Читать книгу Надоеда, или Заповедник абсурда. Фантастический роман. Часть 1 - Александр Поздеев - Страница 9

Я приблизился к траурному кортежу. Хоронили девушку, совсем юную, судя по сопровождавшим гроб школьникам. Полная женщина в чёрном платке плакала особенно сильно. Терзающие слух звуки похоронного марша плыли над улицей, сопровождая ее безутешные рыдания. Я поотстал от процессии и, заприметив чуть отставшую так же, как и я, школьницу, спросил:

– Что с ней случилось?

– Попала под машину, – неохотно отозвалась девочка.

«Значит, умирают здесь, в Нереалии, по-настоящему», – подумал я и тихонько поковылял за удалявшейся процессией.

Девочка обернулась ко мне, в больших голубых глазах её читалось любопытство. Чуть помявшись, он подошла.

– А вы нездешний.

– Точно! Как ты угадала?

– Это несложно. Тот, кто появляется со стороны свалки, однозначно не может быть местным. Со свалки можно только прийти…

– Поясни.

– Что пояснять? Обратно из нашего городка не уходит никто, это – закон, город Ноль держит свои жертвы, как паук.

– Если захочу уйти, никто меня не остановит.

Девочка улыбнулась. Я видел, что ей не нравится моя бравада – что тут поделаешь? Характер в угоду, какой-то девчонке менять не собираюсь. Но ей явно хотелось со мной общаться.

– Тут недалеко кафе, – сказала она, – я страшно голодна.

Пожав плечами, я последовал за ней. Но у входа вспомнил, что не взял с собой деньги. Впрочем, что я говорю? Деньги здесь совсем иные.

– Ничего, – успокоила меня школьница, – я заплачу.

Кафе, в которое мы зашли, оказалось серой забегаловкой, при виде коей, на меня сразу нахлынули воспоминания о студенческих годах.

– Что будешь заказывать? – мысли мои были прерваны в самый неподходящий момент.

– Прости, задумался. Пива бы…

– Хорошо, а я как несовершеннолетняя закажу «Буратино».

От стойки оторвалась полусонная официантка, ленивым движением подхватила поднос и подошла принять заказ.

– Нет ни пива, ни «Буратино», – процедила она сквозь зубы.

– Что есть?

– Пончики, салаты.

– Несите.

Официантка с сердитым видом удалилась за заказом.

Я, привыкший к демократическим буфетам, недовольно поглядел ей вслед. Господи, опять! Никогда не предполагал, что ещё раз буду есть в советской столовке. Юность, что ли, моя вернулась?..

Девочка не отрывала от меня взгляд. Меня это смущало, поэтому я попросил её отпустить меня выкурить сигарету. Она кивнула, достала из портфеля учебник и уткнулась в него. А официантка всё не шла и не шла. Вместо одной я выкурил в холле лже-кафе три сигареты, провожая взглядом автомобили. Потом вернулся.

– Как тебя зовут? – спросил я, – мы уже почти час рядом, но так и не познакомились.

Она опустила учебник, посмотрела на меня очень пристально, и лицо её будто озарилась светом. Улыбнулась.

– Оксана. Но папа называет меня Ксюшей.

– Ты красивая девчонка, Ксана, и добрая…

– От красоты нет никакой выгоды, – на лице девочки появилось выражение грусти, – я не умею идти на компромиссы – вот в чём беда. Жизнь моя была бы спокойной и размеренной, как у других девочек, но я слишком непримирима к несправедливости.

Я чуть не подпрыгнул при этих словах.

– Девочка моя, это же хорошо! Зачем грустить?!

– Хорошо, что я непримирима? – переспросила Оксана. – Не забывайте: тут не реальность, и все ценности поставлены с ног на голову. Нежелающих приспосабливаться могут даже в тюрьму посадить.

– Это мы уже проходили, – согласился я.

– Пойдёмте, – сказала Оксана. – Надвигается ночь, а вас нужно куда-нибудь пристроить на ночлег – ведь вы наш гость.

Мы расплатились и вышли на пустынную вечернюю улицу. Оксана протянула мне руку. Наверное, с её стороны это был жест доверия. Я осторожно взял хрупкую ладошку в свою руку.

– Скажи, а девочка, которую хоронили, была твоей подругой? – спросил я осторожно.

– Да.

– Почему же, в таком случае, ты не проводила её до кладбища?

