Читать книгу 9+1 - Алексей Астафьев - Страница 12

Часть первая. 9/1
+1. Николай Боков

Оглавление

Боков


Со своим прошлым Николай Боков разбирался разными способами. Собирал старую одежду, вобравшую в себя осколки темной стороны, и выкидывал. Рвал пополам фотографии, письма и тоже бросал в мусорный бак. Вывешивал по всему жилищу листы с аффирмациями. Проводил инвентаризацию кухонной утвари и утилизировал ту, что считал устаревшей, тянущей за собой назад. Навязывал всему вокруг свои сроки существования. Избегал разрушительных и неэффективных фраз и мыслей. Трансформировал чувство вины. Ходил в церковь, исповедовался и причащался. Пил по утрам святую воду. Просил прощения и прощал всех кого мог вспомнить. Знакомился с ясновидящими и медиумами. Распутывал кармические узлы. Снимал порчу и проклятия. Восстанавливал энергетическую структуру. Прочищал каналы и меридианы. Накачивался специальными энергиями с помощью мудр, мантр и молитв. Избегал мата и постился. Мыслил позитивно. Старался никого не осуждать. Смирялся. Терпел. Взрывался. Каялся. Вновь очищался. Опускал ноги в таз с соленой водой. Канализировал негативы. Не принимал на свой счет. Ставил энергетические щиты – коконы, граненые стаканы, яичную скорлупу, белые легкие покрывала, косые зеркала. При первых признаках сглаза обкатывал голову сырым яичком нечетное количество раз, но не менее одиннадцати; разбивал в холодную воду и сливал через левую руку в унитаз. Читал позитивную и крайне созидательную литературу. Лечил всех подряд. Работал над собой. Голодал. Чистил организм. Контролировал эмоции, сознание и мир. Раскачивал чакры и третий глаз. Строил тело света. Налаживал информационный канал с космическими разумами. Медитировал. Медитировал. Медитировал…

И все для того чтобы свести к нулю свое прошлое. К нулю. Освободиться ото всех зацепок. Обнулиться. Стать чистым девственным листом. Белым скрипящим А-4.

Ξ

Боков Коля не ошибся в подсчетах – едва вспотевшая ладонь освободилась от последнего зернышка, как из-за поворота вынырнул почтовый голубой фургон ГАЗ-53. В том, что он остановится как по взмаху волшебной палочки, Коля не сомневался. Обновленная природа Колиной сущности не содержала в себе вообще никаких сомнений. Те изменения в сознании и мировосприятии, которые произошли с ним в результате взаимодействия с необычной группой искателей истины, относящих себя к последователям древнейшей школы радикального ЦИГУН, не оставили места для подобного рода качеств человеческой психики. Его словно перезагрузили, очистив от старых стандартов мышления, чувственных характеристик и нелепого набора мелких сентиментальных ценностей. Взамен он получил ясность в поступках и однозначность в мыслях. Да, им управляли и программировали на выполнение различных задач, но на это Коля пошел сознательно, вверив всего себя целиком в просветленные руки духовного лидера, открывающего новые ступени реальности. Коле был предоставлен выбор – подчинить свою волю высшей воле, открывающей новый мир без страданий, лжи и двуличия. Или жить как раньше – «своим» ограниченным умом, неспособным проникать в скрытую суть происходящего, а от того вечно недовольным и погрязшим в болоте уныния и преходящих развлечений, впоследствии еще более отягощающих и без того отвратительное существование и веру в себя. Чего тут выбирать? К тому же этап исполнения чужой воли – необходимое условие, заложенное для того, чтобы дорасти до уровня личного понимания совершаемых действий. На этом этапе действовать от себя правильным образом нет никакой возможности, так как нет соответствующей ясности для движения в нужном направлении. Велимир учил, что через подобное использование «в темную» прошли все адепты нашей школы, и его самого эта участь не минула. Не научившись подчиняться, не научишься командовать. Главное и единственное условие – найти безупречного командира, знающего куда и зачем идти.

