Читать книгу Максимовна и гуманоиды - Александр Шляпин - Страница 5

Пришельцы, как позже прозовут в народе инопланетян с планеты «Нубира», появились в деревне нежданно и негаданно. Обычно так появляются скупщики антиквариата и икон в период перемен в государственном обустройстве. Отойдя на орбите от шока, они вернулись на Землю с твердой уверенностью вернуть на свою планету символ вселенской власти даже ценой межгалактической войны. На Земле вряд ли кто мог знать, что этот символ миллионы лет назад был послан на избранную планету великим властителем вселенной, который видел в её жителях носителей прогресса, цивилизации и демократии для тысяч соседних галактик.

Ошибка возвращения пришельцев на Землю была очевидной. «Нубирийцы» еще не знали с каким «коварным» и безжалостным врагом предстоит встретиться лицом к лицу. Разве могли инопланетяне знать, что именно в новогоднюю ночь их высадки на Землю, все жители планеты Земля будут праздновать очередной новый год. Операция по возвращению символа вселенской власти изначально окажется провальной. Земляне не примут условия владыки. Даже под угрозой «межгалактической войны» люди встречая новый год, будут радоваться, и веселиться.

«НЛО», вынырнув из—поднебесья, сделала круг над деревней и бесшумно приземлилась в заснеженный огород, словно на посадочную полосу аэродрома. Скользнув по девственной снежной глади, она проехала несколько десятком метров и уперлась в изгородь. Целый пролет деревянного забора, не выдержав напора, завалился на проезжую часть, открыв народу взор на «бескрайние» владения великой самогонщицы.

Тем временем, когда пришельцы покоряли снежные заносы, баба Таня, несмотря на свой перезрелый возраст, занималась любимым делом – она гнала самогон. В радиусе ста километров её «Чудотворный бальзам» был известен как брэнд колхоза имени «Карла Маркса».

По традиции землян в каждом доме к двенадцати часам уже стояла украшенная елка. Закуска томилась в русских печах, ожидая своего часа стать праздничной пищей на столах жителей деревни Горемыкино. По многолетнему советскому обычаю в сельском клубе шли последние приготовления к новогодней дискотеке, которая должна была состояться именно благодаря символу вселенской власти.

Машка Балалайкина, прикинувшись беженкой от деспота мужа, заняла пустующее место директора клуба, которое лет десять было вакантно. Используя свой жизненный опыт и пристрастия к Художественной самодеятельности, она развернула на почве культуры небывалую активность. Администрация Бормотухинского района, посчитала её появление, как подарок судьбы. Новогодний карнавал должен был покорить все население района костюмированным конкурсом и дефиле. Забытые традиции новогоднего карнавала смело возвращались под крыши сельских клубов, получая государственную поддержку. Раззадоренные премиальными выплатами за призовые места, деревенские мужики и бабы с энтузиазмом строителей первых пятилеток принялись шить себе карнавальные наряды. В виду отсутствия самобытных деревенских актеров, Машке пришлось совмещать многие должности. Как заправский режиссер и актер в одном лице, она расхаживала по сцене, принимая облик Снегурочки. Узнать в ней старую бабу, которая пару недель тому назад купила себе гроб, было невозможно. А народ мало беспокоило исчезновение взбалмошной старухи.

Горемыкинский колхозный инженер Колька Крюков по кличке «Крюк», влюбился в Машку с первого взгляда. Забросив все дела, он так проникся к современной культуре, что буквально за десять дней выбился в ведущие актеры местного сельского театра. Не сводя глаз со Снегурочки, Крюк так вживался в роль «Деда Мороза», что сопли, замерзали в его носу и превращаясь в сосульки. Его сердце словно граната рвалось от любви к новому завклубу. Чтобы покорить её, он так выкладывался на сцене, что после репетиции еле волочил ноги. Крюк не мог упустить возможности не быть рядом и даже дышать с Балалайкиной одним воздухом. Он, словно влюблённый Ромео, постоянно держал Машку в поле своего зрения, чтобы вовремя пресечь попытки других воздыхателей. В свою очередь Максимовна, к Николаю была равнодушна. Она знала Коленьку еще с младенчества. С его бабушкой они были закадычные подруги —не разлей вода. Не могла Балалайкина даже представить своих отношений с человеком, который вообще— то был моложе её больше чем на шестьдесят лет.

