Читать книгу Erika. Криминальное чтиво по-нашенски - Александр Васильевич Дёмышев - Страница 17

***

Вывалившись на «свежий воздух», свежести не ощутил. Пивной утробный дух отрыжки бандюгана крепко прилип к моему лицу. Нужно было, как минимум дважды с мылом ополоснуться, чтобы смыть с себя это дерьмо! Я шёл домой, а мозг всё бередила эта прилипшая мелодия – песня о молодом мальчике с бирюзовым взглядом.

Вспомнилась прошлая осень: как сидели с друзьями в «Спутнике», отмечая мой приход из армейки. Как тащил тогда Карлос через переполненный зал ресторана под аккомпанемент этой же самой песни высокого худого старика к выходу. И пихал того старика Карлос сквозь прыгающую веселящуюся толпу к дверям так, что видно было – старику несдобровать, разборка намечалась нешуточная. Старик этот напомнил мне тогда одного из попутчиков (кажется, иностранца), с которыми добирался на поезде из Москвы, когда ехал на дембель. Может, это он самый и был, мой попутчик, но в то время я таким мелочам особого значения не придавал.

Пыл поутих. Направляясь домой, я размышлял: «Что же делать-то? Капуста, конечно, найдётся. Но с фигов ли я ему должен? Да и принеси я ему на водяру с пельменями – дело на этом не кончится. Он же, сволочь, продолжения потребует! И не вернуться – нельзя, точно на счётчик поставит. Не вернуться – это косяк. Возвращаться нужно по-любасу! И как-то отмазаться, чтоб не платить. Эх, раньше надо было думать. В самом начале наезд пресекать хоть и сложно, но всё ж проще, чем после выбарахтываться. Пиво не надо было ему покупать! Или нет, ещё раньше. Когда он моё пиво хапнул – тогда и нужно было его окоротить. Сразу! Ну, получил бы по шее пару раз – на этом всё и кончилось бы. А сейчас сложнее. Сейчас я вроде как подписался. Хотя… с фигов ли?!»

Вокруг столика у подъезда тусовалась весёлая компашка – наши дворовые пацаны, человек восемь. Они пили водку, развлекались, как могли, анекдоты травили. Жизнь продолжается; ну, мочканул кто-то Тёмку Чирковских позавчера, что теперь? Я поздоровкался, и мне протянули стопарь. Недолго думая, замахнул. Крякнул, занюхав печенюшкой, и протянул стопарь за добавкой. Пацаны, удивившись, плеснули. Повторив процедуру, огляделся. Среди двадцатилетних остолопов увидал белобрысого паренька, лет на шесть-семь младше остальных.

– Он что тут делает?

– Да это Федька-плясун. Не знаешь его?

Я знал, конечно, нашего филейского дурачка. Не то, чтобы совсем ненормальный парнишка, нет, но с некоторым всё-таки прибабахом. Любитель русских народных танцев, а по уму – первоклассник.

– Не наливаете ему? – оглядел я приятелей. – Смотрите, мал он ещё!

– Да что ты! Спровадить его пытаемся. Плясать вот собрался опять, да мы отговариваем: вдруг бабки снова ругаться придумают.

Кивнув, я быстро двинул к подъезду. Услышал долетевшее сзади:

– А что случилось? Что стряслось? Какой-то ты напряжённый!

Ехал в лифте, а перед глазами стоял ненавистный Карлос. «Вот докопался, гад! Что у него, денег нет? Есть, конечно! Просто именно докопаться ему и нужно!»

От выпитого голову чуть кружило. Зайдя в квартиру, отогнал бросившуюся лизаться Флору, быстро переоделся. Надел что похуже; марать, рвать – не жалко. «Думает, шестёрку нашёл? Ещё и подоить решил! Да пошёл он!» Деньги (которые у меня с собой вообще-то были) оставил дома. Снял и часы (папин подарок), и серебряную цепочку (мамин подарок). «Это моя проверка на вшивость. Надо драться!» Но как драться с таким амбалом? Шансов ноль!

