы же не знаете, что творится в нашем городе.

– Только начинаю узнавать, – согласился я с ней.

Паренек с магнитофоном встал и сказал со злостью:

– Вчера в соседней школе прямо с урока забрали двух девочек. Так вот, я прямо скажу: одна из них – моя сестра, и она ни в чем не виновата, уверяю вас. Это детская глупая попытка протестовать против существующей власти, выходка несозревшего ребенка, но зачем же сразу в тюрьму?

Я, конечно, помнил девочек, которых показал мне Чистяков, но не нашелся сразу, что ответить парню. Самому было сложно: попробуйте-ка из страны, где царит демократия, попасть сразу в страну с тоталитарной системой! Трудно представить, а? И вот мне в тот момент тоже было крайне трудно.

Прозвенел звонок, окончился мой первый урок в новой школе, в новой стране. Придется все начинать сначала, заново привыкать к фальсификации истории, ко лжи, ругать религию.

Класс опустел, осталась одна Оксана, которая подошла и погладила меня по плечу, сумев почувствовать, что мне сейчас тяжело. Вошел директор, от всей души поздравил меня с первым уроком. Небольшой учительский коллектив толпился за его спиной. По знаку Тимофея Яковлевича они дружно спели в честь меня школьную шуточную песенку и вручили букет цветов.