Читать книгу 9+1 - Алексей Астафьев - Страница 8

Денис Анатольевич

Воробьев Денис Анатольевич служил в 22 отделении почты вот уже 39 лет. В его двухкомнатной квартире имелась торжественная стена, по всему периметру обклеенная благодарственными письмами и почетными грамотами, врученными по случаям знаменательных дат родным учреждением. Во времена СССР подобный стаж работы на одном месте отождествлялся с глубокой надежностью и непререкаемым авторитетом. Его жена умерла семь лет назад, а детей у Воробьевых никто и никогда не видел.

– Что делать-то будем? – сам у себя спросил 65-летний мужик, хотя прекрасно знал, чем займется ближайшие пару часов. Анатолич встал на путь спамера, атакующего почтовые ящики многочисленных пользователей интернета. Два месяца назад он наткнулся в сети на предложение гарантированного заработка от представителя компании New Prok. Текст предложения по всей длине отличался удивительной бездарностью и неуклюжими маркетинговыми приемчиками. Повсюду пестрели улыбчивые фотографии с жанровыми отзывами скептически настроенных, но к счастью прозревших сограждан с честными фамилиями, типа Кожемякина из Воронежа или Дубовицкой из Харькова. Анатолич не был лохом, но предложение принял, дабы скоротать холостяцкое одиночество. Да и платеж за покупку системы невысок – всего-то сотня рубликов. Было б что терять! Ему скинули подробнейшую пошаговую инструкцию для работы с системой, плюс пару дополнительных программ – одна для сканирования сайтов и вычленения почтовых адресов, другая – в помощь для ускоренной рассылки спама. Старик, освоившись в рабочем киберпространстве вошел прям-таки в раж от невиданных возможностей современной техники, личного постижения процесса и ярко ощутимого присутствия в нем. Первое время Анатолич старался изо всех сил – он заспамил около пяти тысяч адресов за три дня. И надо же – какой поднялся резонанс!

– Да чтоб я сдох! – взбудоражено вскрикивал Анатолич, читая гневные отклики на свои рассылки, – не нравится вам, чистоплюи хреновы – идите в баню! Я вам что – порнуху впариваю? Глядите-ка, недотроги целомудренные!? Не нравится моя рассылка, ишь мы какие нежные, ну, люди, б…, пошли…

Анатоличу было в диковинку идти против большинства, он всю жизнь играл положительные роли в рамках общественной морали – порядочный семьянин, исполнительный, законопослушный гражданин, ответственный работник, джентльмен и неисправимый добряк. А тут такой натиск негатива! Ух! Выпуская пар навстречу оскорбительным писарям, Анатолич, как будто ожил. Он вспомнил, что он живой, что его действия могут определяться личной инициативой. Не проявленная до этого темная половина, вгоняющая в смертельную скуку и тихо разъедающая нутро, нашла выход, освобождая место для простой радости в простой жизни человека. У Анатолича появилось ощущение прорыва сквозь пелену незавершенности и тупика, в котором он без сознания варился до этого. Поначалу он отвечал обидчикам таким же трехэтажным вульгаризмом, умиляясь и злорадствуя собственным противодействием. А спустя месяцок желание выбивать клин клином исчезло. Ему стали тесны эти мстительные штанишки. Если его посылал куда подальше и обзывал мужик, то Анатолич отвечал примерно следующим образом: «Я не хотел вас обидеть или отнять ваше время, мое письмо было нацелено на поиск партнера по заработку и только. Я не прибегал к шантажу, насилию или другому непристойному способу ведения дел. Да, мои послания носят массовый характер и называются спамом, но спам спаму рознь, так же как и все всему на этом свете. Если мои помыслы чисты и искренни, то на каком основании вы считаете их неприемлемыми и в ответ осыпаете меня ругательствами? Я отношу вашу реакцию к необходимому выплеску злой воли и не сержусь на вас, поскольку и сам прошел через это. Не стоит извиняться. Мы с вами из одного теста. Давайте не будем умалять себя в другом. Спасибо за внимание». Когда материлась баба – ответ был таков: «Я очень люблю женщин. Как матерей, как сестер, как прекрасных созданий этого света. Пожалуйста, простите меня, я не желал вас обидеть или каким-то корыстным образом использовать. В моем спаме нет ничего опасного и грязного, чем можно было бы вас замарать. Мне 65 лет. Мое уважение к вам, равно как и ко всем женщинам – безусловно, и таковым останется до конца дней. Я не сержусь на вас. Всего хорошего!».

