Читать книгу Триумфы и драмы русских балерин. От Авдотьи Истоминой до Анны Павловой - Александра Шахмагонова - Страница 7

Но ведь дуэль получила название четверной. Стрелялись же двое – Завадовский и Шереметев. Произошел и второй поединок – между Грибоедовым и Якубовичем, который не был вовсе отменен, а лишь отложен. Состоялся же поединок в 1819 году на Кавказе.

Встреча там была совершенно случайной. Якубович, увидев Грибоедова, сразу вспомнил о дуэли. И она состоялась.

Якубовича некоторые современники почитали за чудовище, называли даже животным. Что ж, он и оказался 14 декабря 1825 года на Сенатской площади, где горстка животных вывела на площадь обманутых солдат и молодых офицеров, чтобы разрушить Россию, а государя и всю его семью повесить на экономической (по словам придумавшего ее Пестеля) виселице.

Первым на высокой мачте корабля они мечтали повесить императора, к его ногам привязать петли и повесить императрицу и семилетнего наследника престола – будущего императора Александра II, ну а далее остальных членов императорской фамилии. Последователи затем в 1918 году свершили не меньшие злодеяния…

Мыслитель русского зарубежья Борис Башилов так рассказал о поведении Якубовича во время путча 14 декабря 1825 года:

«Якубович в день восстания ведет себя так: встретив Николая I, попросил его нагнуться (император был верхом. – А.Ш.) и не выстрелил (именно Якубовичу руководство путча поручило убить императора. – А.Ш.), а прошептал на ухо:

– Я был с ними и явился к вам.

Якубович вызвался уговорить мятежников, но, подойдя к восставшим, сказал:

– Держитесь, вас сильно боятся, – и трусливо исчез в толпе».

То есть он приложил руку к кровавой развязке, которая была неминуема после убийства еще одним подонком – Каховским – генерала Милорадовича.

Так вот Якубович, слывший отличным стрелком, потребовал продолжения четверной дуэли. Грибоедов, которому уже не хотелось даже вспоминать о дуэли 1817 года, о корчившемся на снегу Шереметеве, тем не менее вышел к барьеру, но намеренно выстрелил в сторону.

Однако это не остановило будущего бунтовщика Якубовича. Он стал целиться, но потом, видимо, все же посчитал, что такое убийство человека, намеренно давшего промах, не сделает ему чести, заявил, что номер не пройдет, и, вспомнив, что Грибоедов не только знаменитый уже поэт, но и талантливый музыкант, прекрасный пианист, решил сделать подлость. Он выстрелил Грибоедову в кисть руки, желая отрубить ее, но обрубил, к счастью, только часть мизинца.

Грибоедов впоследствии сумел при помощи изобретенной им самим накладки вернуться за клавиши и играть с не меньшим успехом.

Видимо, этот поступок Якубовича и привел к тому, что его стали именовать чуть ли не животным.

Ну а что касается дерзости в боях, так если она и была, что очень сомнительно, ибо звероподобные существа обычно трусливы, то она сопровождалась жестокостью, жестокостью, которой подвергались враги не только потому, что они враги, – этой жестокости в равной мере могли быть подвержены и члены царской фамилии, победи декабристы на Сенатской площади.

Не Якубовича ли изобразил Грибоедов в «Горе от ума» под именем Скалозуба? Впрочем, есть и другие претенденты на эту роль…

А в Петербурге продолжала блистать Авдотья Истомина уже не только в партии Черкешенки в «Кавказском пленнике», но и Людмилы в «Руслане и Людмиле».

Пушкин же, получая известия из столицы, конечно, мечтал снова увидеть ту, которая сразила его красотой и мастерством танца. Мечтал и писал в своем бессмертном романе «Евгений Онегин», где нашли свое отражение в литературных героях, а то и в прямом изображении многие его современники.

Фаддей Булгарин писал об Авдотье Истоминой в альманахе «Русская Талия»:

«Изображение страстей и душевных движений одними жестами и игрою физиономии, без сомнения, требует великого дарования: г-жа Истомина имеет его, и особенно восхищает зрителей в ролях мифологических. А.С. Пушкин мастерски изобразил сию Актрису в новом своем Романе в стихах».

Ну и далее приводились сами поэтические строки, которые быстро облетели весь Петербург, сделав Истомину самой знаменитой из столичных балерин.