– Я не смогла бы смотреть, как её закапывают: в глубине моего сердца теплится надежда, что она жива.

– Ты не обижаешься на меня за эти расспросы?

– Разве может обижаться управляемая кукла? – с иронией в голосе заметила девочка.

Не найдя, что на это ответить, я промолчал. Между тем, мы пересекли огромную площадь с постаментом посередине, изображающим какого-то здешнего деятеля. Возле постамента несли вахту вконец замершие школьники в тонюсеньких рубашках: вечер был довольно прохладный.

– Как странно! – Пораженный внезапной мыслью я остановился.

– Что? – спросила Оксана.

Я остановил взгляд на темно-коричневом школьном платье своей спутницы, перевёл взгляд на синие галстуки ребят. Мне стало смешно и горько одновременно.

Все это похоже на уклад жизни в то время, в которое я учился и рос. Моему брату, родившемуся на излёте восьмидесятых, они уже ни о чем не скажут. Да и сам я, прожив десять лет после распада Союза, стал воспринимать его как очень давнюю полузабытую сказку, услышанную в детстве. И вот, пожалуйста, сказка воскресла для меня воочию. А смешно потому, что всё-равно сердце отказывается принимать происходящее со мной всерьёз. Горько? Да, наверное, оттого, что этот странный ретромир, чем-то напоминающий советскую действительность, на неё очень похож. «Нежелающих приспосабливаться могут и в тюрьму посадить», – вспомнил я слова Оксаны.

– Они не замёрзнут? – с тревогой спросил я девочку.

– Ничего, отстоят ночь и получат отсрочку от экзаменов, – ответила та.

Остаток пути мы молчали. Вскоре подошли к небольшому жёлтому дому, буквально утопающему в пышности цветущей черёмухи.

– Тетя Валерия! – громко позвала через окно Оксана.

Услышав голос девушки, на крылечко вышла невысокая сухонькая женщина лет пятидесяти. Увидев нас, она всплеснула руками. Выражение её лица казалось каким-то потухшим: усталость в глазах, потрескавшиеся губы. Но глаза! Они сияли! В полную мощь, излучая тепло, свет какой-то молодой задор.

– Входите, только тихо: соседи спят, – попросила Валерия.

Оксана взяла меня за руку и повела в тёмный коридор. Это была коммуналка. В подобной когда-то, ещё до войны, жили мои бабушка и дедушка. Впрочем, я об этом знал лишь по очень старым фотографиям из семейного альбома.

На белёной, исписанной телефонными номерами стене висел велосипед. На нём, наверное, не ездили уже лет сорок. Такой же старый телефон, рассохшийся шкаф, в котором наверняка грудами свалены столетней давности журналы.

Тетя Валерия, увидев, какое впечатление произвело на меня ее жилище, ничего не сказала и удалилась на кухню, предоставив меня Оксане. Девочка тормошила меня за рукав. Я же под впечатлением от увиденного едва не врезался в развешанное посередине коридора белье.

– Пойдём в комнату тети, Сергей, – сказала Оксана. – Возможно, что ты ещё будешь здесь жить. И всё тебе успеет надоесть.

– Жить… здесь?

– Да, тут есть одна свободная комната.

Оксана распахнутая дверь тётиной комнаты. Эта комната была совсем крохотной. Возле одной стены – диванчик, довольно потёртый, узкий шкафчик с книгами, у другой – стол, два колченогих стула. В углу, рядом с окном, стоял крохотный телевизор.

– Садись за стол, Сергей! – засмеялась Оксана, и ямочки на ее щечках вспыхнули огненными рубинчиками. – От мытья рук мы тебя с тетей освобождаем: ты – гость Нереалии.

– Да нет, неудобно, – улыбнулся я.

– Сиди, сиди, сейчас включим телевизор.

Глядя на бледный мерцающий экран, где юношеский хор с Иосифом Кобзоном – тоже довольно молодым, с волосами до плеч – исполнял патриотическую песню, я решил спросить:

– Скажи, какой у вас сейчас в Нереалии год?

Оксана оторвалась от учебника, молча протянула мне календарик с изображением заводского цеха: 1979

– Странно: в этом году в настоящей реальности мне должно быть только пять лет.

– Но ты же не в реальности, – возразила девочка.