Спрятавшись за занавесом, она сквозь щель наблюдала за Колькой, считая своим долгом, дать ему правильный вектор его культурного развития. Не заметил Николай, когда злой «Купидон» тайно подкрался на дальность прямого выстрела и влепил, ему промеж лопаток каленую «стрелу». Пронзив его сердце, она застряла груди и ежедневно ныла и ныла, выворачивая наизнанку его душу.

– Дедушка Мороз, Дедушка Мороз, выходи! – говорила по тексту Максимовна, а Колька, раздвинув занавес деревенского театра, постукивая посохом, кряхтел как заправский дед и выползал на сцену, топая по ней старинными валенками.

– Вот и я, ваш Дед Мороз, я подарки всем принес!!! Шел я снежными полями! Шел оврагами, лесами, чтобы вовремя прийти, радость в дом вам принести!!!

Максимовна нагибалась, клянясь в пояс Деду Морозу, и продолжала дальше:

– Здравствуй, здравствуй, Дед Мороз, от чего твой красен нос? Борода твоя седа? Ты откуда? Ты куда?

– К вам, друзья, мой путь лежал! К вам на лыжах я бежал! На оленях я скакал! Ох, как внученька, устал! – говорил Колька и, скрючив физиономию, хватался за спину, будто в то мгновение его били по спине совковой лопатой.

Максимовна всовывала тетрадь с текстом под мышку и, достав из—за занавеса стул, ставила его Кольке под зад и говорила:

– Ты, дедуля, посиди! Да на нас, ты, погляди! Будем мы сейчас плясать, тебя будем забавлять!

В это время, когда Максимовна репетировала новогодний вечер, пришельцы, по прибору вычислив место положения «нубирита», стояли под окнами клуба в надежде провести операцию по его захвату. Они царапали когтями, дули горячим дыханием на промёрзшие стекла и всматривались вовнутрь, стараясь отыскать хранительницу вселенской власти.

Ближе к полуночи, когда самогонка уже текла рекой, в клуб стал подтягиваться костюмированный деревенский люд. Кто тянул бутылку мутной русской сивухи, кто соленых огурцов, а кто и шмат ароматного сала с чесноком и перцем. Молодежь, нарядившись в костюмы ряженых, с нетерпением ждала начала карнавального дефиле. Тем временем, потягивая, как принято на светских раутах через трубочки коктейль местного разлива, изготовленного из самогона с клюквенным морсом.

Когда все было готово, грянула музыка. На сцене, в лучах софитов переливаясь и искрясь стразами от Сваровски, блесками и импортным люрексом, появилась великолепная Мария Максимовна Балалайкина. Статная девушка с ногами, растущими из подмышек, в облике Снегурочки, вылетела на сцену. Весь зал, восхищенно посвистывая, дружно зарукоплескал.

– Добрый вечер вам друзья, вас поздравить рада я – декламировала она со сцены, улыбаясь односельчанам.– С новым годом поздравляю! Счастья, радости желаю!

Сквозь проталину в замерзшем стекле пришельцы опознали Максимовну, рассчитав на компьютере эффект её омоложения и вычислив математическую модель образа. Внешний вид Машки и фотографии полученной «нубирийцами» методом анализа на сто процентов совпадал с её внешностью.

В это время кузнец Прохор, изрядно накушавшись спиртных напитков, выполз из—за угла деревенского клуба. Шапка на его голове торчала в разные стороны развязанными ушами, а тулуп, ввиду бушующего внутреннего жара, был расстегнут, и развевался полами в разные стороны. Глаза горели, словно угли, а во рту торчали клыки вампира, купленные у Нинки в сельпо за десять рублей в придачу к старой ржавой селедке. Тут и встретились нос к носу две цивилизации. О том, что это пришельцы, Прохор узнал намного позже. Спутав их с чертями, он перекрестил гуманоидов, и, убедившись, что они не поддаются воздействию силы крестного знамения, нанес удар в первую же физиономию, которая смотрела на него черными космическими глазами.