Известный пушкинист Мстислав Александрович Цявловский (1883–1947) привел интересный факт о популярности Истоминой.

Генерал-губернатор Санкт-Петербурга генерал от инфантерии граф Михаил Андреевич Милорадович (1771–1825), который, как известно, ухаживал за балериной Екатериной Телешевой, соперничая при этом с Александром Сергеевичем Грибоедовым, нередко заказывал стихи в честь своей возлюбленной, причем просил поэтов, чтобы они по возможности походили на пушкинские посвящения Авдотье Истоминой.

Кстати, увлечение Телешевой не мешало посвящать стихи Авдотье Истоминой.

Благодаря роману «Евгений Онегин» вся Россия узнала о прекрасной балерине. Дядя Пушкина Сергей Львович в сентябре 1829 года находился в Михайловском, часто бывал в гостях у соседей и сообщил поэту такие интересные факты:

«У барышень Тимофеевых есть нечто вроде горничной; она дочь пастуха (не аркадского), но пастуха Опочецкого уезда, который пасет свиней. Ей лет 14 или 15, толстая коротышка, плечи вздернутые, квадратная, а физиономия дикая, как у всех девок, делающих грубую работу. Она знает наизусть почти весь Бахчисарайский фонтан и читает стихи Александра, жестикулируя при этом самым комическим образом. Сложенная как я тебе говорю, она произносит отрывки из Онегина, где он говорит об Истоминой, и бьет ногой об ногу, но ноги в пол-аршина в длину и столько же в ширину. Можешь вообразить, что это такое. Это столь же смешно, сколь и трогательно».

Между тем Пушкин, возвращенный из Михайловского в 1826 году императором Николаем I, снова повидал Истомину на сцене, вспомнил о «четверной дуэли» и задумал большой роман, который предварительно назвал «Русский Пелам», в котором собирался высветить пороки большого света.

В одном из сюжетных построений он посвятил главные сцены балерине Авдотье Истоминой. В черновиках он указал имена самой балерины и участников четверной дуэли.

Вот одна из строчек. «(Общество) Завадовский, паразиты, актрисы – его дурная слава» (VIII, 976). Но в задуманном романе Истоминой все же было уделено внимания мало – во всяком случае, так планировалось.

Тем не менее образ Истоминой не отпускал его. И вскоре в черновиках появились наброски нового замысла романа «Две танцовщицы»:

«Две танцовщицы – Балет Дидло в 1819 году. – Завадовский. – Любовник из райка. – Сцена за кулисами – дуэль – Истомина в моде. Она становится содержанкой, выходит замуж – Ее сестра в отчаянии – она выходит замуж за суфлера. Истомина в свете. Ее там не принимают – Она устраивает приемы у себя – неприятности – она навещает подругу по ремеслу».

К сожалению, Пушкин успел написать только фрагменты замысла, исполнить который он так и не успел.

Истомина продолжала свои выступления, блистала на сцене. А вот счастье в личной жизни ее миновало. О ее отношениях с мужчинами после гибели Шереметева известно немного.

До увольнения на пенсию она числилась в документах Императорских театров девицей.

Сцену балерина покинула 30 января 1836 года, за год до гибели Александра Сергеевича Пушкина. В тот день было ее завершающее выступление.

На пенсию в 37 лет! Если сравнить с творческим долголетием Матильды Кшесинской, это очень мало. Но труд балерин нелегок, и не все могли похвастать такими успехами, как Матильда Феликсовна.

Неизвестно, как Пушкин отнесся к увольнению балерины. Замуж она вышла через два года после гибели воспевшего ее поэта.

Это случилось в 1839 году. Истомина связала свою жизнь с Василием Годуновым, который был гораздо моложе нее. Он родился в год четверной дуэли – в 1817 году. Казалось, обретено счастье, хотя и призрачное, ведь муж моложе на 18 лет. Но вскоре Годунов умер от тифа…

В 1839 или 1840 году балерина вышла замуж за драматического актера Павла Экунина, первого исполнителя роли Скалозуба в «Горе от ума» Грибоедова. Он был партнером на русской пляске во время бенефиса балерины.

Пушкин в черновых записках оказался в какой-то мере пророком. Он предрекал, что героиня его будущего романа выйдет замуж за театрального работника, но суфлера, а не артиста.