Велимир говорил, что миссия школы заложена в самом названии ЦИГУН (Центр Искоренения Гнусов и Утилизации Недов). Велимир учил, что все, что нужно для постижения правильного пути содержится, помимо прочего, в обычных каждодневных словах и отслеживании мысленных формирований. И что слова, так же как и прямые физические действия способны изменять природу материальности.

И еще одну важную вещь разъяснил Велимир – нет людей, которые живут своей волей. Они-то, конечно, полагают, что это так. Но людям невдомек, что ими крутят как хотят невидимые актеры театра теней, чье мастерство в искусстве подлога достойно высшей похвалы. Велимир называл их Недами. Их деятельность по отношению к человечеству жестко регламентирована и выверена. Неды очень ловко вносят требуемые коррективы в поток сознания группы людей и создают необходимые ментальные установки. В большинстве случаев Неды достигают своих целей через физиологию, опосредовано, используя биологическое оружие – микроорганизмы. Место воздействия – ЖКТ. Степень подконтрольности разрабатываемого объекта или группы необычайно высока. Узнай о ней испытуемые – неминуемо случился бы шок, истерия и паника. Биологические насильственные программы работают как швейцарские часы. Допустим, нужно отвлечь человека на пару секунд в 16:40:52. Что ж, без проблем, запускается недорогая и тривиальная биопрограмма зевания. Показательным же примером «тяжелой», фундаментальной формы влияния Недов можно назвать наглую уверенность человека в обладании правом выбора. Сила этой уверенности такова, что не возникает и тени сомнения относительно этого вопроса. А если у некоторых, особо привередливых мелькает нечто подобное, то находится масса способов рассеять возникшее подозрение. Среди них один из наиболее излюбленных приемчиков этих душегубов – установление в сердечное сознание человека несокрушимого постулата – «На все воля Бога». Богом можно заслонить любые начинания и вопросы, он непобедим в принципе, поскольку ОН – Без Определенных Границ. А ежели находится и такой неверующий Фома, что идет напролом сквозь стены, то прибегают к более жестким мерам, например, к разработке смертельного случая. Идущий против БОГа и разрушающий его границы по обыкновению обрекает себя на трагедию – черствеет сердцем, скудеет духом, сходит с ума или того хуже…

А тем, кто безусловно верит в бога – легче. Как минимум, в том плане, что есть на кого опереться. Есть с кем разделить свои чаянья, очистить душу, покаяться, снять с себя непосильную ношу несправедливости бытия и собственного нетерпения и гневливости. С верой в Бога есть надежда на лучшую жизнь и на манну небесную. «А что же я? – размышлял Коля.

– Не верю? Да нет. Верю? Да нет. Ни рыба, ни мясо. Нельзя сказать, что атеист, но также справедливо, что и до верующего далеко. Как-то жизнь идет. Складываются обстоятельства, сочетаются, обновляются. Обновляются иногда так круто, что ты четко понимаешь – однажды этот внешний непредсказуемый мир может враз тебя сломать, ему это ничего не стоит. Доказательства рядом, доказательства внутри. Взять хоть Толика, например, – говорил как бы сам себе Николай. – Я принял его в свою команду. Работали вместе года полтора-два. Не скажу, что он был эффективным и профессиональным сотрудником, как не скажу этого и о себе. Так что тут все справедливо и правомерно. Но у него было большое сердце, и в нем была великая боль и терпение. Он мог легко забить на работу, но никогда не бросал людей. Если была нужна помощь, любая – не вопрос. Он работал со мной, потому что был человеком, а не хорошим работником, а были и другие люди, с точностью до наоборот. Хотя и тут все правомерно. Но более всего Толик поразил меня после смерти. Когда мы сидели на поминках и вспоминали его жизнь, кто-то сказал, что у него не было водительских прав – лишили за пьяную езду еще в прошлом веке. Я ушам своим не верил. Работа предполагала частые разъезды и командировки – не менее 80% времени. А у него, оказывается, вообще не было никаких прав – ни левых, ни правых. И никто ни сном, ни духом! Ну, Толик, ты даешь!»