Враг был повержен! Пришельцы ошеломленные «радушным» приемом землян, подхватив тело своего соплеменника, бросились бежать прочь, чтобы не попасть под горячую руку русского богатыря.

– Это кому ты Прохор, так вломил, – спросил Шумахер, подойдя поближе к пьяному кузнецу.– Так помчались, даже снег до самой земли протаял, и даже подснежники заколосились.

– Черти, – ответил Прохор.– Я иду, а они в окно смотрят. Ни табе здасте, ни вам добрый вечер! Я человек вежливый и культурный поздоровался. А они на меня смотрит сквозь черные очки, словно какие шпиёны. Вот я им по этим очкам и залимонил с левой, чтобы не убить.

– Пошли брат, сказал Шумахер, – концерт в разгаре. – Споем, спляшем и выпьем!

– А может, выпьем, а потом, споем и спляшем, – перебил его Прохор, и заржал словно конь.

Кузнец по—дружески положил Шумахеру руку на плечо, и запел.

– Мы поедем, мы помчимся на оленях утром ранним, и отчаянно ворвемся прямо в снежную зарю!

– Ты узнаешь, что напрасно называют Север крайним, ты увидишь он бескрайний, —подхватил Шумахер, – я тебе его дарю!

– Эгей, – завершил Прохор, и подбросил свою шапку вверх.

Новогодняя дискотека была в самом разгаре. Елка сияла огнями, а вся молодежь дружно плясала, топая ногами по полу в такт музыке.

Прохор и Шумахер ввалились, обнимая друг друга, словно кровные братья. Народ веселился, прыгая в пылу хмельного угара. Всем было хорошо, и ни кто не обратил внимания на их приход.

– Что скачите убогие?! Там «чужие» обложили клуб! Меня хотели в плен взять, но я живым не дался!

На крики пьяного кузнеца никто внимания не обратил. Народ знал, что Прохор любитель наводить тень на плетень, особенно тогда, когда его голова заполнена парами ядреной деревенской сивухи с карбидом и куриным калом для крепости и убоя.

Следом за Прохором в клубе появились и осмелевшие пришельцы. Они робко вошли в храм культуры, держа могучую фигуру кузнеца в поле своих бездонных глаз. Они остановились, около входа, переминаясь с ноги на ногу в такт музыке, и опасаясь нападения землян. Их спокойствие было недолгим. Местные девчонки, приняв одежду пришельцев за карнавальные наряды, затянули их вкруг, не подозревая, что перед ними не ряженые мужики из соседней деревни, а полноценный инопланетный разум из далекой галактики, планеты Нубира. Повторяя движения землян, пришельцы постарались влиться в общую людскую массу. Они беспечно закружились в вихре карнавального танца, радостно щебеча, словно канарейки.

Все было бы хорошо, но русские были бы не русскими землянами, если бы уже через пятнадцать минут, они не напоили пришельцев знаменитой «огненной водой». Деревенские мужики и бабы бросились в интернациональном порыве лобызать «внеземной разум», требуя от них к себе уважения и безграничной межгалактической любви.

– Елочка, зажгись! – орал Прохор.

Он прицелился в елочную игрушку из конфискованного у инопланетян бластера, который был похож на детский пистолетик и нечаянно нажал на курок. Голубая молния с треском вылетела из инопланетного «плазмометателя» и срезала с неё все ветки вместе с игрушками, которые с грохотом посыпались на пол.

– Вау! – прокричал Прохор, глядя на голый ствол дерева, наверху которого все еще продолжала гореть, покосившаяся на бок, красная звезда.

Народ замер в оцепенении. Музыка стихла и над танцполом, повисла угрожающая тишина. Кузнец, почувствовав, что за испорченный праздничный реквизит придется отвечать, бросил «плазмоидный» бластер на пол и стал медленно продвигаться к выходу, озираясь по сторонам на опешивших односельчан.

– А че я? Я ничего, оно само стрельнуло, – стал оправдываться он, протискиваясь к выходу.

Народ был в шоке. Участники карнавального дефиле глядели, то на голый ствол, то на улепетывающего Прохора, который в позе уползающего рака двигался прочь из клуба. Оцепенение было не долгим. Сообразив, что виновник должен быть, наказан, кто—то из жителей села Горемыкино громко проорал, ввергая публику в управляемый Гзаарс.