Пушкин в свои зрелые годы подошел к решению в своих произведениях важных социальных вопросов. Он готовился к большому роману, но уже в небольших произведениях начинал прописывать образы. Вот, к примеру, «Гости съезжались на дачу».

«Зинаида Вольская лишилась матери на шестом году от рождения. Отец ее, человек деловой и рассеянный, отдал ее на руки француженки, нанял учителей всякого рода и после уж об ней не заботился. Четырнадцати лет она была прекрасна и писала любовные записки своему танцмейстеру». Запомним! Шесть лет! Не намек ли на Истомину?

А вот характеристика…

«Важная княгиня Г. проводила Вольскую глазами и вполголоса сказала своему соседу:

– Это ни на что не похоже.

– Она ужасно ветрена, – отвечал он.

– Ветрена? Этого мало. Она ведет себя непростительно. Она может не уважать себя сколько ей угодно, но свет еще не заслуживает от нее такого пренебрежения. Минский мог бы ей это заметить.

– Il n’en fera rien, trop heureux de pouvoir la compromettre. (Он ничего подобного не сделает, так как слишком рад возможности ее скомпрометировать (франц.). Между тем я бьюсь об заклад, что разговор их самый невинный.

– Я в том уверена… Давно ли вы стали так добродушны?

– Признаюсь: я принимаю участие в судьбе этой молодой женщины. В ней много хорошего и гораздо менее дурного, нежели думают. Но страсти ее погубят.

Страсти! какое громкое слово! что такое страсти? Не воображаете ли вы, что у ней пылкое сердце, романическая голова? Просто она дурно воспитана…»

А вот следующее произведение: «На углу маленькой площади».

«В комнате, убранной со вкусом и роскошью, на диване, обложенная подушками, одетая с большой изысканностию, лежала бледная дама, уж не молодая, но еще прекрасная. Перед камином сидел молодой человек лет двадцати шести, перебирающий листы английского романа».

Если учесть, что Истомина не выходила из головы Пушкина, можно предположить, что именно ее он изобразил в этом произведении. И снова прозорливо… Он ведь не мог знать, что она вышла замуж за молодого человека, который на 18 лет моложе…

Но он мог знать о не весьма приятном завершении карьеры. Она даже перешла в разряд мимической актрисы. А вскоре, когда ей понадобилось обратиться за разрешением выехать на лечение, на прошении появилась резолюция императора Николая I: «Истомину уволить ныне совсем от службы».

Возможно, император не забыл, как именно из-за нее погиб 23-летний кавалергард Шереметев.

Супруга Николая Некрасова, русская писательница и мемуаристка Авдотья (Евдокия) Яковлевна Брянская, в первом браке Панаева, во втором браке Головачева (1820–1893):

«Я видела Истомину уже тяжеловесной, растолстевшей, пожилой женщиной. Желая казаться моложавой, она была всегда набелена и нарумянена. Волосы у нее были черные, как смоль: говорили, что она их красит. Глаза у Истоминой были большие, черные и блестящие. У нас она прежде не бывала, но теперь приехала просить отца приготовить к дебюту воспитанника Годунова, рослого, широкоплечего, с туповатым выражением лица юношу. Она покровительствовала ему.

Отец прямо сказал Истоминой, что Годунов – самый бездарный юноша. Истомина не поверила и обратилась к В.А. Каратыгину. Не знаю, правда ли, будто Каратыгин получил от Истоминой значительный подарок за свои занятия с Годуновым…

Вскоре после этого Истомина вышла замуж за Годунова, и он быстро растолстел. Его лицо лоснилось от жиру. Когда он сидел в ложе со своей супругой, то самодовольно на всех посматривал, потому что сиял бриллиантами: шарф у него был заколот бриллиантовой булавкой, на рубашке и даже на жилете пуговицы были бриллиантовые. Он не надевал перчатку на ту руку, на пальце которой было надето кольцо с большим бриллиантом. Но недолго Истомина наслаждалась своим поздним супружеским счастием: ее здоровяк-муж схватил тиф и умер. Неутешная вдовица воздвигла дорогой памятник во цвете лет умершему супругу и даже собиралась поступить в монахини».

Умерла Истомина в 1848 году от холеры.

На скромной могиле было начертано: «Авдотья Ильинична Экунина, отставная артистка».

Вскоре ушел из жизни и ее супруг.