Читать книгу Максимовна и гуманоиды - Александр Шляпин - Страница 10

Ни кто из колхозников не знал на, что способны представители соседней планеты, скрывающейся за Солнцем на одной орбите, что и Земля. После ярких зимних каникул они отошли от восхитительного земного гостеприимства. Деревенские мужики сочувственно относились к инопланетянам, стараясь любыми способами вывести из коматозного состояния. Как им казалось, гуманоиды были безобидны и наивны, как дети. И вот наступил тот январский день, когда в деревне случился нежданный апокалипсис. Об этом странном происшествии в одно мгновение отозвалась вся мировая пресса, но благодаря спецслужбам России удалось приостановить утечку информации. Ужас и хаос спустился на бренную землю колхоза имени «Карла Маркса», заставив землян пересмотреть свое отношение не только к себе, но и к самой матушке— природе.

Именно в тот день, когда Балалайкина укатила покорять Москву, во время очередного сеанса изготовления бальзама, её подруга детства Канониха обнаружила, что из ее самогонного аппарата вместо целебного напитка, который приносил ей хорошие деньги, течет не самогон. Из него текла какая— то гадкая и вонючая жидкость. Как ни старалась старуха выдавить из медного змеевика хоть каплю легендарного бальзама, у нее ничего не получалось. В ярости баба Таня сыпала в дрожжи сахар, мешала все деревянной лопатой, крутила брагу в стиральной машине, но все было тщетно. Вместо ароматной хлебной браги у нее получалась сладкая, гадко пахнущая патока, которая была пригодна не для приготовления водки, а для уничтожения колорадского жука методом глобального опрыскивания. Вся технология в один миг разладилась. Старуха на почве этого впала в полный ступор и уже приготовилась совершить над собой суицидальный акт.

Позже стало известно, что результатом мгновенной «порчи» алкогольной продукции стал не аномалия, и даже не авария на ликероводочном производстве, а инопланетный гипнотический ретранслятор. Это он гад, испускал волны низкой частоты, от которых в головах людей наступало всеобщее помутнение рассудка. Дабы пресечь над собой глумление гуманоиды решили эту проблему радикальным образом. На одной деревенской возвышенности, где стояло правление колхоза имени «Карла Маркса» на крыше где стояла антенна сотовой связи, они разместили небольшой приборчик. Результатом таинственных манипуляций стало то, что за одну секунду все источники алкоголя превратились в напиток, напоминавший по вкусу кошачьи фекальные массы. Эта эпидемия коснулась не только точек местных производителей, но и процветающее в плане продажи алкоголя государственное сельпо.

Первым, кто опробовал на себе инопланетные технологии, был кузнец Прохор. Еще с вечера в его тайных закромах пылилось полбутылки самогона, который он заработал по случаю халтурки, подвалившей ему накануне. С самого спросонья, когда в русской печи на сковороде млела глазунья из двенадцати яиц с салом и докторской колбасой, Прохор по—привычке, выработанной долгими годами, приложился к граненому стакану и…

Кирзовый сапог сорок седьмого размера вылетел из дома со скоростью и воем военного бомбардировщика. Следом за сапогом полетел чугунок с куриной мешанкой, да еще несколько других предметов русского деревенского быта. Следом за всем этим скарбом из дома, широко растопырив юбку, словно парашют, вылетела его престарелая маманя. Как заправский десантник, она выскочила прямо в открытые двери хаты, будто из рампы самолета.

Испуганная ревом Прохора, старуха крестилась в полете, полагая, что в душу сына вселился дьявол. После взрыва бешенства, далеко по селу пролетел раскатистый рык Прохора. Так только мог орать не кузнец, так орал в кино огромный Кинг—Конг, которому дверями прищемили яйца.

– У—у—у! Куда ты мою горелку подевала старая ведьма?

– Да не брала я твоёй горелки! – кричала бабка, топая вокруг хаты по снегу босыми ногами.

Что тут началось. Разве кто мог представить, что в радиусе десяти километров от села Горемыкино, ни в одной бутылке со спиртным не осталось традиционного русского напитка. Того напитка, который был не только средством общения и лечения от многих болезней, но и национальным достоянием России.

Закрадывалось такое ощущение, что кто—то неизвестный в одночасье по всему району подменил содержимое бутылок с водкой, вином и пивом. Вой больных на голову мужиков, стон страждущих исцеления, перемешанный с визгом свиней, домашней птицы и лаем собак, прокатились по селу со скоростью ударной волны от ядерного взрыва.

С самого утра, звеня мелочью и хрустя купюрами, к сельскому магазину потянулся, встревоженный таким явлением, народ.

