Читать книгу Из тьмы - Александр Васильев - Страница 22

Первым делом он подошел к кухонной плите и глубоко вдохнул.

Запах был. Несомненно. Он его почувствовал еще в первый день. Ненавязчивый, смешанный с запахами сырости, ветхости и необжитости дома. Сначала он показался ему приложением к тому, что следовало изменить и обустроить в новом доме. Потом напомнил, что стоит периодически проветривать кухню, особенно перед тем, как зажигать плиту. Но все это продолжало оставаться ненавязчивым – частью примеси внутреннего климата старого строения. И только теперь он начал улавливать яркий, совершенно отделенный от всего запах. Запах, не способный еще в такой малой концентрации довести даже до головокружения, но уже звенящий нотками предостережения. Запах, который двадцать четыре года назад каким-то образом не почувствовали его родители. Запах газа, уложившего двоих взрослых прямо посреди кухни.

Антон понимал, что сейчас им скорее движет приступ паранойи, посеянной возбуждением. Возбуждением от того, что он, наконец, узнал, как погибли его родители, где это случилось и из-за чего. И потому запах газа не может быть настолько ярким, каким он ему показался. Но в тоже время он есть и с этим следовало что-то сделать.

Однако, сейчас ему меньше всего хотелось заниматься тем, с чем он никогда не сталкивался. Для него принцип действия газовой плиты ничуть не отличался от принципов, на которых базировалась орбитальная станция. Он, конечно, понимал, что плита не столь мудреная, как космический дом, но шансы сделать только хуже оставались всегда.

Поэтому Антон подумал о возможности пригласить опытного человека (профессионала и дипломированного, если на то пошло) и шире распахнул форточку, вдыхая свежий летний воздух.

Взглянув на покрывавший пол линолеум с ромбовидным узором, он подумал о меловых линиях из американских детективов, которыми обводили тела погибших. Но тут же отмахнул от себя эти мысли. Ненасильственная смерть не считалась поводом для заведения уголовного дела, и такие тела уж точно не обводили мелом. А обводили ли их вообще у нас, тем более, в советские времена? Этого он не знал.

Не знал он и о том, была ли смерть его родителей действительно ненасильственной. Ведь они находились в достаточно большом списке среди несчастных случаев за начало августа 1978 года.

И тут он увидел два больших темных пятна на линолеуме. Сначала они показались ему размытыми и вытянутыми овалами. Но приглядевшись внимательнее и не веря своим глазам, он различил два не четких человеческих силуэта. У того, который был поменьше, одна нога казалась согнутой в колене и отведена чуть в сторону. У второго ноги расходились примерно на полметра, а одна рука тянулась к…

«Маме, – подумал Антон. – Уже умирая, отец тянулся к ней».

Антон испугался своих мыслей. Испугался видения на полу своей кухни. Испугался замершего в груди сердца. Оно пропустило удар, пропустило второй (в глазах начало темнеть, он не мог даже вдохнуть, хотя, какой был в этом толк, если кровь не циркулировала и не питала мозг свежим кислородом, а тело, словно из ведра, окатило ледяной водой) и, наконец, застучало громко и отчетливо.

Антон сделал глубокий судорожный вдох, покачнулся и привалился задом к газовой плите. Пелена перед глазами уходила, оставляя после себя легкое головокружение. И прикрыв веки, он медленно досчитал до пяти. А когда все неприятные ощущения ушли, вновь посмотрел на пол.

Тени исчезли и потертый с годами линолеум ярко освещался дневным светом.

Он поднял голову и увидел Дину.

Девочка резко вскинула взгляд от пола и посмотрела на него.

«Неужели… Нет, она не могла этого видеть», – подумал Антон.

– Пожрать купил, – произнесла Дина, подходя к стоящим на полу пакетам, и заглянула в них.

Но не заметил ли он в ее глазах (на мгновение, только на одно мелькнувшее мгновение) … что? Страх? Нет, то была ясная и отчетливая тревога. Тревога за него.

Дина принялась раскладывать продукты по полкам шкафчиков и холодильника. Молча и сосредоточенно. Она словно не замечала стоявшего рядом отца. Застывшего в еще до конца не объясненном себе изумлении. А перед его глазами стояли два темных пятна, две тени, увиденные им в нескольких кратких мгновениях на полу.

И за то время, что они готовили обед, никто не проронил ни слова. Сосредоточенная на чем-то своем девочка, и обдумывающий смерть родителей мужчина. Они действовали молча, словно уже давно решили, что будут есть, и кто и какие продукты будет нарезать. Идеальная совместная работа на кухне. Они вдвоем словно один.

За столом так же сохранилось молчание. Только теперь девочки будто и не было. Она перед ним, смотрит в тарелку, но не ест, а в глазах пугающая пустота.

Антон хотел окликнуть ее, разбудить, словно она уснула с открытыми глазами и теперь блуждает в кошмарных внутренних мирах. Но потом он вспомнил, что она, возможно, то же видела эти тени, и сейчас он просто наблюдает реакцию испуганного ребенка.

Испуганного?

Но страха в ней было меньше всего (была тревога), а сейчас не было вообще ничего.

Обед закончился, и Дина ушла в свою комнату, так и не притронувшись к еде.

Антон не мог понять, что происходит с его дочерью. Но, возможно, и не хотел, списывая все на переезд, которого девочка не желала. Девочка, прожившая два года с осунувшимся, ничего не делающим, и буквально разлагающимся от горя отцом.

Но теперь он вернулся. Вернулся, чтобы жить. Чтобы продолжить жить. Продолжить писать. Чтобы вновь стать отцом, которого она заслуживает.

Вот только что он делает, чтобы последнее обрело реальную форму?

Убирая тарелки со стола, Антон подумал, что сегодня вечером нужно будет обязательно поговорить с дочерью. Поговорить так, как они говорили раньше (до смерти Кати) – открыто и непринужденно, обо всем на свете. Вот только он боялся, что после этих двух лет, им обоим попросту нечего будет сказать друг другу. Он боялся, что она уже слишком сильно успела от него отдалиться. А ведь ей всего двенадцать…

Антон замер с полотенцем в руках.

«Ей уже четырнадцать, – с тревогой подумал он. – Двенадцать ей было когда…»

Перед глазами возникло окровавленное лицо Кати, с глубоким порезом на лбу, обнажившим белесый череп. Но следом пришел другой образ, образ двух силуэтов на полу его кухни.

Он тут же вспомнил о статьях в подшивке за 1978 год. Вспомнил о выпавшем из его книги пожелтевшем листке. Вспомнил об украденной библиотечной карточке, до сих пор лежавшей в заднем кармане его джинсов вместе со сложенным вчетверо листом.

Он вспомнил номер карточки – 586.