Читать книгу Из тьмы - Александр Васильев - Страница 26

Найти больницу не составило труда. Собственно, он ее и не искал.

Когда отряд самоубийц в его голове иссяк и приливной волной смыло всю кровь со скал его надежды, он вышел на улицу, и, глядя себе под ноги, побрел в обратном направлении.

Мыслей не было, только пустота и тяжелый осадок, а в желудок словно опустился тяжелый свинцовый ком. Перед глазами вновь возник образ носилок и старческого иссохшего силуэта под белой материей.

Она сказала, что с ним случился удар.

Удар.

«Если она имела ввиду инсульт… – его мысли текли вялым потоком. – Если это инсульт, то восьмидесятидвухлетний старик сейчас просто овощ».

И мама говорит, что он там навсегда.

Потому что мама говорит, что он больше не вернется.

«Старый пердун не мог подождать. Блядство! Надо было спросить у девчонки, когда его забрали в больницу, – Антон хмыкнул. – А что это дает? Если вчера, то он еще может быть при смерти, или в коме. Если месяц назад, собственно, то же самое. Либо он овощ, просто овощ. Есть ли хоть какие-то шансы, что он в своем уме? Да и когда его теперь ждать? Когда его выпишут из больницы? Если вообще выпишут. Чертов старикашка, как же ты мне нужен!»

Ветер продувал насквозь. Рубашка еще не высохла и прилипала к телу ледяным саваном, напрягая мышцы словно в зимнюю стужу. Его бил озноб. Но причиной его был не только холод. Антон понимал, что старик (капитан милиции) был его, возможно, единственной надеждой узнать, что случилось с его родителями.

Не стоило забывать и про странный, сложенный вчетверо листок с машинописным текстом в заднем кармане его джинсов.

Его вновь пробрало холодом. Он остановился и застегнул ветровку. Взглянул на здание гостиницы с примыкающей к ней библиотекой.

«Я снова здесь. Что за странный перекресток, – с некоей иронией подумал он. – И что, это все? Теперь домой?»

В который раз за этот день, он взглянул на большое здание дома культуры.

«Нет, пожалуй, домой еще рано. Вот только где…» – он развернулся на сто восемьдесят градусов, и, глядя прямо перед собой, пошел вперед.

Когда-то же он здесь жил, и пусть это было двадцать четыре года назад, это город не должен быть для него совсем незнакомым. Да, прошло много лет и он был мальчишкой, когда ему пришлось уехать, но он здесь жил. И как все мальчишки, живущие в маленьких городках, он должен был знать каждый его переулок.

Память упорно молчала, но инстинкты вели его в нужном направлении. И Антон в этом не сомневался. Он уже видел приближающееся бледно-розовое старое двухэтажное здание, и, хоть и смутно, но осознавал, что это инфекционное отделение.

Он вдруг увидел себя в палате, казалось еще более старой, чем само здание, с облупившейся пожелтевшей краской на стенах. Увидел некогда белую с черными сколами на эмали металлическую раковину в углу и маленький кран с одной лишь холодной водой. Палата с двумя кроватями, которые, когда в них ложишься, провисают чуть ли не до пола; одна застелена, на другой только в серую с розовым полоску матрац, весь в желтоватых и коричневых разводах. И он стоит у окна, ждет, когда придет его мама и передаст через форточку тарелку с домашней едой, завернутую в полотенце и целлофановый пакет, чтобы сохранить тепло. И чтобы дотянуться до окна, она встанет на проходящие под ним трубы отопления.

Сколько же ему тогда было, лет десять? Меньше?

Образ моментально померк, оставив в голове лишь тревожный отзвук предупреждающего молотка. Память не желала уступать, не давая ни единой возможности покопаться в прошлом. Но словно море, поддавшееся гравитации, накинула небольшую волну на высушенный песчаный берег его минувших дней.

Антон подумал о приливе. Почему бы простой волне не стать приливом и не затопить весь этот преданный забвению засохший пляж? Постепенно с каждым накатом заполнять все больше и больше, пока, наконец, в его голове не останется ни одного слепого пятна?

Тревожный молот ударил громче.

Он вспомнил, о чем подумал вчера, когда поднялся с пола после потери сознания: «Интересно, если я вспомню все, – я умру или излечусь?»

Вопрос казался ироничным и иррациональным, но в приступах накатывающей от попыток вспомнить мигрени, все же становился весомым.

Но краткое, так с легкостью вырвавшееся на поверхность, воспоминание о больнице оставляло надежду и требовало все больше и больше.

«Интересно, – подумал Антон, – когда слова тети Тани о том, что прошлое должно оставаться в прошлом, стали непреложной истиной моей жизни, а не просто выражением, что бы я не спрашивал о своих родителях?»

Возможно, в тот вечер, когда он очнулся на каталке в приемном отделении и они остались с Катей вдвоем.

Он подошел к зданию инфекции. Слева располагалось П-образное двухэтажное кирпичное строение, которое Антон сразу отнес к поликлинике. А чуть впереди стояла одноэтажная терапия с кучей трещин на оштукатуренном фасаде.

«А сюда ли мне?» – подумал он, подходя ближе к низкому зданию, которое, казалось, находилось в аварийном состоянии.

У входа стояли друг напротив друга две, выкрашенные в синий цвет, скамейки. А перед забетонированным мостком сбитая из досок решетка. Блеклая, выгоревшая на солнце, фиолетовая вывеска у входа на стене гласила «ТЕРАПЕВТИЧЕСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ».

Антон взглянул на облупившуюся на деревянных рамах краску, на осыпающуюся с фундамента штукатурку, проржавевшее железо на отливах под фронтоном крыши и на саму крышу, покрытую (видимо, не так давно) пока еще блестящей жестью.

«Самое место, чтобы умирать. Не так ли, господин Ларин?» – подумал он и с прискорбной улыбкой отметил, что это далеко не первое больничное здание, которое он увидел в столь удручающем состоянии.