– Бей гада! Он нам праздник испортил, – молодежь одержимая чувством справедливости бросились на Прохора с кулаками и ногами.

– Только не по голове! – кричал кузнец. – Только не по голове! Завернувшись в расстегнутый полушубок, он завалился возле выхода, продолжая кричать:

– Только не по голове!

На его мольбы о пощаде, следовал один за другим удары ногами, обутыми в валенки

– Получай, гад! Извращенец, – орал кто—то из толпы. В эту секунду авторитет кузнеца Прохора, как мастера молотка и огненной стихии рухнул ниже плинтуса. Свернувшись в позу вареной креветки, он заполз в самый угол помещения, оставив для нанесения побоев, только мышечную зону ягодичного отдела. В такой позе Прохор лежал пару минут, пока кто—то из односельчан не увидел, валящуюся пластиковую челюсть «графа Дракулы».

– Люди вы что звери, – заорал истошный женский голос.—Да вы ему все зубы выбили.

Толпа в ужасе отпрянула от лежащего на полу тела, образовав окружность. В эту минуту Прохору было, как никогда больно. Больно не телом, больно было душой. Он даже не мог понять за что добропорядочные односельчане так поглумились над ним.

– Что же вы делаете, волки?! – прокричал он.– Вы же завтра ко мне придете, чтобы я вам плуг к «Запорожцу» пристроил.

– Молчи, урод! – ответил народ. —Ты своими дурацкими штучками, нашим деткам испортил праздник. Завтра у них утренник, а елки нет! Вот глянь один стебель стоит.

Максимовна, поняв, что сельчане могут забить кузнеца насмерть, бросилась спасать бедолагу. Встав на колени, она приложила голову к его груди, желая услышать угасающее сердцебиение. Народ в тот миг оторопел. Все смотрели на своего кузнеца, гадая, будет он жив, или к утру, испустив дух, предстанет перед вратами рая.

– Крякнул? – послышался голос из толпы.

– Нет, еще не крякнул! Прохор живуч! Не зря он в графа Дракулу рядился!

– Раз не крякнет, пошли плясать! Оклемается, зараза, навалим потом еще! Ишь, что учудил, алкаш хренов, —сказал кто—то из членов клуба кулачного боя.

После этих слов сельчане вновь бросились в пляс. Взяв за руки «нубирийцев», они стали кружиться вокруг голого ствола, совсем забыв о деревенском кузнеце, который лежал на полу и стонал, будто попал под асфальтовый каток.

Все что произошло в те минуты, шокировало пришельцев до самых их внутренностей. Постоянно озираясь на кузнеца, они прыгали вокруг бывшей ели, прикинувшись в ту секунду беленькими и пушистыми зайчиками, которые на празднике жизни землян оказались совершенно случайно. Инстинкт самосохранения диктовал инопланетянам правила поведения во враждебной цивилизации, и они лезли из кожи вон, чтобы их в тот момент никто не распознал. Они, прыгали под звуки музыки, не сводя глаз с Максимовны, которая, усадив кузнеца на скамейку, вытирала ему разбитый нос.

Символ вселенской власти, который им был так нужен, сейчас болтался на шее Балалайкиной и будоражил их внутренние чувства. Заветный предмет был почти рядом. Казалось, протяни руку, и можно лететь, исполнив свою миссию на этой бренной Земле. Но видя, что земляне сделали со здоровенным кузнецом Прохором, они в эту минуту не решались даже приблизиться к Машке.

– Так, босота, всем дрыгаться до потери пульса! Сейчас Колька Шумахер пойло привезет. Никто не расходится, будем водку кушать до самого Урала, – проорал скотник Сашка по кличке Зек. После слов, сказанных бывшим уголовником и ярым хулиганом, народ загудел еще сильнее в предчувствии общенародной халявной пьянки.

Пришельцы, видя, что народ вновь радостно засуетился и заликовал, тоже, как и земляне, воспрянули духом. Они, посчитали, что случилось какое—то всеобщее счастье, и божественная благодать спустилась на эту забытую правителем вселенной планету.

