Читать книгу Евгений Онегин - Александр Сергеевич Пушкин, Александр Пушкин, Pushkin Aleksandr - Страница 9

Восьмая, последняя глава ЕО возвращает нас к месту действия первой – в Петербург. Повторяется зимнее затворничество Онегина в «молчаливом кабинете», его «хандра» и беспорядочное чтение книг (8, XXXIV–XXXV; ср.: 1, XLII–XLIII), но вся атмосфера восьмой главы не та, что в первой, да и в других главах романа. Это прощальная глава с соответствующими эпиграфом и концовкой. Она начинается с рассказа о превращениях Музы поэта. Своенравная и вольнолюбивая, одичавшая среди «племен бродящих» (8, V), она появляется на «светском рауте», где на «прелести ее степные» могут посмотреть свысока (8, VI). Поэт и его Муза оказываются в новой и чужой для них обстановке.

Как и Муза поэта, Татьяна внутренне осталась прежней «бедной Таней» (8, XLI), но на людях она совершенно другая:

Вернувшийся в Петербург Онегин тоже почти неузнаваемо переменился: прежний холодный эгоист теперь «в Татьяну как дитя влюблен» (8, XXX). Любовь пробудила его от душевной апатии, но не оживила его, а лишь сделала ощутимее мучения от запоздалого раскаяния. И автор заранее склонял читателей к признанию закономерности такого исхода:

Изменилось «все кругом», но преследующий Онегина образ убитого Ленского остался неизменным:

В последнем объяснении Татьяны с Онегиным вполне обнаруживается возвышенный строй ее мыслей и чувств, ее нравственная безупречность и благоразумие. Онегин узнает, что Татьяна по-прежнему любит его, но что теперь это для нее почему-то не главное, и стоит «как будто громом поражен» (8, XLVIII). Порок в его лице терпит заслуженное наказание – совсем как в старых романах, которыми Татьяна зачитывалась в деревне, в романах чувствительных и нравоучительных, где

Финал ЕО открытый, жизнь героев не завершена, но объяснились они окончательно. Финал этот очень грустный, потому что мы узнали, что не только Онегин, «пасмурный чудак, убийца юного поэта» (6, XLII), но и самоотверженная, добродетельная Татьяна глубоко несчастна, что сердце ее безучастно к свету, в котором она теперь живет. Мы узнаем это от нее самой:

Онегина автор бросает «в минуту, злую для него» (8, XLVIII), а Татьяну оставляет при высказанном ею взгляде на жизнь, очень похожем на тот, который в начале главы был назван «несносным» («Несносно ‹…› глядеть на жизнь как на обряд… – 8, XI).

Жалуясь на свое новое положение, внешне, казалось бы, столь блестящее, Татьяна с тоской вспоминает о родных местах, где впервые встретила Онегина, «где нынче крест и тень ветвей» над могилою ее «бедной няни», о том времени, когда

Кюхельбекер, прочитав последнюю главу, 17 февраля 1832 г. записал в дневнике: «Поэт в своей 8 главе похож сам на Татьяну: для лицейского его товарища, для человека, который с ним вырос и его знает наизусть, как я, везде заметно чувство, коим Пушкин переполнен, хотя он, подобно своей Татьяне, и не хочет, чтоб об этом чувстве знал свет»[39]. 1 мая 1832 г. он сделал новую запись на этот счет: «Читал я ‹…› последнюю главу «Онегина»: в ней много, много чувства; несколько раз слезы навертывались у меня на глаза: нет, тут не одно искусство, тут сердце, тут душа!»[40]

Татьяна в восьмой главе максимально приближена к автору, который в начале главы почти отождествляет ее со своей Музой (строфы V, VI), а в конце дважды называет своим «идеалом»: «мой верный идеал» (L), «Татьяны милый идеал» (LI) (тут можно вспомнить: «на модном слове идеал задремал поэт Ленский, сочинив последние в своей жизни стихи, см.: 6, XXIII). Это уже не мечтательная сельская барышня, а знающая свет и людей княгиня, окруженная заслуженным почетом и уважением, «законодательница зал» (8, XXVIII). Онегина она теперь понимает не многим хуже, чем сам автор. Но о каком «чувстве» говорит Кюхельбекер, который после декабря 1825 г. уже семь лет провел в одиночном заключении, отрезанный от внешнего мира? Он думает, конечно, не о романном образе автора, а о настоящем Пушкине, своем друге. И его высказывание можно понять так, что Пушкин, находящийся сейчас в куда более завидных обстоятельствах, чем Кюхельбекер, на самом деле, подобно Татьяне, тяготится своим положением и с грустью вспоминает о времени, когда был менее благополучен, но, может быть, более счастлив или, по крайней мере, независим и беззаботен.