Читать книгу Неугодные люди. За чертой отчуждения - Алексей Аимин - Страница 3
Переломный момент
ОглавлениеНа самом деле материал для этой книги копился несколько десятилетий. Именно с того времени когда стал «прозревать», протирая замыленные глаза.
В СССР тогда полным ходом шла перестройка. Я работал инженером на передовом заводе, а рядом оказались «изгои» советских времен – диссиденты. Хотя и я тоже числился вольнодумцем местного пошиба. Это нас и сблизило.
Перебирая свои бумаги наткнулся на стихи из прошлого века. Уже в самых ранних, кухонных прибаутках конца 80-х нашел тот переломный момент расхождения личных приоритетов с бывшими друзьями-товарищами:
Сидим вдвоем – он залпом пьет —
а я потихоньку тяну…
Он думает только про свой огород —
а я за всю нашу страну!
Чем дальше в стране перестраивались, тем чаще ощущал себя одураченным, а заодно беспомощным.
Однако время вспять не повернуть и в прошлого исправить невозможно. Понимал, что время потеряно и учили нас не тому и воспитывали не так:
Я учился плохо, не скрываю,
Чувствовал, – учили не тому,
Троечки с натугою сшибая,
Лишь теперь я понял, почему
Так зубрёжку раньше уважали,
Ставя во главу «от сих – до сих».
Если ж вы вопросы задавали,
То придурок, а скорее псих.
Слава Богу, кончилось то время,
Хоть другое и не началось,
У меня ещё свободно темя,
Что себе оставил на авось.
Новое авось туда вольётся,
Выльется народу во блага
Только вот народу горько пьется,
А вокруг копыта и рога…
Жизненного опыта еще было маловато, а вот вольнодумства и наглости в достатке. К тому же гласность объявили. Писал о том, что видел и насколько ума хватало.
Поначалу шли наблюдения:
В коридорах власти очереди к кассам – обычное явление.
Толпою руководят не те, у кого сильнее разум, а обычно те, у кого громче голос.
Потом пришло осмысление и определенные выводы:
Общественное мнение обычно работает на ту часть общества, которая имеет вес.
«Теневой» бизнес – это возможность обрести место под солнцем.
Всего-то и надо – хлеба и зрелищ. Народ всегда спокоен, когда он переваривает пищу и с жаром обсуждает навязанные чужие проблемы.
Из слова громкого служить,
Мне нравиться концовка – жить,
Ну а начало слова – слу —
Пускай достанется ослу!
ДУРАКИ
Дураки собираются в стаю
Но на юг что-то не улетают.
Дураки собираются в стадо
Их пасти совершенно не надо.
А бывает что прут косяками
И кричат, что мол, сами с усами…
Пусть кучкуются, пусть табунятся,
Не страшны они – пусть порезвятся.
Страшен только дурак – одиночка:
Встанет сверху, – и всем будет точка!
Писал это в запале о директоре-самодуре своего предприятия. Но первые ценители уважительно смотрели и говорили:
– Эка ты замахнулся! – имея в виду руководителей страны.
.
Обещаниям верили и одобряли
Фактически это была не власть народа, а власть от имени народа. Власть захваченная в 1917 году путем переворота. с невыполненными обещаниями:
Заводы – рабочим! Землю – крестьянам!
На тот момент с руководством страны у нас действительно были проблемы. Это были личности но не того масштаба, а скорее даже и не личности. Народ, воспитанный на непререкаемых авторитетах вождей, постепенно начинал прозревать.
И я был в первых рядах – занялся самообразованием. Но полного осмысления очередного исторического зигзага еще не было. Были лишь ощущения жизни в каком-то дурдоме, а мысли и чувства рождались на эмоциях. Писал без какого-либо философского подтекста. Однако много позже этот подтекст проявлялся все больше:
Покрашу волосы и прочие места
В любимый цвет, – какой, еще не знаю.
И сяду на скамейку у куста
Неважно, возле дома иль сарая.
Послушаю я трели соловьев,
Без разницы там курских, иль тамбовских
Хотя в Тамбове больше про волков
Товарищи пошучивают плоско.
У нас в стране стреляйся иль давись,
Без разницы – считай одно и то же.
А высунешься, глянешь сверху вниз —
И не с лицом уже, а с грязной рожей.
И вправду, ну чего тут уточнять,
Такие мелочи – мужик ты или баба
У нас есть Дума, ей все и решать
В разрезе всероссийского масштаба.
Нас тогда строили с раннего детства. Прогулки за ручку и номерные горшки в детском саду. Октябрята со значками и пионеры в красных галстуках.
Атрибуты прошлого
Вроде все по-честному. Собирали в организации, учили быть открытыми и соблюдать данные обещания под клятву: «Честное пионерское!». А позже «Честное комсомольское!». А самым значимым было «Честное партийное!».
Все верили в светлое будущее под бодрый припев из песни:
Мы будем жить при коммунизме!
После победы, казалось уже ничто нам не сможет помешать. Целина, космос, Братск…
Обещания давались каждому поколению:
– В 60-х обещали, что в 1980 году мы построим коммунизм.
– В 80-х, что в 2000 году всем будет по отдельной квартире.
Вскоре его идейные вдохновители обюрократились, и идею равноправия и свободы извратили в убогий социализм. Чиновники с номенклатурной разбивкой по обкомам, горкомам и райкомам. Сделали всех, кроме самих себя, равно бедными. Они же одевались в спец-ателье, получали спец-пайки и ездили на спец-транспорте.
А народу и парады и демонстрации.
Возвращение чувства стадности включало коллективную ответственность. Общественные нагрузки распределяли профсоюзные и партийные организации. Апогеем охвата стало общество борьбы за трезвость – борьба народа с самим народом. А мы ведь и так уже были многочленами:
Социализм прошелся по народу,
Прошел он и по мне, я вам скажу,
Платил рубли я обществу в угоду
За мир, за дружбу и что с Бобиком дружу.
Меня завербовали и в охрану
Природы – хоть не видишь, а плати,
Хоть обошли шторма и ураганы,
Есть «Красный Крест» – плати и не финти.
Денек в фонд мира, парень, отработай,
Вот ДОСААФ – плати и за него,
И клеишь, клеишь марки до икоты,
И все же, кроме этого всего,
Плати за коммунизм на этом свете,
Плати пожарникам и тут же за ОСВОД…
И ты платил за все названья эти? —
Ну, значит, как и я, такой же идиот!
Так наступало и мое и общее прозрение.
Желание Советской власти остановиться на достигнутом привело к переменам в конце XX века не уступавшим событиям его начала. Нашей дурости и изначального энтузиазма хватило на три поколения. Новая история, которую писали большевики а затем коммунисты, абсолютно игнорировала древнюю и не признавала предыдущую.
А зря!
