Читать книгу Евгений Онегин - Александр Сергеевич Пушкин, Александр Пушкин, Pushkin Aleksandr - Страница 8
«Евгений Онегин» в жизни Пушкина и жизнь Пушкина в «Евгении Онегине»
Пушкин и Татьяна в Москве:
(глава седьмая)
ОглавлениеПока заканчивалась работа над пятой и шестой главами ЕО, жизнь Пушкина переменилась. В начале лета 1826 г. он отправил письмо императору Николаю I с просьбой позволить ему ехать для лечения в Москву, Петербург или «в чужие краи» и обещал «не противуречить» «общепринятому порядку». По приказу царя 8 сентября 1826 г. Пушкин с фельдъегерем был доставлен в Москву для личной с ним встречи. Она состоялась в тот же день в Чудовом монастыре. После беседы, продолжавшейся более часа, Николай I заявил, что разговаривал «с умнейшим человеком в России». Ссылка Пушкина закончилась, а сочинения его освобождались от общей цензуры, потому что сам царь вызвался быть его личным цензором[36].
Тот знаменательный для него день Пушкин увековечил в седьмой главе ЕО:
Ах, братцы! как я был доволен,
Когда церквей и колоколен,
Садов, чертогов полукруг
Открылся предо мною вдруг!
Как часто в горестной разлуке,
В моей блуждающей судьбе,
Москва, я думал о тебе!..
(7, XXXVI)
Москва, город детства Пушкина, откуда его в 1811 г. увезли в Лицей и где с тех пор он ни разу не бывал, встретила его восторженно. Два месяца поэт купался в лучах славы, после чего все-таки вернулся в Михайловское, где закончил и переписал набело пятую главу ЕО и поставил дату – 22 ноября 1826 г.
Шестая глава тогда тоже в целом была написана. Не хватало лишь концовки, потому что закончить главу о гибели юноши-поэта в мажорном ключе было бы некрасиво, а настроение у Пушкина в то время было оптимистическое. Нужные строфы (XLIII–XLV) он сочинил только 10 августа 1827 г. (тоже в Михайловском).
Москва к тому времени его несколько разочаровала. Личное покровительство царя обернулось опекой III отделения. «Борис Годунов» оставался неизданным (до 1831 г.). В обществе поговаривали, что поэт, прежде будто бы такой либеральный, изменил своим убеждениям. Жизнь в Москве и Петербурге (куда он переехал в конце мая 1827 г.) прибавила материальных забот, а молодость, казалось, прошла. Пушкин вступил в пору творческой зрелости и на былые восторги публики, когда «молодежь минувших дней» «буйно волочилась» за его Музой (8, III), уже не рассчитывал. От настоящего его все больше тянуло к прошлому, от стихов – к прозе. В июле 1827 г. он уже начал писать свое первое прозаическое сочинение – исторический роман «Арап Петра Великого»[37]. Это свое новое умонастроение Пушкин и выразил в написанных в августе 1827 г. заключительных строфах для главы о смерти юного поэта:
Лета к суровой прозе клонят,
Лета шалунью рифму гонят…
‹…
Ужель и впрямь и в самом деле
Без элегических затей
Весна моих промчалась дней
(Что я шутя твердил доселе)?
И ей ужель возврата нет?
Ужель мне скоро тридцать лет?
Так, полдень мой настал, и нужно
Мне в том сознаться, вижу я.
‹…
Довольно! С ясною душою
Пускаюсь ныне в новый путь
От жизни прошлой отдохнуть.
(6, XLIII–XLV)
В «новый путь» после смерти Ленского отправились и герои романа: Онегин – в свои бесцельные странствия, Татьяна – в Москву.
Седьмая глава ЕО была написана в 1827–1828 гг. (начата 18 марта 1827 г., завершена 4 ноября 1828 г.). Вся она посвящена Татьяне и поделена между деревней и Москвой. После отъезда Ольги Татьяна остается «в одиночестве жестоком» (7, XIV). Она по-прежнему любит Онегина, но совершенное им убийство заставило ее взглянуть на него по-другому, открыло худшие его стороны. В «пустынном замке» уехавшего Онегина она читает его любимые книги, в которых действуют герои, во всем разочарованные, с душой «себялюбивой и сухой» (7, XXII), и сама испытывает первое в своей жизни разочарование:
И начинает понемногу
Моя Татьяна понимать
Теперь яснее – слава Богу —
Того, по ком она вздыхать
Осуждена судьбою властной…
‹…
Уж не пародия ли он?
(7, XXIV)
«Слава Богу», – говорит автор, потому что страсть Татьяны к Онегину, в котором она должна была «ненавидеть убийцу брата своего», в разлуке стала только сильнее (7, XIV). Вовремя не прозрев, не научившись побеждать страсти разумом, то есть «властвовать собой» (как раньше честно посоветовал ей Онегин – 4, XVI), Татьяна могла погибнуть – увянуть от тоски, впасть в безумие или как-нибудь еще. Безрассудная страсть бесплодна и разрушительна, а порой и безобразна вопреки романтическим представлениям. Пушкин показал это в поэме «Полтава» (написанной в 1828 г., когда продолжалась работа над седьмой главой ЕО). Слепая страсть Марии к гетману Мазепе, коварному старику, погубившему ее отца, и предателю царя, под конец привела ее к жалкому сумасшествию: «И с диким смехом завизжала, ‹…› И скрылась в темноте ночной». Татьяна не заслуживала такой участи, да и любимый ею Онегин был не злобным и безжалостным властолюбцем, чей «дух неукротим», а только невольным убийцей и несчастным чудаком, подражателем героев модных романов.
Татьяна избавляется от иллюзий, не переставая любить Онегина. Она становится вровень с автором ЕО, который именно так и относится к своему герою – с пониманием и сочувствием при ясном сознании его слабых сторон, не скрываемых от читателя. Такую Татьяну – трезво оценивающую даже своего единственного любимого человека – уже можно было выводить в свет, не опасаясь, что она будет обманута его внешним блеском и не сумеет отличить в нем пошлых кривляк от людей, заслуживающих уважения. Такая Татьяна могла стать собеседницей князя Вяземского (7, XLIX) и таким образом приобщиться к ближайшему окружению самого Пушкина.
В Москву Татьяна едет не по своей воле, но уже готовая к тому, что ей предстоит. С родными местами она прощается не как девушка, мечтающая о счастье, а как героиня, покорная высшему призванию, идущая навстречу своей судьбе:
Простите, мирные долины…
‹…
Меняю милый, тихий свет
На шум блистательных сует…
Прости ж и ты, моя свобода!
Куда, зачем стремлюся я?
Что мне сулит судьба моя?
(7, XXVIII)[38]
В соответствии с тремя эпиграфами к седьмой главе Пушкин говорит о Москве сначала с гордостью и патриотическим воодушевлением, потом с умилением и добродушным юмором и, наконец, по-грибоедовски, с негодованием сатирика. Так же меняются и впечатления Татьяны. Впервые оказавшись в многолюдном московском обществе, она скоро узнает ему цену и испытывает сходные с авторскими переживания:
Татьяна вслушаться желает
В беседы, в общий разговор;
Но всех в гостиной занимает
Такой бессвязный, пошлый вздор…
(7, XLVIII)
Татьяна смотрит и не видит,
Волненье света ненавидит;
Ей душно здесь…Она мечтой
Стремится к жизни полевой,
В деревню, к бедным поселянам,
В уединенный уголок,
Где льется светлый ручеек,
К своим цветам, к своим романам…
(7, LIII)
Она еще только на пороге своей новой судьбы с «шумом блистательных сует», но уже грустит о прежней уединенной и мечтательной жизни, к которой не будет возврата. Новая судьба Татьяны является в облике «важного генерала», который не сводит с нее глаз (7, XLIV), и автор иронически поздравляет ее «с победой».
Читатели, в отличие от Онегина знающие, что пережила и передумала Татьяна после его отъезда, не будут сильно удивлены, когда в последней главе, спустя два с половиной года, она появится перед ними не влюбленной «девочкой несмелой»,
…о равнодушною княгиней,
Но неприступною богиней
Роскошной, царственной Невы.
(8, XXVII)
36
Вторая глава ЕО, изданная в октябре 1826 г., и поэма «Цыганы» были последними книгами Пушкина, напечатанными с обычным цензурным разрешением. На следующих указывалось, что они печатаются «с дозволения Правительства».
37
Пушкин этот роман не закончил и даже не дал ему названия. Впервые он был опубликован после его смерти в 1837 г., заглавие дал В.А. Жуковский.
38
Давно замечено, что эта строфа перекликается с монологом Иоанны (Жанны д’Арк) в начале драмы Ф. Шиллера «Орлеанская дева» (см. комментарий).