Выдвинув ящик кухонного стола, окинул взглядом ножи. Их было много разных: короткие и длинные, острые и не очень. «Не годится! Что я ножиком кухонным ему сделаю? Самое больше – царапну слегка, тогда он меня в момент укокошит, не вспомнив даже, что требуется вначале рассказать, почему его Карлосом прозвали!» С ножом против такого громилы катит только одно – сзади подкрадываться и резким отточенным движением глотку ему резать. Но это легко на словах, а на деле… я ж не профессиональный живодёр, движения не оттачивал – не получится у меня. Да и вообще убийство, срок – всё это как-то не входило в мои планы. Даже затуманенный алкоголем мозг хоть немного, но соображал. Я задвинул ящик с ножами.

«Нужно драться, нужно просто накостылять ему хорошенько и сразу в бега, а там уже видно будет. Варианты разные есть. Небось, выкружу как-нибудь!» Отворив дверцу кладовки, вытащил на свет большой чёрный чемодан. Щёлкнули железные замки, открылась со скрипом крышка. Запустив руки поглубже в отцовский инструментарий, извлёк я из чемодана длинную (сантиметров восемьдесят) титановую монтировку. Разогнувшись, поднял её в вытянутой руке и внимательно осмотрел. Она блестела на свету своим холодным стальным блеском: лёгкая, прочная, прямая, с чуть загнутыми краями. Край, оказавшийся сверху – на самом кончике раздваивался. «Идеальная вещь, чтобы гвозди драть! Возможно, увидав, что я настроен решительно, он и отступится». Хотя, зная Карлоса, верил в это с трудом.

Я представил, как замахнувшись, со всей дури наношу монтировкой удар по чугунной башке с зеркальными очками, но Карлос перехватывает мою руку с инструментом, выворачивает её больно, монтировка падает…

И тут взгляд мой упал на вышедшего в прихожую бультерьера. Он зевнул равнодушно, глянув на металлическую палку, почесал задней лапой рёбра. Не сводя глаз с Дэника, я присел и убрал монтировку обратно. Некоторое время смотрели мы друг на друга, затем я протянул руку, и пёс подошёл.

– Ну что, Денис Даймондович, говорят, драться любите? Собак значит, дерёте, а пьяного орангутанга не слабо завалить? – я погладил короткую шерсть на его холке. – Пора, пора, дорогой, свою краюху хлеба отработать!

Вместо ответа пёс вновь равнодушно зевнул. Отыскав буковую дощечку для разжимания челюстей, пристегнул к ошейнику поводок, и мы вышли из квартиры. Кожаный толстый намордник и шлейка остались на сей раз висеть в прихожей на гвоздике. В лифте попалась соседка – пожилая тётка с верхнего этажа. Внимательно осмотрев бультерьера, она изрекла:

– Какое злое лицо у вашей собаки. И страшное.

– Лицо? Страшное? Да это он вам ещё улыбается, – рассеянно брякнул в ответ.

Честно скажу: я опасался. Если бы Карлос был собакой – как говорится, no problems: с собаками Дениска разбирался на раз – «быстро и элегантно». Но с людьми… Мы же его не обучали бросаться на человека; напротив, всячески поддерживали миролюбивое, а точнее – равнодушное в отношении людей поведение. Кто ж знал, что наступит такой час, когда придётся науськивать пса на двуногого?

С Дэником я прошёл мимо толпы выпивших пацанов. Федька-танцор всё же добился своего. Плясал прямо у столика, а пацаны весело хлопали, улыбаясь. Им было не до нас.

Мы вошли в грохочущий музыкой бар. На сей раз надрывался во всю ивановскую Володя Пресняков. И песня как по заказу:

Карлос сидел там же, где я его и оставил: за дальним столиком в углу, спиной к выходу. Трескал свои пельмени, только щёки, торчащие из-за ушей, ходуном ходили. Я удивился, что в баре по-прежнему пусто (после узнал, что заходившие завсегдатаи заведения, завидев за дальним столиком широкую Карлоса спину, сразу смекали: сегодня сподручнее направиться в другую «рюмку»; сматывались). Пресняков продолжал зажигать:

Жанна увидела меня и ободрилась. Ещё бы! Видок у меня был решительный, боевой. Я предстал перед Жанной выряженный в пятнистую афганку, на ногах – мощные берцы. В правой руке – поводок с бультерьером, в левой – заточенная буковая доска. Как говорится, готов наказать хулигана! Жанна тогда ещё и не догадывалась, насколько опасен этот «хулиган» в кожане, жующий пельмени. Я подал ей знак, и новомодный хит оборвался на полуслове:

Кашлянув, я закончил за Преснякова:

– … по имени Жанна!12

Резко установившаяся тишина оглушила. Я выразительно глянул на Жанну; она, поняв всё, вышла в подсобку. Карлос, медленно развернув корпус, поднял очки. Он всё жевал, и его чавканье резало слух. Надо же, как тщательно перемалывает корм! Наконец, проглотив пельменину, бандит прорычал:

– Опоздал, сучара! Я тебе сколько минут давал? То-то! Бабки гони!