И Коля написал Толе стих:

Однажды ты вышел за грань чьих-то можно

И встал на путь смерти, не зная о том,

Смешав в одной чаше правдиво и ложно,

Себя загоняя в чужих проблем ком.

Улыбка без умысла, только из сердца

Роднила все души при встрече с тобой,

Берущих тепло из распахнутой дверцы,

Свой мир наполняя твоей добротой.

Ты сил не жалел, тех что тратил для прочих

Случайных прохожих, бредущих в потьмах,

Скрывая резь дня в опьяняющих ночках,

Сжимая гнет правды в железных тисках.

И жизнь твоя блажью ко всем прикоснулась

Питая надежду на искренний дар.

От дара сего зависть в смерти проснулась

Удушливой жабой смакуя удар.

И сонный полет в 160 километров

Унял твою боль просыпаний мирских.

Свободу неся в силе воющих ветров,

На чью-то бумагу рифмуя сей стих.

Стих бьется в уме, округляясь до строчки,

Которая в жизни других не видна,

Сверкая в мечте подрастающей дочки,

Заряженной смыслом смертельного дна.

Жизнь бьется как стих, разрезая основы

Наивных людей, обреченных на смерть,

Которые к смерти совсем не готовы,

Не видя в себе ее призрачных черт.

Бросающих днями запутанных ниток,

Порою всевышних о чем-то моля,

Подобно потере бездомных улиток,

Погрязших в исканьи чужого жилья.

Забыв о своем назначении всуе,

Растратив себя в целях временных дней.

Смысл жизни своей в достиженьях рисуя

Деньгами на зависть звенящих речей.


Теперь-то ты знаешь об этом не мало,

Коснувшись дыхания смерти сквозь сон.

Круг жизни закрыт, его время устало

Разменивать дни ожиданий на стон

Твой стон мне был близок улыбкою чистой,

Но ты уж прости, что не смог облегчить

Дорогу твою в петлях боли тернистой,

Которою смог ты не жалуясь жить


«Вот оно доказательство, – думал Николай. – В мире действуют неустановленные силы по неустановленным правилам. Мир человека шаток и нестабилен. Да, если внутри живет огромная безусловная всепримиряющая вера в Бога и в высшую справедливость, то вопрос теряет остроту и объективность. Но, если такой веры нет? Что делать, если не хочется сдаваться Богу? Если вся твоя внутренняя суть против белого флага? Совсем не против Бога, но не таким путем, не через себя. Я знаю и помню людей, которые меня любили и заботились обо мне. Сейчас их нет в этом мире. Но я их знаю! Им действительно было не все равно! И если мне не хватает веры в себя и мир начинает давить слишком плотно, так плотно, что становится невмоготу – я уж лучше попрошу поддержки у своих старых знакомых, а не склоню колени перед Богом с жалостливой мольбой «Господи, помилуй». Почему я в своем текущем сознании должен доверяться и каяться сущности, которой никогда не было в моем текущем мире? То есть, выходит, что скорее не-сущности. Почему я должен сваливать на эту сущность-не-сущность свои промахи и падения, свои радости и удачи?

