Читать книгу Городские сны (сборник) - Александр Станюта - Страница 24

О чем, собственно, все это мое думанье, говорил он себе уже не раз, – и что все-таки я стараюсь снова увидеть, получше рассмотреть, опять и опять проводя перед глазами, будто в замедленных кадрах, то, что осталось где-то позади, давно прошло и снегом замело, и что было когда-то здесь, вот в этом городе, или в других местах, даже далеких, но приближающих себя и свое время к тому, о чем подумалось сейчас?

Но если это все, это оно идет сейчас сюда, ко мне, навстречу, значит, ему такое нужно тоже? Значит, тут тоже есть какой-смысл, важный уже ему, тому, о чем мы думаем, что возвращаем, вспоминая? Мы так уверены, что только мы, одни мы действуем, когда что-либо оживляем в памяти, что никогда себя не спросим, даже в шутку: а если то, о чем мы думаем, все это прошлое – и без того живое и как-то реагирует на наши вызывания его к себе, то есть, в свою очередь тоже что-то делает с нами?..

Он говорил себе: – ну разве я смог бы все это выразить, если бы взялся писать об этом даже только для себя одного, если бы взялся закреплять это, останавливать время в определенном месте, останавливать миг, который вдруг привиделся, выступив из полутьмы былого, давнего… Разве бы мне удалось это проследить и воссоздать? Ведь одно цепляется за другое, и с чего ни начни, идет словно по кругу, замыкается, или по спирали, витки которой ширятся и ширятся – и нет конца. И будто уже связано между собой абсолютно все на свете, далекое даже физически, в пространстве, не то что во времени.

Да, говорить – это одно, а чувствовать – совсем иное. И до тех пор, пока мы по привычке будем считать, что сказанное – это только то, что прозвучало или написано, а не то, что выражено, – мы мало что поймем в истории. Ведь мы ее не слышим. Мы видим, мы читаем слова и цифры, даты, смотрим застывшие картинки. Но мы не слышим голосов, живых, мы не внимаем им, не чувствуем именно движения прошлой жизни. Историю можно ощутить – только затем понять – в воображении, во впечатлениях, в переживании, в воспоминании, вживаясь в чью-то жизнь, судьбу, а не в настенных и настольных картах, схемах перемещения границ, народов и фронтов.

А что касается Места и Времени – об этом уже так много сказано, написано в разные времена и в разных странах разными известными или великими людьми… Например, что, в сущности, нет никакого было, потому что прошлое – есть, как однажды с обычной своей угрюмой убежденностью заявил один писатель, любивший изображать из себя южно-американского фермера, озабоченного лишь видами на урожай… И что люди страдали бы куда меньше, не оживляй они постоянно прошедшего в своем воображении, как писал другу еще в мае 1771 года Юный герой великого европейца в своих знаменитых Страданиях.

А другой великий человек старой европейской истории, религиозный физик, всю свою короткую жизнь страдавший неизлечимыми болезнями, мучительно недоумевал, почему он в том, а не в ином месте, ведь нету же никаких оснований быть ему тут, а не там, вот в эту минуту, а не раньше или позже – и вообще, кто это поместил его сюда, по чьей воле ему назначено быть, жить именно вот в этом месте и в это время?..

Да-да, все верно, эти великие не ошибались. Но как же быть, если видишь, что многое, очень многое и в прошлом и в сегодняшнем соединяется, перетекает одно в другое, поминутно меняется местами, сливается в одно – и это одно, где выступает то минувшее, то теперешнее, все длится, длится, дышит, пульсирует, обозначает себя в предметах, линиях, мелькает лицами, шумит, гудит и голосит.

Все это втягивает тебя куда-то, – не разглядеть, пока не втянешься, и внятно не сказать. Но как втянуться, как войти? Ведь нужно и решительно, и осторожно открыть дверь, а там, в пустой и полутемной зале на полу стоит свеча, пламя то ровное, а то дрожит и пляшет, грозит погаснуть, а за свечой окно распахнуто в ночную темень – и вот надо войти туда, не дав свече погаснуть на сквозняке…