Читать книгу Евгений Онегин - Александр Сергеевич Пушкин, Александр Пушкин, Pushkin Aleksandr - Страница 5
«Евгений Онегин» в жизни Пушкина и жизнь Пушкина в «Евгении Онегине»
Пушкин на юге:
(главы первая, вторая и третья)
ОглавлениеПервую, вторую и почти всю третью главу ЕО Пушкин написал в 1823–1824 г. – в период своей южной ссылки, начавшейся в 1820 г.
Первая глава, начатая в Кишиневе и законченная в Одессе (в октябре 1823 г.), пестрит напоминаниями о том, что автор находится вдали от Петербурга, где так роскошно проводил время Онегин – «среди блистательных побед, среди вседневных наслаждений» (1, XXXVI) – и где автор имел случай с ним подружиться, когда «злоба слепой Фортуны и людей» их еще только «ожидала» (1, XLV). Об этом сообщается в самом начале, во II строфе:
Там некогда гулял и я,
Но вреден север для меня.
Сюда относится первое авторское примечание: «Писано в Бессарабии». Пушкину было важно, чтоб от читателей не ускользнуло это обстоятельство, потому что дальше говорится о римском поэте и изгнаннике Овидии, место ссылки которого и печальную участь он сближал с собственными:
…традальцем кончил он
Свой век блестящий и мятежный
В Молдавии, в глуши степей,
Вдали Италии своей.
(1, VIII)[20]
Так начинается проходящая через весь роман череда автобиографических намеков и признаний. Далее, прочитав описание одного типичного петербургского дня Онегина, мы вдруг узнаем, что жизнь автора отчасти переменилась, что он уже не в тех местах, где «…ще доныне тень Назона / Дунайских ищет берегов» («Баратынскому. Из Бессарабии», 1822), а на берегу моря и питает дерзкие замыслы:
Придет ли час моей свободы?
Пора, пора! – взываю к ней;
Брожу над морем, жду погоды,
Маню ветрила кораблей.
Под ризой бурь, с волнами споря,
По вольному распутью моря
Когда ж начну я вольный бег?
(1, L)
Здесь Пушкин тоже дал примечание (10-е): «Писано в Одессе». Сюда он прибыл летом 1823 г. (и действительно мечтал о побеге морем за границу). Отсюда он и отправил первую законченную главу на суд «вредного» для него севера, иными словами – в Петербург для публикации:
…ди же к невским берегам,
Новорожденное творенье,
И заслужи мне славы дань:
Кривые толки, шум и брань!
(1, LX)
Место «новорожденного творенья» в ряду других произведений поэта в первой главе четко обозначено. В начале названы Руслан и Людмила, герои его первой поэмы (1, II), в конце – главные женские образы «Кавказского пленника» (черкешенка) и «Бахчисарайского фонтана» (Мария и Зарема).
…ак я, беспечен, воспевал
И деву гор, мой идеал,
И пленниц берегов Салгира…
(1, LVII)
Таким образом, упомянуты все три книги Пушкина, которые к тому времени вышли из печати и должны были быть известны читателям первой главы ЕО – новой, четвертой по счету, его книжки. И автор сразу дал понять читателям, что к его новому произведению нельзя прилагать мерки романтических поэм.
Если в герое «Кавказского пленника» было допустимо и даже желательно узнавать самого поэта, то такие мысли насчет Онегина автор сразу пресекает:
…сегда я рад заметить разность
Между Онегиным и мной,
Чтобы насмешливый читатель
Или какой-нибудь издатель
Замысловатой клеветы,
Сличая здесь мои черты,
Не повторял потом безбожно,
Что намарал я свой портрет,
Как Байрон, гордости поэт,
Как будто нам уж невозможно
Писать поэмы о другом,
Как только о себе самом.
(1, LVI)
Если в героинях «Бахчисарайского фонтана», Марии и Зареме, можно было видеть преображенные фантазией поэта предметы его настоящих любовных чувств, утаенных от света, то читателям ЕО автор ничего такого не обещает и даже спешит их разочаровать:
Вопрос нередко слышу я:
«О ком твоя вздыхает лира?
‹…
Кого твой стих боготворил?»
И, други, никого, ей-богу!..
(1, LVII, LVIII)
Так Пушкин заявляет о намерении создать нечто принципиально новое, нечто такое, что читателям непривычно и вряд ли им сразу понравится. Потому он и предвидит «кривые толки, шум и брань».
Вторую главу романа Пушкин завершил тоже в Одессе в декабре 1823 г. Там же была написана и большая часть третьей. Внешне в его жизни за время работы над ними ничего не изменилось, потому в этих главах почти нет собственно автобиографических отступлений. Рассказ о деревенской жизни Онегина и его дружбе с Ленским, о Татьяне, Ольге и их родителях перемежается с отступлениями другого рода. Но зафиксировать время, когда ведется рассказ, Пушкин и здесь не забывает. Так, раздумывая, что делать с письмом Татьяны, написанным по-французски, он вспоминает Баратынского, которому хотел бы доверить переложение «иноплеменных слов» «страстной девы» на «волшебные напевы» русских стихов:
…де ты? приди: свои права
Передаю тебе с поклоном…
Но посреди печальных скал,
Отвыкнув сердцем от похвал,
Один, под финским небосклоном,
Он бродит, и душа его
Не слышит горя моего.
(3, XXX)
Баратынский тогда проходил солдатскую службу в Финляндии, чтоб заслужить прощение юношеского проступка. Друзья его и он сам расценивали это как ссылку. То, что он бродит один «под финским небосклоном», на берегах Балтийского моря, должно было напомнить читателю, что автор ЕО тоже одинок и несвободен и тоже бродит «над морем» – над морем Черным. Таким образом из своей южной ссылки он окликает товарища по несчастью на севере.
В июле 1824 г. южная ссылка Пушкина закончилась, но совсем не так, как он надеялся. Он получил отставку (формально до тех пор он был на службе), но не свободу. Из Одессы его выслали в Михайловское, родительское имение в Псковской губернии.
20
Пушкин знал, что на самом деле место ссылки Овидия находилось далеко от Кишинева (см. комментарий).