Многие в прошлом были отъявленными нигилистами, а сейчас вдруг в Бога уверовали на старости лет. «На старости» это как бы говоря по-дружески, мягко. Рабами божьими подвизались да о Царствии небесном мечтают. Что это? Через огонь, воду и медные трубы пришли к мудрости века и обрели чело? Или нечеловеческая усталость и затирка совести невыносимы до абсолюта стали? Дошли до точки невозврата, уперлись в нее и прознали в ней лик божий? И давай все тяжкие на него разматывать… – Нет, я не знаю, наверняка, – разглагольствовал Колян. – Только лишь рассуждаю, пытаясь не лукавить. Но вот какое дело – смотреть на бывших бунтарей, а ныне верующих в тысячу раз приятнее, чем на бунтарей и в прошлом, и в настоящем. У божьих одуванчиков как-то все выверено, устаканено, укрощено, упрощено, успокоено, умыто, оправдано и причесано. А у оппозиционных старперов все в перхоти, волосатых бородавках и плевках. В ту пору, когда бородавки были родинками, перхоть – альтернативой, а плевки храбростью, они совсем не были такими жалкими и смешными. К этому стоит добавить, что благостные грешники куда более живучие и жизнеутверждающие. А дедушек-отрицал по пальцам можно сосчитать, их мир изобилует критическими погружениями и водными болезнями, а такие перегрузки далеко не каждому по зубам. Смотришь на первых и как-то светло, пусть и неясно, но солнечно. А на вторых и глядеть не хочется, разве что за твердолобую принципиальность утешительную галочку поставить на социальном кресте из древесины. Если насчет блаженных вопрос спорный, то отрицающие точно заблудшие души.

 Что это я? Куда меня понесло, неужели опять сбои…

Ξ

Газон пролетел мимо голосующего парня, но спустя метров двадцать загорелись задние стопы. Пройдя тормозной путь, автомобиль издал приятной глубины резкий звук включения задней передачи, после чего душевно, плавными рывками, завывая и урча, покатился назад —навстречу Коле.

– Привет, сынок. Куда путь держишь? – спросил водила грузовика, бодренький позитивный старикан. «Из этих… – подумал Коля Боков».

– Здравствуйте! – с ноткой энтузиазма, в тон водиле, ответил Колян, – мне в Пестово надо, но буду рад хоть до Крестец добраться.

– Садись.

Коля в секунду запрыгнул в кабину, и со знанием дела, без лишних опасений, но и чрезмерной угодливости захлопнул дверь. Это не прошло мимо пристрелянного взгляда водителя, оценившего по заслугам спокойную уверенность попутчика. Когда водишь машину сорок лет, то чувствуешь миллионы нюансов и реакций автомобиля, и, не смотря на то, что они скорее неосознанны – ты понимаешь язык машины. Он прост и незатейлив, подобно дороге, какая есть – такая и есть, никаких прикрас.

– Ну, что, пилигрим, сегодня твой день, точнее ночь – мне как раз в Пестово! Везунчик же ты! Как звать-то?

– Николай. А вас?

– А нас Денисом Анатольевичем.

– Очень приятно, Денис Анатольевич, вы большой молодец, что согласились меня подкинуть. Доброту сейчас редко встретишь, – начал было развивать Колян универсальную для всех стариков-одуванчиков идею, но ни тут то было…

– Да что ты говоришь? А если б не согласился? Кем бы тогда я был? Злым сукиным сыном, а?

Коля повернул голову и уставился на водителя, пытаясь уловить реальный смысл его неожиданной тирады. Денис Анатольевич так же разглядывал собеседника в упор, не теряя при этом способности к управлению машиной.

– Что? Если человек хорош в одном, то и в другом должен быть таким же? Да и «что такое хорошо и что такое плохо?». А вдруг я – весь такой из себя добрый, но именно я, я в гроб тебя вгоню? Сам небось знаешь – дорога здесь узкая, горка на горке, да еще и ночь, хоть глаз коли – сколько здесь народу разбилось, знаешь? А какой-нибудь урод, например, Петя Васечкин не взял бы тебя – козел драный и из злости своей один бы на тот свет отправился, а? Эй, Ко-ля, ты что – в транс впал?

– Да я не ожидал просто – думаю…

– Думай, Коля, думай – это дело полезное. Только иногда поздно бывает. Индюк ведь тоже много чего думал да выпендрежничал ходил, а один хрен в суп попал. Вот ты, например, зачем меня за добродушного маразматика принял? Просто так подумалось? По внешним характеристикам? Думал, что ты такой крутой перец – стоишь тут на дороге в два часа ночи, без имени, без флага и море тебе по колено, да?