– Нинка, выходи! Отворяй закрома! – кричал Коля «Шумахер» стоя на крыше своего трактора, словно монумент основателю компартии на башне броневика около Финского вокзала революционного Питера.

– Рано еще! – орала та в открытое окно.

– Дура! У меня трубы горять! – орал Шумахер.– Опохмелятор того и гляди сломается!

– К Канонихе вали – там зальешь свои трубы, – отвечала Нинка, абсолютно не зная, что и у легендарной Канонихи этой ночью так же, как и по всему району иссяк благодатный источник.

Коля, запрыгнув в кабину трактора, в нервах нажал на газ. Сорвавшись с места, он так полетел по деревне, что живность беспечно ходившая по улице, бросилась в рассыпную.

Ворвавшись в хату к «самогонщице», первое, что увидел Коля, была картинка из сказки Пушкина «О рыбаке и рыбке». Угрюмая, убитая горем старуха, подперев голову руками, сидела на лавке возле молочного бидона и заплаканными глазами смотрела в его черное пустое жерло.

– Давай, старая бальзаму мне на рану, – сказал Коля Шумахер, доставая деньги.

– А нету— ти! – ответила Канониха, и рукавом смахнула накатившую слезу.

– Как, как это, нету— ти? – переспросил Коля, сделав круглыми глаза.– У тебя всегда полные закрома и я это знаю…

– На во, попробуй! – сказала старуха, и налила в стакан сто грамм самогона.

Коля, придерживая одной рукой заячью шапку, зажмурив глаза, поднес граненый к своим губам и влил в рот то, что еще вчера называлось «бальзамом». Гадкая, противная, на вкус кошачьих какашек жидкость, ворвалось в нутро Николая. Колька, зажав рот рукой, выскочил из хаты и вернул природе все то, чем питался последние четыре часа. Его чистило так, что после десятого позыва рвоты он упал на крыльце, распластавшись, словно погибший в схватке с врагом.

– Что за дерьмо ты мне подсунула старая кляча, – заорал Коля. – самогонку делать разучилась? Он схватил со стола миску с квашеной капустой, и стал охапками засовывать её себе в рот, чтобы заглушить исходящее из кишок вонючее послевкусие.

– А вот такое, Коля, оно усё! Усё! Я сколько сегодня гоню – усё такое дерьмо идеть! Не идеть горелка! А идеть сплошное кошачье дерьмо! – сказала Канониха и зарыдала, всхлипывая, словно обиженный ребенок.

В этот миг в хату вошли кузнец Прохор и Семен по кличке «Гутенморген», которые, как и все деревенские мужики нуждались в срочном опохмелении.

– О, гляньте мужики, «Шумахер» уже тут как тут! Что Колян – трубы опять горят?! – спросил Прохор, подкалывая тракториста.

– Ага, горят! – сказал Шумахер, держа в руке миску с квашеной капустой. – Вот закусываю уже!

В этот миг «Шумахер» испытывал необычайную радость. Он видел, что за ним по этому пути «идут» другие и этот факт радовал его, что он не последний, кому сегодня доведется отведать зловонья.

– Прысни нам мать, по стаканчику! У нас после вчерашнего, головы лечить надо! – сказал Прохор и положил на стол три десятки.

– Седни бешплатно! – улыбаясь, сказала Канониха, подыгрывая Шумахеру. – Седни за счет фирмы! – сказала она и налила два граненых стакана.

– Удачно мы зашли, – сказал Сеня Гутенморген, —видно праздник сегодня какой— то…

Радуясь бесплатному угощению, Прохор и Сеня чокнулись. Широко открыв рты, они стали вливать в себя самогон, который дьявольски вонял какими— то непонятными испражнениями.

Увидев перекошенные лица своих односельчан, Коля Шумахер, залился громким смехом. Он смотрел на мужиков, как они давятся и во все стороны выплевывают напиток и держался от смеха за живот, опасаясь обмочить трусы.

Прохор вылетел их хаты первый.

Следом за ним Семен.

Их так тошнило, что они корчились на крыльце в приступах рвоты.

– Ну что Прошенька, халява прошла?! – спросил улыбаясь Шумахер, поднося тарелку с квашенной капустой. – Халява она штука жестокая!!!

– А что это было? – спросил Прохор, пихая в рот закуску. —У меня дома тоже водка протухла!

– Это же какое – то дерьмо! – сказал Семен Морозов, следом за кузнецом набивая рот бабкиными заготовками.– Кишки выворачивает! – Что за дрянь, ты, нам подсунула тетя Таня? Ти травить, ты, нас удумала старая клизма?! – спросил Семен Гутенморген.