Анатолич умудрялся, не особо сбавляя темпов рассылки, отвечать персонально на каждый негативный отклик. Его почтовые ящики то и дело блокировали, а он заводил новые, обрастал опытом ошибок и становился менее уязвимым пользователем. Его труды были оплачены – за два месяца удалось подключить к проекту двадцать семь человек, что означало в денежном выражении 2700 рублей. Правда, никто из новоприбывших не выдержал, разочаровавшись в проекте в первые два-три дня спамообороны. Видимо, ни у кого из них не было умершей жены семь лет назад, бездонной тоски и прочих невнятных, но необходимых элементов для победного состава. При первых сигналах тревоги все они ринулись копать свидетельства лохотрона и в очень короткие сроки преуспели в этом предприятии. А как тут не преуспеть, дело-то железобетонное – если на папу римского можно на десять томов обвинительной «аргументации» за час нарыть…

Покончив с рассылками и ответив на 36 негативных писем, Анатолич протер очки, прошелся рукой по лбу и шершавому лицу, встретив умиротворяющее сопротивление щетины, выключил компьютер и отправился на кухню. В кухне было свежо. Дым от курева выветрился бесследно, оставив за себя промозглую неуютность вечернего сентября. Анатолич закрыл окно. Медленно закрывать окно, и после любоваться совершенной формой стеклопакетов было чертовски приятно. Он нажал кнопку чайника и вернулся в комнату. Накинул теплую домашнюю кофту на пуговицах, натянул белые шерстяные носки, услышал милый сердцу щелчок и пошел пить бергамотовый чай с бутербродами.

Денис Анатольевич водил грузовой фургон по регионам родной и соседних волостей. Следовало пораньше лечь спать, но спать совсем не хотелось. Анатолич решил почитать. Он был обладателем макулатурной советской библиотеки, библиотеки западного детектива, заполонившего нашу страну в эпоху красноречивого плюрализма и жиденькой библиотечки эзотерики, доставшейся от покойной супруги. Как много всего от нее осталось. Не смотря на годы одиночества, радикальные перепланировки интерьера квартиры и другие новшества – все здесь говорило о ней. Наверно, так было по причине их идентичных привычек в ведении хозяйства и в отношении к вещам и явлениям. А что там вещи, предметы, реакции… они жили как голубки, как две половинки одного существа. И любовь, такая естественная, бесприкрасная и простая и сейчас никуда не делась. Она жила в Анатоличе, окрасившись в нежно голубой цвет обреченной на недосказанность благодарности. Вспоминая свою Любу, Анатолич щурился в дрожащей подбородком улыбке, выпуская из глаз по желобкам-морщинам чистую живую память минувших счастливых лет брака. Что тут поделаешь? Ни хрена тут не поделаешь, да и не нужно ничего делать. Сидит Анатолич на кухне, пьет себе чай и женку вспоминает. А если слезы катятся – то и пусть, не в тягость. Память о ней – самая прекрасная память, она размягчает сердце, она трет мозолистые ладони друг о дружку и выталкивает ком непрекращающейся душевной боли вместе с тяжким выдохом наружу.

– Я тут в интернете все зависаю, – думает вслух, обращаясь, конечно же, к женке Анатолич, – чего только не придумают люди!?

Со сленгом и коммуникациями у Анатолича проблем не было. Он мог быть своим и у тинейджеров, и у дам всех мастей и возрастов, и у старых калош-коммуняк, свирепо брызгающих слюной в описаниях современного света, и у…

Рассуждения внезапно, как это всегда бывает при телефонном звонке, прервал антикварного вида аппарат – качественный закос под «смольный» – подарок сослуживцев на 60 лет.

– Алло.

– Денис Анатольевич, Козырев беспокоит, выручай дорогой ты наш и, – тут Козырев выдержал паузу и добавил через усилие, – и любимый…

– А-а, это ты Илья Семеныч, я так и подумал что ты – долго жить будешь!

– Вот это правильная мысль! А как догадался-то?

– А что тут догадываться? В такое время, да на домашний… Чего надо-то?

– Анатолич… понимаешь, тут такое дело… Тарасов, нехороший человек в ночной рейс поставлен, а сам лыка не вяжет – сорвался зараза. Борька Киселенко сказал, что тоже выпимши, но я думаю он врет – хитрая рожа, чтоб сам понимаешь…

– А Чен?

– Чен в Твери.

– Копров?

– Слушай, Анатолич, ну его в качель этого Копрова – говна потом не оберешься. Будет днем и ночью зудеть. И женка у него задолбает звонивши… Ну, родимый… ммм?

– А фиг ли мне? Все равно не спится… сколько время-то?

– Десять двенадцатого, – по-армейски чеканил Козырев.

– Нормально, – зевнув, прикинул Анатолич.

– Так я к часу таксомотор пришлю? – заискивающе, но с победоносной улыбочкой протянул Семеныч.

– Чего до часу ждать – вызывай. Я готов.

– Вот спасибо, дорогой. Ты уж прости – некому. Все б такие как ты… За мной причитается. Слышишь?

– Да брось ты, Семеныч, ерундистика какая.

Анатолич бережно положил тяжелую латунную трубку и вышел из темной прихожей на кухонный дружелюбный свет. Поставил немытую чашку с ложкой внутри ближе к раковине – пусть дожидается. На кухне стало тепло и уютно. Все правильно.