А на пса и на мой «решительно-боевой» видок – ноль внимания! Я приподнял тогда деревяшку, чтобы он обратил внимание хоть на неё.

– Это ещё что за хрень? Валюта у нас, конечно, деревянная, но не настолько! – довольный шуткой, Карлос, вновь отвернувшись к дымящимся пельменям, бросил через плечо: – Рубасы гони, а палку эту своей шавке в дупло между булок забей!

Говорят, что лучшая оборона – это нападение. Всё верно. И я перешёл к «лучшей обороне»:

– Спрашиваешь, что за хрень? Так я тебе отвечу, – я слышал свой голос (слегка дрожащий) как бы со стороны и не верил собственным ушам – не ожидал от себя, что способен на наглость такую. Мысль промелькнула: умирать так с музыкой! Вслух же продолжил:

– Это специальная буковая доска для разжимания челюстей данного бультерьера. Кстати, сила сжатия евошних челюстей – двадцать девять атмосфер, если ты понимаешь, о чём я. Доска острая с одного края. Это чтобы удобнее было её псу в пасть меж зубов засовывать. Без доски, без этого рычага, разжать ему челюсти – дохлый номер. Взгляни, пожалуйста, на его зубы. Этот пёс будет работать ими, как бензопилой, пока кость не перепилит. На это ему потребуется минут десять-пятнадцать, по крайней мере, ствол дерева он за это время перегрызает. Вот я и мозгую: пригодится сегодня мне эта дощечка или нет.

Закончил тираду слегка ошалевшим. «Это что? Это я сейчас Карлосу угрожал!? Похоже, я спятил!» Ладони вдруг стали влажными. Алкоголь, бурлящий по венам, не помогал. Предательская дрожь в коленях…

Карлос, по-прежнему сидя ко мне спиной, жевал очередную пельменину. Я начинал сомневаться – дошло до него то, о чём я долго так распинался? А если вдруг «не дошло» – может, оно и к лучшему! Наконец, отложив ложку, бугай медленно развернулся. Одного взгляда хватило, чтобы понять: дошло! Но все мои угрозы для Карлоса – пустой звук. А сам факт того, что какой-то сопляк смеет его величеству угрожать, разозлил бандюгана, да так, что это не злость была уже, а ярость дикая. В эту секунду я пожалел о своей глупой затее – пугать Карлоса (уж лучше надо было сразу нападать без предупреждения, раз решился). Его лицо стало пунцовым, правая рука медленно потянулась за пазуху. В гробовой тишине я услышал хриплый бас:

– А знаешь ли ты, мразь, почему меня прозвали Карлосом?

«Вот дерьмо! Кажется, он меня сейчас грохнет!» – я глянул на Дениску и обнаружил его скукожившимся, завалившим голову на бок, дрожащим, словно осиновый лист на ветру. Но я-то знал уже, что сие значит! А Карлос не знал. Он видел перед собой трусливую шавку. Он, сердешный, полагал, наверное, что собака на пару с хозяином сейчас обосрутся от страха. Впрочем, я-то, надо признать честно, недалёк был от того, чтобы в штаны наложить. Но до того лишь момента, пока не увидел Дениску-Охотника! А как увидел – взбодрился и ответил чуть нагловато:

– Слушай, Карлос, ты, наверное, считаешь историю эту про своё погоняло увлекательной, но мне она как-то по барабану. Давай договоримся: расходимся миром, и никто из нас никому ничего не должен.

– Ша! Ты, сучара, по жизни мне теперь должен! – обалдевший от моей наглости Карлос, вытащил обратно из-за пазухи пустую руку, чтобы помочь ей поднять свою массивную тушу. Опёрся рукой о стол, вставая. В это мгновение Дэник молча бросился на врага. Я не держал бультерьера.