– А что я! Аппарат видно шпортился! Не хочет ён зараза, гнать горелку! – ответила она и вновь залилась слезами. – Вы мужики, сходили бы до сельпо. Может вам там повезет!

– Айда, мужики, в сельпо! – сказал Шумахер, – там водка казенная авось не стухла!

Несмотря на раннее морозное утро, народу вокруг магазина собралось невиданное множество, словно это был митинг, посвященный «Дню Урожая» или выборам местного главы администрации. Мужики гудели, обсуждая сегодняшнюю новость, словно мохнатые шмели на лугу с цветущим клевером.

Нинка шла по утоптанному тракторами снегу в дорогой шубе и в сапожках на высоком каблуке, оставляя в дороге дырочки от железных набоек. Ее алые, цвета перезрелого помидора губы, были вытянуты в трубочку, через которые она выпускала густой пар, исходящий из горячей женской груди. Оренбургский пуховой платок по краям покрылся инеем, а ее щеки рдели от мороза, словно наливные яблочки.

– О, гля, краля идеть! – сказал Коля Шумахер, дымя папироской.– Давай, открывай свой лабаз. Смотри, как народ лечиться хочет!

– Ага, прямо сейчас! Глянь бегу уже растопырив крылья, – съехидничала Нинка, улыбаясь своим намалеванным «свистком».

Подойдя к магазину, Нинка сняла три амбарных замка, и открыла двери. По деревне прокатился вой подводной лодки. Это сработала сигнализация. Заткнув ладошками уши, Нинка исчезла за дверями ив тот же миг гудок умолк. Над деревней нависла звенящая тишина. Мужики, дымя самосадом, сгрудились около входа в магазин, ожидая условного сигнала. Традиций утреннего опохмеления ни кто не отменял и этот фактор подгонял финансовое положение местного «Райпищеторга».

Сигнал поступил и в этот самый миг, замерзшие на морозе мужики, гурьбой ломанулись в открытую дверь. Они, пихали друг друга в спины. Они перли на пролом лишь бы оказаться у прилавка в первых рядах. Но традиционно первым у прилавка оказался Шумахер. Не зря местный народ окрестил его такой кличкой. Люди знали: где бы Коля не был – он всегда будет первым. Шуми, словно скользкий угорь, проскакивал меж телами, оставляя позади всех тех, кто локтями работать не умел.

– Дай мне пузырь водки, – сказал Коля, бросив на прилавок деньги.

– Что пить изволите? Выбор у меня будет побогаче, чем у Канонихи! – ответила Нинка, страстно двигая накрашенными губами.

– «Пшеничную» хочу, – сказал Николай, устремив свой взор на эротические движения продавщицы. Она как бы ходила перед Шумахером по подиуму, и чувственно демонстрировало свое тело.

Достав бутылку водки, она плавными движениями поставила её на прилавок. Не спеша отсчитав сдачу, Нинка подала ему деньги и кокетливо улыбаясь, сказала.

– Шуми, сегодня вечером у меня небольшое рандеву – романтический вечер так сказать. Тебя ждать или я позову Кольку Крюкова?

– Жди меня и я приду, всем смертям назло, – ответил Шумахер, и выскочил на улицу.

– Следующий! – сказала Нинка нараспев, видя, что сегодня она будет с хорошей выручкой.

Через пятнадцать минут торговли очередь закончилась, а гул стоявший в помещении магазина стих.

В тот момент, когда продавщица отоваривала последнего покупателя, «больного на голову» в магазин с криком вновь ворвался Шумахер.

– Ты это, что Нинка, такое делаешь? Ты, почто рабочий люд травить изволишь!

Ты эту гадость сама пила?

– А ты мне не тычь! Купил – проваливай! Не хрен мне клиентуру распугивать, – сказала Нинка подбоченясь.

По физиономии Шумахера было видно, что сейчас он полезет на прилавок как Александр Матросов на амбразуру.

– Что, что ты мне эту бутылку в харю тычешь, – завопила Нинка, – сейчас, как возьму разновесы, да как стегану по твоей небритой роже! – заорала она, держа в руке двухкилограммовую гирю.

– Так стухла же!

– Что стухла— спросила продавщица.

– Водка твоя стухла, чуть не плача заверещал Шумахер, протягивая ей открытую посуду!

– Как это – стухла? Водка не тухнеть— идиот! Водка продукт вечный как вселенная!

– А ты откушай из этого пузыря своей вселенной! – ответил Шумахер.– мы с мужиками хотели накатить по—соточке, а там сплошная вонь и никакого тебе спирта!

– Да этого быть не может – заорала Нинка, и выхватив из рук Шумахера бутылку уже хотела влить себе в рот, но в магазин с открытой посудой вновь ворвались мужики.