Вошла тётя, осторожно неся в руках большую кастрюлю, из которой густыми клубами валил пар. Я сразу же почувствовал острое чувство голода. Но стало очень неудобно, и, поднявшись, я сказал:

– Пожалуй, пойду.

– Некуда тебе идти, – возроптала Оксана. – Запомни: ты будешь жить здесь, за бродяжничество у нас карают.

– Она права, – подтвердила тетя. – Вам, Серёжа, лучше привыкать к нашим порядкам.

Валерия разлила по тарелкам густой наваристый борщ. Уплетая его, я спросил между делом:

– А сложно здесь с работой?

– Какая у тебя специальность, Сергей? – спросила тётя. – У меня большие связи: всю жизнь проработала в обкоме. Муж у меня царство ему небесное, хороший человек был. Десять лет как умер.

– Я литературовед. Но много лет работал учителем.

– Вот и хорошо! Позвоним Карпинскому – это директор Оксаниной школы. Вам повезло: есть вакантное место. Налить еще добавки? Кушайте, не стесняйтесь!

– Ой, как хорошо! Он будет моим учителем! – Девочка захлопала в ладоши. – Тетечка, дорогая, ты – чудо!

– Нет, – улыбнулась тетя, – все решает образование, а вместе с ним – связи, интуиция, опыт. Да что это я говорю, как профессорша какая. Ладно, вы говорите, а я пойду, чай посмотрю.

– Я рад, что встретил тебя, – сказал я Оксане.

Она молча кивнула, заправила смоляную прядь волос за ухо, и долго неотрывно смотрела на меня.

Наконец, произнесла:

– Как жаль, что ты уже такой взрослый!

– Оксаночка, я сделаю одно признание, – произнес я. – Так вот, лет десять назад, в книжном магазине я увидел девочку. Она была приблизительно твоего возраста, но не это важно. Что-то в ней меня поразило. И я шёл за ней целых три квартала, горя желанием познакомиться.

– Ну и как? Познакомился?

– Нет, так и не решился. Ходил за ней, как хвостик, но так и не решился. А потом десять лет горевал, что не подошёл. Сейчас осознаю: она могла быть судьбой, которую я, к сожалению, упустил.

– Робость – не грех, а излечимая болезнь, – сказала Оксана. – У нас в Нереалии генсека выбирали раньше так: посадят его в одну комнату с красивой девушкой и запрут. Если он не оробеет и доставит ей удовольствие, значит, будет управлять народом. А из робкого какой правитель?

– Интересная логика, – улыбнулся я.

– Хочу тебя спросить. – Оксана поднялась, подошла к окошку. – Ты там, на свалке видел старика?

– Да, видел.

– И он указал тебе направление, по которому можно идти?

– Указал.

– Тогда – все: ты отмечен Великим Надоедой, назад пути нет.

– Каким еще Надоедой?

– Придёт время – всё узнаешь.

Вошла тетя, и наш разговор прервался, но она попросила меня пойти и осмотреть свободную комнату. В дверях на миг мелькнуло любопытное морщинистое старушечье лицо и тут же исчезло. Комнатушка, правда, оказалась совсем крохотной. В ней я едва бы смог поставить раскладушку и стол, например. Но мне большего и не нужно, тем более что надолго задерживаться в Нереалии я не собирался. Хотя, конечно, меня удивило, насколько убоги жилищные условия в этом мире. Валерия, бывший обкомовский работник, и та живет весьма скромно.

– Об оплате не беспокойтесь, – заверил я её.

– Заработаете – отдадите, – ответила хозяйка. – Располагайтесь, отдыхайте. Оксана, шла бы ты домой – отец, наверное, переживает.

– Тёть…

– Иди, иди. Сергей ещё в школе с тобой повидается. Наверняка будет у тебя классным. Отцу привет!

У двери Оксана обернулась, глаза ее горели огненной лукавинкой, как у лисички, мелькнули стянутые резиночкой хвостики и тут же растворились за порогом.

Ночью я долго не мог уснуть, сидел чуть ли не до утра на окне, выходящем в заросший бурьяном садик. Все здесь казалось чужим, луна, и та какая-то ненастоящая, не похожая на земную. Тревога за судьбу Жени не покидала меня. Взял и бросил девушку на произвол судьбы. Где она, что с ней?

Нет, надо утром идти её искать. К тому же, к старичку со свалки у меня доверия не было. Терзаемый сомнениями, уснул я только под утро.