Читать книгу Беларусь – Евразия. Пограничье России и Европы - Алексей Дзермант - Страница 6

После распада СССР большинство постсоветских государств вернулось к устойчивым архетипам своей политической культуры, зачастую, весьма архаичным: ханствам и эмиратам в Средней Азии, племенным княжествам в Прибалтике и Закавказье.

Это же можно сказать и о трех русских народах и их государственности. Россия и ее лидеры после очередной смуты вспомнили, наконец, что она является царством, империей, собирательницей земель.

Украина разрывается между практиками Запорожской Сечи и Дикого поля с постоянной чехардой из гетманов и черных рад.

Беларусь реализует модель не племенного, но имперского княжества, находящегося в персональной унии с мощным полюсом силы. Происходящее сегодня между нашими тремя странами я бы видел в том числе и через эту призму.

Княжество, Сечь и Царство – три глубинных политических архетипа Беларуси, Украины и России.

Интеграционный спор между РБ и РФ – это спор давних архетипов. Сознание человека великорусской политической культуры неизбежно будет стремиться к преодолению раздробленности и раскола, объединению всех его частей в одном государстве. Таков исторический опыт России.

Хуже всего если в России возьмут верх идеи объединения в одно государство по этнонациональному признаку, так называемого ирредента. Ирредента – это война. Попытки оторвать территории от Беларуси, Казахстана, да и Украины обернуться большой войной. Братоубийственной войной. Понятно, что словоохотливые интеллигенты националистического толка готовы разжечь её хоть завтра. Они не несут за свои слова никакой ответственности.

Откуда всё это пошло? Думаю, в современной России это, в основном, связано с наследием Солженицына. Именно он, по сути, является идеологом современного русского национализма, сформировал его основные постулаты, начиная от необходимости развала СССР, т. е. избавления от «нерусских» до создания русского национального государства с отрывом территорий от соседних республик.

Солженицын – русский националист-антисоветчик, но чистый западник по форме. Неудивительно, что культовую фигуру из него сделали именно на Западе, видимо, не без участия спецслужб. Он был нужен в качестве тарана против многонародной державы.

Ирредента, стремление к созданию русского этнонационального государства вместо союза народов похоронит Россию, ввергнув её в войны с последними союзниками и братьями. И это выгодно только тем, кто поддерживал Солженицына и его разрушительные идеи.

России нужно заниматься не ирредентизмом в ближнем окружении, а развитием себя, построением в рамках уже имеющейся территории социального государства, только это может стать привлекающим фактором для соседей, а не ирредента.

«Линия Солженицына», безусловно, в России довольна укоренена. Её истоки можно искать в публицистике Михаила Меньшикова, деятельности «Союза русского народа», стремлении белогвардейцев построить «единую и неделимую» в условиях распадающейся империи, когда это уже было невозможно и страну нужно было пересобирать по-другому. В среде эмиграции – это Иван Ильин и НТС.

Так уж получилось, что в поисках идентичности для «новой России» наблюдается возрождение подобных сомнительных идей и героизация крайне неоднозначных личностей, того же Солженицына, Ильина, Колчака. Этот процесс на самом деле сродни украинскому, где просто зашли гораздо дальше, вплоть до героизации Бандеры и Шухевича. Видимо, в какой-то степени, это закономерно, буржуазный строй требует формирования буржуазного национализма и соответствующего идеологического обоснования.

Но это не имеет ничего общего с традиционной империей и союзом народов, каковой только и может быть Россия. Западный национализм смертельно опасен для единства страны, отношений с союзниками. А именно он маячит за идеями Солженицына и его единомышленников. Просто эта националистическая волна добралась и до России, как ранее она захватила Украину. Но это глубоко родственные явления.

Для России это очень опасно. Эту грань между патриотизмом и воинствующим национализмом, как мы все видели на украинском примере, очень легко перейти. Ирредента – это архаика. Посмотрим на наших конкурентов. Какова структура англосаксонского мира? Это сетевое сообщество: есть военный центр (США, отчасти Британия), финансовый (Британия, отчасти США), есть доминионы – опорные точки в регионах (Канада, ЮАР, Австралия, Новая Зеландия).

Почему мы не можем устроить свою сетевую структуру? Или по сравнению с англосаксами мы находимся примерно в своём XVIII веке, когда США воевали за независимость от Британии, а теперь Украина воюет с Россией. В этом ничего хорошего. Это архаизация. Причём не только Украины, но и России. Беларуси это тоже напрямую касается, если не устоим и пойдём тем же путём.

Специфика современной белорусской национальной идентичности построена не на отталкивании от России, как это произошло в случае с Украиной, да и почти со всем постсоветским пространством, но на союзе с ней. А это было и есть пока чем-то исключительным и как раз это усиливает наше отличие от тех же украинцев, поляков, литовцев. По отношению к последним мы воспринимаемся как форпост или западный фронтир русско-евразийской цивилизации.

Но в то же самое время в белорусах нет стремления полностью раствориться в русском народе и российской государственности, что часто встречает непонимание в России, где стремление создать единое централизованное государство – часть глубокой исторической традиции. Как согласовать эти позиции и не допустить раскола? Нужно последовательно развивать союзную идентичность, которая в белорусском случае не противопоставляет белорусов россиянам, а в российском – не настаивает на растворении.

Это достаточно сложно, но без тонкой настройки, понимания этой сложности и работы с ней никакая интеграция в Евразии невозможна. В союзе Беларуси и России мы имеем уникальную лабораторию интеграции, поэтому к ней нужно относиться бережно и не сбрасывать со счетов, она может ещё очень сильно пригодиться.

При этом нужно понимать, Беларусь будет стремиться сохранить свою автономию и не допустить полного растворения в унии/союзе.

Что из этого получится – покажет время, но выход я бы видел за пределами этих национальных моделей. Осознание общей цивилизационной задачи могло бы и объединить в достаточной степени элиты наших стран, и сохранить необходимую степень автономии, как это мы видим на примере ЕС. Сформулировать и воплотить общую задачу – это и есть на самом деле главный вызов всей постсоветской интеграции.