Читать книгу Реликварий ветров. Избранная лирика - Александр Радашкевич - Страница 9

1. Город

Не принимает меня в окна,

не глотает зёвами арок и не

кружит каменным штопором лестниц

по карманам подъездов – молчит

город, в котором пунцовые свечи

сквозь вино разгорались, как кровь, и часы

проводили ущельями музыки

к озарённым подземным озёрам.

Бездомная моя улыбка

вчера осиротела здесь. Бьёт десять. Десять

раз короны вздрогнули в гробах,

и ангел, полетав чуть-чуть,

вновь накололся на иглу

гранёную.

От Иоанновских ворот

по берегу брести и видеть: башни проросли

лазурными и белыми цветами,

и слушать плеск темнеющей Невы,

и – отлететь с моста к тебе

за лапками плаксивых чаек.

2. Этот день

И этот день быть без тебя,

проволочась в назначенных теснинах,

как червь слепой. И этот день

неспешно пить густую боль,

креплёный мёд разлук. И этот день

хранит тебя, как камень – звук, и дерево —

слезу в незримой глуби. И этот день

острей протекшего, когда стираю пыль

с запомнивших вещей. И этот день

живёт твоё лицо, как пламенная память

о сущих пустяках… И этот день —

о далях взора, павловской тропе,

о хрупкости, виновности, зиме. И этот день

будь проклят! Так тебя люблю, как душу

прошлую и нежный прах земли. И этот день,

сгорев, тебя мне не отдаст, меня —

тебе и бросит в ночь, как в ров.

3. Чтение (Денис Давыдов)

С утра кружился редкий снег,

и старых тополей высокие шпалеры,

теряя золото, чуть колыхались,

как от великого дыханья,

а полы светлого плаща

в разлёте реяли, и мёрзли пальцы.

Я после сел за чай с Анакреоном

под доломаном и не скучал,

собратствуя в речах зачарных

усатых молодечеству и скорби

безусых дафнисов гвардейских,

одетых в элегическую холь.

Остыла чашка. Я им задарен:

хоть не было тебя в твоём углу

за чаем, но и меня не очень было,

когда он так скакал в угарный рай

допитых вин, усопшего гусарства,

где «кивер зверски набекрень» и

«ментик с вихрями играет».

4. Элегия с белкой

Я в парк вошёл, и всё сошло. Я стал заряжен

в тёмный ствол

аллеи, целившей в забвенье и незабвенность. Траур хвои

и пятна смертной позолоты, да небо стёртое и дождь

кренящий. Легковерен – разлётом павловского края,

надумавшего нынче осень лишь для меня. Земля ли

в глазах? Разгладив щёки мха, хладящие, я вздрагиваю от

надлома пальцев бронзовых, от каменной слезы набрякшей

и мраморного взгляда в спину. Храм обретенью.

Мавзолей

сообщникам классической утери. Кентавры,

бьющие копытцем,

одни строптивы тут. В верхах повизгивает белка,

не отрывая глаз от глаз, запнувшихся на ласке. В кармане —

мир наград! – конфета… Кружась, спускается, но медлит

скакать в траве. Привстав, берёт в протянутые лапки

(как дама – шляпу в лотерее) и – отпружинивает в ели.

Высокий вал из блага. По воле беличьей. По замыслу

Гонзаго,

кто молвил исподволь – разубранной натурой.

5

Как странно, тёплый дан декабрь

тому, кто одинок. Как дерзко солнце

сегодня хлещет в лоб его – того,

кто одинок. Как взросло губы отдают

тому – не те. Как зло вино и полы звуки

бессонных лабиринтов, где зеркала

тому – из тупиков. И как равно

из дня порожнего вываливаться в день —

из гроба в гроб – тому, кто, знай,

ступает ломким льдом,

когда ладони выпростает в заметь —

два лотоса – тому, кто одинок.

6. Простая песня

И повелел: Закрыть мой замок насмерть!

И гнёзда ласточек сколоть, и мост треклятый

поднять, и отпустить в луга моих коней,

и все часы унять, и сшить мне сорок

таких же платьев, и погреба и подземелья

скорей раскрыть, чтоб мгла, вино и стынь

колодец замка до краёв налили,

чтоб струи голосов и времени его не пере —

хлестнули – нет! – и чтоб очей никто от праха

не отнимал, и чтоб никто на ухо никому

не помянул тебя! тебя! тебя! И в ночь иль день,

когда воронка звёзд иль сини из плоти вытянет,

с семи сторон поджечь мой бренный замок,

чтобы погрёб неверными стенами.

7. ВЕЩИ

Разбирать наши вещи, словно шарить

в осколках, кровью срезы пятная; словно

нежить ребёнка, лицом прижимаясь. Разбирать

наши вещи, как кататься по полю, цветы

подминая, как снимать страшный бинт

с незатянутой раны. Это – полки романов,

обломившийся мостик в доживающем парке,

это – в палые листья врыться, теряясь.

Залетая в бестенье, колыхнуть наши звёзды.

Целовать наши вещи. Затекают колени.