Читать книгу Евгений Онегин - Александр Сергеевич Пушкин, Александр Пушкин, Pushkin Aleksandr - Страница 6

В ссылке в Михайловском Пушкин находился с августа 1824 г. до сентября 1826 г. В октябре 1824 г. он закончил начатую на юге третью главу ЕО, а к концу года – свою последнюю «южную» поэму «Цыганы» (издана в 1827 г.). В ее главном герое – свободолюбивом ревнивце и убийце Алеко – Ф.М. Достоевский позднее опознал «тип Онегина», изображенный «в фантастическом свете»[21].

В Михайловском в 1824 г. Пушкин написал стихотворение «К морю», в котором простился с его «свободной стихией» и своими романтическими мечтами. Простился и с Байроном, который в апреле 1824 г. умер от лихорадки в Греции среди воюющих за освобождение от турецкой власти повстанцев. Таким образом Пушкин как бы подвел итог романтическому периоду своей жизни и попрощался с ним.

Четвертая, пятая и шестая главы ЕО, написанные в Михайловском, относятся уже к новой эпохе в творчестве Пушкина. Место их действия – русская деревня, как и в двух предыдущих главах (второй и третьей). Разница в том, что теперь и сам автор оказался там же, где жили герои его романа, как бы рядом с ними, чуть ли не соседом.

Работа над четвертой главой у Пушкина шла медленно (с октября 1824 г. до конца 1825 г.). В ней наибольшее количество авторских отступлений. Главное событие здесь – назидательная речь Онегина к Татьяне (4, XII–XVI), которая, однако, не прекратила «любви безумные страданья» (4, XXIII).

Вслед за этим автор рисует «картину счастливой любви» Ленского и Ольги (4, XXV–XXVII, XXXIV) и дает описание распорядка дня Онегина в деревне (4, XXXVII–XXXIX, XLIV), напоминающее образ жизни самого Пушкина в Михайловском в это время (за исключением чуждых Онегину литературных занятий): летом ранний подъем и купание в речке Сороти, зимой «ванна со льдом» и игра на бильярде с самим собой. В письме к Вяземскому 27 мая 1826 г. поэт признавался: «В 4-й песне Онегина я изобразил свою жизнь».

В четвертой главе автор уже не тот романтик, который уподоблял себя Овидию и бродил над морем, замышляя побег. Мы находим его с другими чувствами и в более прозаической обстановке.

Автор тут уже не изгнанник на берегу огромного моря. Он вернулся в родные места и пугает уток над собственным озером. Но он по-прежнему несвободен и лишен общества тех, кто мог бы оценить его труды. Поэт Ленский, «любовник скромный», «читающий мечты свои предмету песен и любви» (4, XXXIV), вызывает у Пушкина ироническую улыбку, а не желание оказаться на его месте. Перед нами не романтический мечтатель, а профессиональный литератор, который нуждается не в сочувствующих, а в компетентных слушателях. Его одиночество не житейское, а профессиональное, но оттого не менее остро переживаемое. Задорные рассуждения об альбомах (4, XXVII–XXX), обращение к Языкову (4, XXXI), спор с «критиком строгим» (Кюхельбекером) об элегии и оде (4, XXXII–XXXIII) только оттеняют стремление автора оказаться в литературном мире, среди собратьев по ремеслу, в изоляции от которых он находится не по своей воле.

Трагедию же Пушкин тогда действительно сочинял. Это был «Борис Годунов» – главное произведение периода Михайловской ссылки. Окончив его 7 ноября 1825 г., он писал Вяземскому: «Трагедия моя кончена; я перечел ее вслух, один, и бил в ладоши, кричал, ай-да Пушкин, ай-да сукин сын!» Первая глава ЕО тогда уже была издана, и в том же письме поэт каламбурит, рассказывая о своей поездке во Псков: «Тамошний архиерей отец Евгений принял меня как отца Евгения».

Сам роман к тому времени почти остановился. 4 декабря 1825 г. Пушкин сообщал П.А. Катенину: «Онегин мне надоел и спит; впрочем, я его не бросил». Закончить затянувшуюся работу над четвертой главой ему удалось только 3 января 1826 г.

Между двумя этими датами одновременно произошли два события: одно – исторического масштаба, другое – касающееся лишь Пушкина и любителей его поэзии.

14 декабря 1825 г. в Петербурге на Сенатской площади произошел вооруженный мятеж (восстание декабристов). К концу дня он был подавлен и восставшие разбежались[22]. В тот же день в Михайловском Пушкин с удивительной быстротой дописал начатую накануне комическую поэму «Граф Нулин». О том, что происходит в этот момент в столице, он, конечно, не мог знать. Позднее, узнав о совпадении, он сделал запись: «Я имею привычку на моих бумагах выставлять год и число. «Граф Нулин» писан 13 и 14 декабря. Бывают странные сближения».

Сюжет поэмы анекдотичен: граф Нулин, столичный франт, волокита, подобный Онегину в первой главе ЕО[23], попробовал обольстить миловидную провинциальную помещицу Наталью Павловну, но та с испугу влепила ему пощечину, и граф, мгновенно унявшись, убрался восвояси.

Мысль об этом сюжете у Пушкина возникла после чтения поэмы Шекспира «Лукреция». Там пересказана история, из-за которой пала монархия в Древнем Риме: сын царя Тарквиний обесчестил целомудренную Лукрецию, поднялся бунт, царь был изгнан, а Рим стал республикой. Пушкин, по его словам, тогда задался вопросом, «…то если б Лукреции пришла в голову мысль дать пощечину Тарквинию? быть может, это охладило б его предприимчивость и он со стыдом принужден был отступить? ‹…› Брут не изгнал бы царей, и мир и история мира были бы не те». Сочиняя «Графа Нулина», Пушкин думал, что пародирует «историю и Шекспира», а получилось, что предсказал исход совершавшегося в тот день мятежа: «Тарквиний новый» бежал от Натальи Павловны, декабристы не изгнали царя.

В последнем эпизоде четвертой главы романа Ленский за бутылкой передает Онегину приглашение на именины Татьяны. Ленский весел, потому что «чрез две недели» (4, L) должна быть его свадьба. Пушкину же, автору «Бориса Годунова» и «Графа Нулина», узнавшему о военном мятеже в столице и его разгроме, не до веселья:

Так заканчивается последняя строфа четвертой главы, написанная 3 января 1826 г. На следующий же день Пушкин начинает пятую главу. В ней почти не будет отступлений, о чем он специально уведомит читателей:

Пятая и шестая главы написаны в 1826 г. События в них роковые, как будто направляемые не человеческой рукой, и катастрофические, с необратимыми последствиями. В пятой главе – страшный сон Татьяны и ее именины, в шестой – дуэль и смерть Ленского. Пятая глава – единственная в романе, которая оканчивается не авторским отступлением, а внезапным обрывом повествования: