Читать книгу Три шага к вечности - Александр Валерьевич Тихорецкий - Страница 4

– Рад видеть тебя, Александр Валерьевич! – Костя с напускным энтузиазмом шагнул в комнату, раскрыл объятия, и Тарновского слегка замутило при мысли о предстоящей церемонии.

Так было заведено – встречались они весьма преувеличенно, всем своим видом показывая, что это только начало и вслед за ним стоит ожидать чего-то уж совсем невероятного, однако, как правило, после исполнения первых нескольких пунктов обязательной программы выдыхались, и все дальнейшее протекало в рамках стандартного интерфейса.

И в этот раз все происходило ровно так же. Они схлестнули руки в мощном рукопожатии, обнялись, закружились по комнате, не разжимая объятий, похлопывая друг друга по спине, наконец, отстранились, чтобы осмотреться.

Тарновский охватил взглядом визитера. Костик был довольно высок, атлетически сложен, однако, фигура уже поплыла, лицо, когда-то открытое и доброе, словно созданное, чтобы располагать к себе, неприятно обрюзгло.

Вслед за Костиком в комнату вошел Широв, бывший спецназовец, тоже высокий, сильный, скупой в словах и движениях, примерно ровесник Костика, но более моложавый и подтянутый, с остатками военной выправки. Вид у него был спокойный, серьезный и сосредоточенный. С ним Тарновский просто поздоровался, ощутив сухое, короткое и в меру крепкое рукопожатие.

Они расселись по креслам, и несколько минут, как и положено, разговор крутился вокруг налогов, аренды, казусов законодательства – стандартный треп бизнесменов, разминка перед схваткой.

Первым перешел к делу сам Тарновский – встреча в его планы абсолютно не входила и проходила сейчас поверх времени, отведенного на другое.

– Так я вас слушаю, господа, – голос его прозвучал немного резче, чем хотелось, но было не до реверансов – его ждала дорога. – Давайте ближе к делу.

Впрочем, похоже, гости, были готовы к такому приему – перегруппировка произошла молниеносно, Тарновскому даже показалось, что он слышит шелест разрезаемого виртуальными пируэтами воздуха. Слово взял Костик

– Видишь ли, Саша, тут такое дело, – он говорил, глядя в потолок, растягивая слова, и нехорошие предчувствия оформились, окрепли, – тут Гена на меня вышел. Предлагает фигню одну интересную.

Тарновский постарался спрятать улыбку, помимо воли разлепившую его губы – он так и не смог заставить себя относится к Костику серьезно, видимо, навсегда оставив его для себя парвеню, школяром от бизнеса, не лишенным, впрочем, определенного обаяния – следствие наставнической ностальгии. Неужели решил выступить в роли миротворца?

Тарновский еще раз, будто невзначай, скользнул взглядом по оплывшим щекам собеседника. Да нет, какой миротворец! Деньги, самые обыкновенные деньги.

– Я не понимаю, Костя, какое отношение имеешь ты ко мне и Гене. – он придал голосу оттенок раздражения – может, испугаются и свернут разговор? А – нет, так, хоть, аккуратнее будут на поворотах. – И вообще, эта тема для меня закрыта уже года три, как. Я искренне не понимаю, о чем тут можно говорить?

Лицо Кости подобралось, стало некрасивым, жестким.

– Я ждал, Саша, такого ответа, – он вальяжно развалился в кресле, осклабился. – Но поговорить нам, все-таки, придется. А если не хочешь – просто послушай.

Неожиданно он подался вперед, заговорил страстно, проникновенно – вот же, артист хренов!

– Мамой клянусь, Саша, мы пришли к тебе без всяких наездов. Просто так вышло, что Гена позвонил мне, а не кому-нибудь другому. Может, и лучше, что именно мне… – Костик выдержал паузу, оценивая эффект от своих слов, но Тарновский молчал, одев лицо в маску равнодушного ожидания. – Вы же с Геной официально развода еще не оформляли? – он поднял руку в примирительном жесте. – Нет, нет, Гена четко понимает, что рыть ему здесь нечего, он просто хочет расставить точки. Ведь, формально он прав – три года он уже ничего отсюда не имеет, а 50% «МегаЛинка», как-никак, принадлежат ему. Любой другой пришел бы и потребовал, но Гена, понятное дело, не может, он далеко…

Тарновский привстал в кресле, положил локти на стол. Неприятно, конечно, все это. Придется переквалифицировать Костика из дураков во враги, закрашивать черным еще одну клетку на доске жизни. Впрочем, разговор еще не закончен, посмотрим, что будет дальше.

Он постарался вложить в голос, как можно больше сарказма.

– Нет, Костя, Гена не просто далеко, он очень далеко. Но и это еще полбеды. Тут, ведь, добавляется еще и фактор времени. А, если эти два понятия связать вместе, то получится, что далеко он слишком долго. Вот в чем главная проблема, Костя. А насчет дивидендов, так пусть приезжает – я готов выплатить все, что ему причитается. Совет акционеров, по-моему, предусмотрен у нас в первом месяце первого квартала, так что, в следующем январе я его жду. Кстати, неплохо было бы ему предъявить убедительные основания своего отсутствия – когда будешь снова разговаривать с ним, передай ему это. Впрочем, я думаю, для него это – сущая ерунда. Единственное – надумает ехать, пусть, хотя бы, за пару дней сообщит, не хочется ударить в грязь лицом.

Тарновский откинулся в кресле, скрестил руки на груди. Костик понимающе осклабился, в глазах его мелькнула тень одобрения.

– Согласен полностью. Гена поступил с тобой, мягко говоря, не по-джентльменски. – он смачно хохотнул. – А если по-русски сказать, так и вообще…

– Кидалово, – проворчал молчавший до сих пор Широв.

– Вот я и говорю, – подхватил Костя, – кидалово. Все вокруг, конечно, на твоей стороне, Саша. Ты – мужик. После такого опять подняться – это дорогого стоит!

– Так что Гена? – сухо напомнил Тарновский.

– Ну-у, понимаешь, – протянул Костя, снова закатывая глаза к потолку.

Тарновский не стал дожидаться окончания мизансцены.

– Костя, мне сегодня еще верст пятьсот по области мотать, так что, давай договоримся – ближе к телу.

– Как скажешь, – Костик пожал плечами, криво усмехнулся. – Короче, Гена предложил мне свою долю в «МегаЛинке», готов уступить по сходной цене. Такие дела…

Тарновский покачал головой. Пока ничего нового, но, кто знает, как далеко намерен зайти Гена, насколько жаден и несговорчив окажется Костик.

Он заговорил устало, снисходительно, всем своим видом выказывая брезгливую терпеливость (хорошие шансы вывести противника из себя).

– По нашему законодательству, Костя, это можно сделать только с моего согласия…

– …Заверенного нотариально. Я знаю это, Саша, – в голосе Кости послышались нотки превосходства, словно делая ход в игре, он тут же продолжил: – Гена готов выписать мне доверенность на право управления.

– И это тоже только через меня, – Тарновский не удержался, поддался мгновенной вспышке раздражения, заговорил зло, рублено: – и вообще, все документы оформляются нотариально и только здесь, на территории страны, в присутствии всех заинтересованных лиц. Так что, если Гене так приспичило, пусть поднимает свою орденоносную задницу и стартует сюда. И кстати, он еще гражданин? Если нет, то я, вообще, не знаю, возможно ли это все для него в принципе? – говоря, он рисовал какие-то каракули у себя в ежедневнике (пусть думают, что – пометки по делу). – Ведь, канадский паспорт он тоже еще не получил? Вот видишь!

Тарновский чувствовал, как пузырьки адреналина взбивают кровь, как воздушный их хмель кружит голову – уже и забыл, как это бывает. Он посмотрел Костику в лицо, но тот неожиданно спрятал взгляд. Ого! Угроза?

Костик заговорил, не поднимая глаз:

– Саша, Саша, – после бурной эскапады Тарновского его голос негромкий, неторопливый, казался шепотом, – пусть все тысячу раз так, как ты рассказываешь, пусть ты тысячу раз прав. Дело же не в документах, дело – в справедливости.

Что?! Ты мне еще про вечные ценности расскажи, придурок!

– А ты кто, господь Бог? – Тарновский чуть не задохнулся от ярости. – И с чего ты взял, что Гене нужна справедливость? Насколько я его знаю, справедливость в его интерпретации – исключительно деньги, по-другому он ее не воспринимает. Так вот, я считаю, что никому и ничего не должен.

– А Гена считает по-другому, – тихо сказал Костя. – Поэтому, Саша, я здесь, поэтому и разговариваю от его имени. Назвать тебе сумму?

Тарновский едва сдержался – наглость этого выскочки переходила все границы. Внезапно гнев его, будто преломившись о лед рассудка, трансформировался в ясную, холодную злость.

Он нарочито потянулся, лениво покачал головой.

– Не надо.

– Тебе не интересно?

– И опять вопрос поставлен некорректно, Костя. – Тарновский с удовольствием услышал растерянность в голосе собеседника (знай наших!). – Понятие «интересно» не для этого случая. Какая бы сумма не была названа, я не хочу это обсуждать. Любое обсуждение – это торг, а я торговаться не буду. Я не торгуюсь, Костя. И, кстати, о справедливости – не хочешь обсудить сумму, на которую Гена меня кинул?

Злость съежилась, отошла на второй план, теперь он смотрел на Костика с любопытством, даже с некоторой жалостью. Тот напустил на себя глубокомысленный вид, закинул ногу на ногу. Ну, что ты еще там задумал, парламентер хренов?

– Я услышал тебя, Саша, – Костик произносил слова ровно, многозначительно, будто и в самом деле представительствовал в каких-нибудь межправительственных переговорах. – Тогда вынужден тебя предупредить: будет предпринят ряд шагов, которые сделают работу «Еврохолода» невозможной.

Так. Говорит, как по бумажке. Заучил, сволочь.

Тарновский улыбнулся через силу, разжал губы.

– Кем же это?

Ну, давай уже, говори, вольный каменщик, раскидывай сети своего словоблудия!

– Неважно, Саша. – Костик снова упрятал свой взгляд. – Первый шаг уже сделан, результат ты должен был узнать уже сегодня. Будут и другие, поверь, арсенал большой.

Сегодня? Звонок из ДФР? Вот скотина!

– Но это же все туфта, Костя! – улыбка Тарновского стала ледяной. – Я отобьюсь на раз!

– Может, отобьешься, а может, и нет. – Костик вздохнул, в который раз завел глаза к потолку, и Тарновскому захотелось немедленно, сию секунду выбросить его из кабинета. – Это еще, как пойдет, страна у нас какая, – сам знаешь. И делать нечего – бизнес твой прикрыть. Хочешь, расскажу, как будет? Придет проверка, за ней – другая, обложат тебя со всех сторон, оформят выемку бухгалтерии, а в такой ситуации, пока отбиваться будешь, посыплются твои контракты, и теперешние и будущие. Кто же с тобой дело иметь захочет, если контора твоя под колпаком? Себе дороже! И потом как будет – вилами по воде, изъять-то легко, а вот вернуть… Так что, задумайся, Саша!

Тарновский слушал молча, чувствуя на себе тяжелый взгляд Широва. Страховка? Ну-ну…

Тем временем ободренный молчанием собеседника Костик разошелся, все больше и больше входя в роль оракула.

– Это сейчас ты «железный Алекс», Тульский Токарев, – он говорил, откинувшись в кресле, щурясь, будто кот на солнце, – а случись что, никто шкуру свою ради тебя палить не станет, все отвернутся. Я людей наших знаю хорошо, насмотрелся. А потом – что же, бегай со своими справками, опровержениями, тряси у них перед мордами, и ни хрена все равно не добьешься! Ну, может, посочувствуют, кто поприличней, но на этом – все! Ты, конечно, вывернешься, сохранишь что-нибудь, может, даже, и многое сохранишь, и даже заново начнешь, попытаешься, во всяком случае. Но годы то, Саша, годы – не те уже. Да и не пацан ты, чтобы с нуля подниматься, и бизнес ждать тебя не будет. Свято место… – он красноречиво развел руки, замолчал.

В комнате повисла тишина. Тарновский пристально, в упор рассматривал Костика. Лицо у того странно пожелтело, словно налилось парафином. Хороший блеф на вдохновении или позиция силы? И как быть в этой ситуации? Ладно, устроить мордобой никогда не поздно, сейчас главное – побольше узнать.

Секунды сочились призрачным пунктиром, бледные, мятые, сдавленные пружиной разговора. Итак, момент истины?

– Я одного не пойму, Костик. Если у тебя с Геной все тип-топ, зачем ты все это мне рассказываешь? Или у тебя какие-то другие предложения?

Костик встрепенулся, лицо его дрогнуло радостью. Мучительная необходимость угрожать, шантажировать, запугивать осталась позади, наконец, он оказывался на излюбленном своем поприще – поприще интриг и обмана. И напрасно Широв делал ему какие-то знаки, остановить Костика в такие минуты было невозможно.

Предложения? Конечно же, есть! И пусть Тарновский забудет все, что сказано здесь до сих пор – он, Костик, для того и приехал, чтобы это предотвратить. Ведь, он всегда, всегда был на стороне Тарновского, даже тогда, когда они с Геной еще были друзьями и компаньонами.

Просто, когда Гена обратился к нему, он, Костик, не стал сразу «посылать» его, а благоразумно решил выслушать. И в самом деле, какой прок от того, что он раскроет карты? В таком случае Гена запросто найдет кого-нибудь еще (а таких, сами знаете, сколько), и наверняка этот кто-то не будет столь лоялен к Тарновскому. И тогда уже поздно будет что-то предпринимать, вероломный план Гены заработает, и он, Костик, уже никак не сможет помочь Тарновскому.

Поэтому он, на свой страх и риск, решил поиграть с Геной, слушал его, поддакивал, притворился, будто согласен и будет действовать с ним заодно. Вот сейчас Тарновский этот план и услышал, и он, Костик очень даже понимает, как ему это все неприятно.

Но, предупрежден – значит, вооружен. И, кроме того, у него есть другой план, который он придумал, и который призван раз и навсегда поставить жирную точку в этом гнилом деле.

И, если Тарновский хочет, он, Костик, расскажет его немедленно, забив на осторожность и конфиденциальность – они же друзья, верно? (Будто со стороны, Тарновский видел себя, благосклонно кивающим). И видит Бог, он, Костик готов в лепешку расшибиться, чтобы все так и оставалось, ведь, он хорошо помнит, кому он обязан своим благополучием (и снова – умная улыбка, благосклонный кивок).

И вот уже разверзаются покровы истины, и плебейскому слуху Тарновского доверяется высокий замысел (замысел, впрочем – так себе, заурядный и незамысловатый, как и сам Костик). Сначала тот получает от Гены (как – это его проблемы) разрешение на владение 50%-м пакетом акций (Тарновский закрывает глаза на это), потом легально вступает в права собственности (это тоже должно остаться, якобы, незамеченным), затем торжественно передает его обратно Тарновскому.

– Мамой клянусь, Саша! – в возбуждении кричал новоявленный Талейран. – Так и будет!

Ну, а если элемент недоверия у Тарновского к Костику все же сохраняется, надо посоветоваться с юристами, пусть оставят лазейку на этот случай. И, если Костик захочет Тарновского обмануть, пусть сам же первый и пострадает.

– Забей туда такие штрафные санкции, чтобы внуки мои их выплачивали! – предлагал он Тарновскому, щеголяя своей честностью. – Пусть мне будет хуже!

Но этого не будет, ей-богу, не будет! Этого не может быть просто по определению! Ведь, он, Костик, не такой человек, это любой в Городе подтвердить может.

И вот, посрамленный и уничтоженный Гена навсегда усыхает в своей вонючей Канаде, а они, Тарновский и Костик, все в шоколаде, величественно смотрят вдаль со своего пьедестала. Зло наказано, добро торжествует и пьет шампанское из хрустального бокала.

Тарновский слушал его вполуха, зафиксировав на лице маску внимания, стараясь не пропустить в потоке стандартного трепа какой-нибудь подвох. Нет, ничего нового, обидно даже – все из арсенала двадцатилетней давности!

Внезапно он ощутил звенящую невесомость тишины, вернулся в реальность. Костик и Широв замерли, видимо, ожидая его ответа, оба смотрели на него напряженно, выжидающе. Ваш выход, господин Тарновский.

Он потянулся, как ото сна, притворно зевнул. Что ж, и в самом деле, пора заканчивать.

– Все это хорошо, ребята, но я хочу знать, какой ваш здесь интерес?

Костик и Широв переглянулись, в глазах у них мелькнула тень торжества.

– Это же очевидно, Саша, – затараторил Костик, – мы же созданы работать вместе…

Дальше они объединяются, создают холдинг или еще что-нибудь в этом роде (название можно придумать, не теряя прежнего, которое у всех на слуху), Тарновский, конечно же – генеральный директор, Костик – его зам. Бухгалтерия, банк, все службы, склады, право подписи, печати – все остается у него, Тарновского. Естественно, собственность Костика падает в общий котел, а он сам благородно отходит в сторону. Но, теперь уже будет логичным и оправданным его вхождение в число акционеров, ну скажем, из расчета процентов так двадцати пяти (мимолетный изучающий взгляд – будто невзначай). И это будет справедливо – ведь, именно его, Костика, усилиями и был спасен «МегаЛинк». Кроме того, не стоит забывать и о его активах, внесенных в уставный фонд, это – как-никак, тоже немало.

И все – они создают невиданное для Города предприятие, которое в недолгий срок вытеснит с рынка всех конкурентов, подомнет под себя их рынки, развернется, как никто и никогда. Они…

Тарновский посмотрел на часы, демонстративно зевнул.

– Остановись, Костя, – тихо сказал он, – я все понял. Я говорю – нет.

Костик осекся, замолчал, ему потребовалось несколько секунд, чтобы справиться с ударом.

– А что, Саша, тебя не устраивает? – пафос исчез из его голоса, он говорил открыто, смело. – Моя доля? Ну, так давай обсудим это. Или, может, тебе, все-таки, стремно? Так, пожалуйста – страхуйся, как хочешь! Что тебя волнует?

Тарновский откинулся в кресле, скрестил руки на груди. Наступала развязка, и он хотел не пропустить ничего.

– Я уже говорил, Костя – я не торгуюсь.

На лице Костика отразилась борьба упрямства и досады. Он уже понимал, что дело не выгорело, но цеплялся за шансы.

– Мы не торопим тебя, – он попытался говорить спокойно, равнодушно, – обдумай все, встретимся потом…

.Тарновский покачал головой.

– Я уже подумал, Костя. Не будет никакого потом.

Лицо Костика переменилось, отяжелело. Словно второе дно, сквозь открытость и радушие проступили злоба и неприязнь, он бросил Тарновскому взгляд, полный ненависти.

– Если бы ты знал, Саша, как мне не хочется делать те гадости, о которых я тебе рассказал.

Тарновский холодно улыбнулся.

– Так и не делай.

– Придется. – Костик с силой провел рукой по лицу. – Не хотелось, но теперь придется, Саша. – он произносил слова глухо, отрывисто, будто задыхаясь. – Ты знай об этом. Сейчас, здесь мы разговариваем, как друзья, и процентов всего двадцать пять, а там, глядишь, все и поменяться может…

– И не в лучшую сторону, – неожиданно договорил сквозь зубы Широв.

– О, тезка, – засмеялся Тарновский, – а я думал, ты уснул. Сидишь, молчишь всю дорогу. – он приподнялся в кресле. – Господа, если у вас все, я хотел бы…

Костик набычился, лицо налилось кровью.

– Так значит, Саша, мы не договорились, – слова он цедил нарочито медленно, не разжимая губ, словно в старом кино про бандитов, и Тарновскому снова стало жаль его (проклятая ностальгия!). – Ну, тогда не обессудь. Уговаривать тебя больше не будем, времени нет.

Он поднялся, вслед за ним тенью встал Широв. Они замешкались на проходе, оба коренастые, сильные, и внезапно Тарновский почувствовал себя старым и беззащитным, безнадежно отставшим от времени.

Судорожная попытка остановить, вернуть, наверстать заставила его окликнуть бывшего ученика.

– Один вопрос, Костя, всего один, – Тарновский вскинул руку, как бы давая слово, что не задержит гостя надолго. – Кто позвонил первым, Гена или ты? Только честно, для меня это важно.

– Гена, – ответил Костик, и они в первый раз за сегодня встретились взглядами.