– …

– Может ты думал, что в проносящихся машинах сидят лишь набитые всяким хламом тупые кожаные куклы? Так? Большинство из которых эгоистичные хмыри, а другая часть – сдвинутые добрячки? А тут ты стоишь на обочине… гол как сокол – но… повелитель ку-кол! Кукол! Да?

Анатолич внимательно посмотрел на парня.

– Эй, браток, чего приуныл, да брось ты – не парься.

– А я и не парюсь. Чего мне париться-то, дело говорите, Денис Анатольевич. Мне неслыханно повезло – встретить среди ночи столь живо мыслящего собеседника. Вы уж поверьте на слово – ничего подобного от вашей ровни слышать не доводилось. Так что вы в своем роде уникум!

Говоря все это, Коля анализировал выпады старика. По ряду признаков этот человек выделялся из серой безликой массы. Да что там «выделялся», он просто «выпрыгивал!». По другим специфическим чертам, в первую очередь по нестандартному сочетанию слов, интонаций, жестов и взглядов – он вел какую-то игру. Хм-м-м…

Анатолич внимательно, на сей раз с заметной в растянувшейся улыбке хитринкой, посмотрел на Николая. Он так же его разрабатывал. Едва ли по силе, точности и остроте умозаключений старое поколение уступало молодому.

– Ровни!? Ну, ты даешь! Скажешь тоже! Знает, значит, молодежь словечки советских времен!

– А я – не молодежь, Анатолич. Или во всяком случае не ее лицо.

Анатолич вздрогнул, услышав от пацана «Анатолич». Он вытер губы шершавой тыльной стороной ладони и резко свистнул, заполнив кабину вибрирующей острой субстанцией. Коля машинально растер уши ладонями. Они быстро покраснели и припухли. Свист старика-разбойника оглушил паренька тонюсенькими болевыми иголочками, застав врасплох расслабленные, неготовые перепонки. Коля офигел. Коля расчувствовался и чуть не заплакал. На него посыпались сентиментальные крошки человеческого идиотизма и теплоты. Система точно давала сбои. Следом за сантиментами замаячили призраки страха и неуверенности. Коля настроился на профиль Велимира и попросил помощи.

– Эх-х, душа поет, Колька…, – вмиг внес адекватное оправдание своему поступку Анатолич, с заговорщицким прищуром подмигнул обалдевшему, качающему головой молодцу и затянул дребезжащим басом:

Вот она пришла весна как паранойя,

В глаз попал весны запал – будет взрыв!

Вот она пришла весна как паранойя,

Прозвучал весны сигнал – все в отрыв!

Паранойя…


– Ты, Коля, мне вот что скажи – чего тебя приспичило в Пестово ехать? Да еще и на ночь глядя. Там ведь глухо как в танке.

Они вновь переглянулись. Коле стало ясно – вопрос провокационный. Если соврет – сразу выдаст себя, если скажет правду – может провалиться операция, если будет молчать – навлечет подозрения. Пожалуй, последнее.

– Понимаете, Денис Анатольевич, в этом деле затронуты интересы третьих лиц, огласить которые, по меньшей мере, неэтично.

– Так и думал. Очень интересно. Знаешь, Колян, а дело у тебя, похоже, и вправду серьезное, раз меня заслуженного отдыха лишили.

Коля едва не выронил из рук белую кепку с маленькими красными вкраплениями.

– Что это значит?

– А чегой-то, дружок, у тебя веко задергалось? – Анатолич блефовал, пытаясь выбить из колеи.

– С веком порядок. Так о чем вы? – четко отбил холостого Коля.

– Сам посуди – Тарасов полгода не пил. А тут забухал. Теперь самое главное – ему два дня до отпуска осталось! И все из-за тебя, сынок. Если б он на моем месте был – фиг бы он тебя подобрал. Он никогда никого не берет. Я – его замена. Врубаешься?

– Что это еще за хрень такая?

– И я хотел бы знать – что это за хрень такая!? Ты ж у нас крутой голкипер – вот и думай…

9+1

Подняться наверх