Пришельцам даже в голову не могло прийти то, что случилось буквально на их глазах. Вряд ли кто из гуманоидов даже не в кошмарном сне мог представить себе, что их погоня за символ межгалактической власти обернется для них чуть ли не войной с враждебным колхозным социумом. Даже телепатические возможности их высшего инопланетного разума не могли вскрыть затуманенного водкой русского сознания.

– Что, мужички, чирикаете, сейчас в честь Нового года будем водку откушивать! Колян, поехал ваш тазик на металлолом сдавать! – сказал Зек, и похлопал одного гуманоида по плечу.

Тут Зек вышел на сцену и начал свой рассказ:

– Братва! Лупим зенки на мою персону! Мы тут с Шумахером за «самогнетом» катались. Смотрим, а возле дома Канонихи лежит какой—то странный бак, – сказал Зек. – Шумахер попробовал, а он железный. Колька потащил его к Гутенморгену на металлолом сдавать! Так что господа фермеры, не расходимся! Гуманитарный конвой со спиртными напитками уже вышел по месту нашего веселья!

– Ура! что есть мочи заорал собравшийся народ!

Балалайкина, перехватила микрофон у Саши Зека и ласковым голосом сказала:

– А сейчас господа, мы подведем итог конкурса карнавального костюма. Первое место, по мнению жюри, присуждается коллективу дома культуры Худолеевского сыроваренного завода. Ребята потрудились на славу и представили нашему вниманию костюмы представителей внеземной цивилизации. Поприветствуем номинантов на первое место, —сказала Максимовна и захлопала в ладоши.

Тут Балалайкина вспомнила эти странные лица, которые занимались хищением на её огороде сельскохозяйственной продукции. Она поняла, что гуманоиды вернулись ни с целью участия в конкурсе карнавального костюма, а с целью вернуть тот предмет, который стал её трофеем. Желания возвращать им лунный камень у нее не было. Это была компенсация за капустные кочаны, которые раздавил их инопланетный таз. Пока она была среди людей, вряд ли пришельцы отважились напасть на неё. Да к тому же влюбленный Коля по кличке Крюк всегда был с ней рядом, и вполне мог защитить слабую женщину от посягательства этих странных существ.

– Жюри награждает представителей Худолеевского сыроваренного завода, ценными подарками. Так поздравим же номинантов бурными аплодисментами, – сказала Машка и захлопала.

Народ, последовав её примеру, зарукоплескал. Бурные аплодисменты уже через несколько секунд перешли в нескончаемые овации, и все как один обратили свой взор на представителей Художественной самодеятельности «Худолеевского» заводского клуба.

– Ну что стоим?! Кого ждем, – обратился Саша Зек к «нубирийцам». Похлопав одного инопланетянина по плечу, он пригласил пройти на сцену.

Коля Крюк в образе деда мороза вынес на сцену огромный красный мешок. Кряхтя по Станиславскому, он достал из него три коробки с часами китайского производства и подал Балалайкиной. Машка вручила каждому гуманоиду по коробке, после чего, сказала:

– А теперь по русской традиции номинанты на первое место, должны испить русского напитка. Клюквенную настойку в студию, – сказала она. На сцену вышла Светка—пипетка. Она держала на подносе три граненых стакана с красной как кровь жидкостью. «Нубирийцы» прижимая коробки к груди, молча переглянулись.

Зал вновь загудел, вызывая пришельцев на бис. Из общей массы звуков, послышалось до боли знакомые русские слова.

– Пей, до дна! Пей до дна! Пей до дна! Пей, до дна! Пей до дна! Пей до дна! – призыв этот нарастал лавинообразно, подключая к многоголосию еще больше и больше участников. И вот уже стекла в клубе затряслись от хорового исполнения русского заклинания.

– Пей, до дна! Пей до дна! Пей до дна!

Пришельцы поняли чаяния землян, и взяв с подноса стаканы, принялись в знак уважения к аборигенам глотать клюквенный самогон. Максимовна, не теряя времени даром, взяла этот процесс под свой контроль.

– До дна господа! До дна, – повторила она, придерживая каждого за локоток. После того как гуманоиды осушили посуду, народ грянул громкое – ура!