Читать книгу Минотавр - Алексей Егоров - Страница 3

МИНОТАВР
Тесей

Оглавление

В нос резко ударил запах подгоревшего кофе. Пока я погружался в просмотр новостной ленты и записи на ее страничке, напиток выкипел. Писать посты в «ВК» уже стало дурной привычкой. Да и она постоянно об этом просит. Может, нужна некая терапия? Неделя без соцсетей. Нет, начинать нужно с дня; день без соцсетей. Без ленты новостей и бизнес-аккаунта в интернете. Но как? Уехать в глухую деревню, зарыть голову в песок, уйти на дно Марианской впадины?.. Рука машинально тянется в карман, чтобы включить, просто полистать, просто посмотреть. Половина информации бессмысленна. Вторая половина еще бессмысленнее первой. Но все сидят, все тыкают в экранчик, все проворачивают землю большим пальцем сверху вниз, сверху вниз. И глупо улыбаются, пересылая друг другу тупые посты и картинки.


Пенясь упрямой шапкой, кофе пролился на индукционную поверхность, издав шипящий звук. Все к одному!

– Ты обещал сводить меня в парк, – сказала она; голос у нее был печальный и плаксивый, как у обидевшегося ребенка, которому не купили конфет.

«Она на двадцать девять лет моложе меня, – подумал я, – Очередной прыжок в последний вагон…. А ведь молодым нужно всего больше: больше внимания, больше денег, больше секса, больше… больше… больше… И нечего скулить, сам полез в это ярмо!»

– Так и что там с парком? – настаивала она.

– На этой неделе у меня важная встреча, нужно подготовиться, – ответил я, пытаясь каким-то образом реанимировать кофе.

– Ой, подумаешь, событие года! О чем ты там с утра читаешь? Опять в дрянь очередную погружаешься? Между прочим, ты обещал написать что-нибудь в мой блог. Ты это сделал?

Она по-прежнему безвольно смотрела в потолок. Я укрыл ее колени теплым пледом и, допив кофе, погладил по голове.

– Сейчас мы поедем в парк, там осень. Очень красиво, тебе понравится, – сказал я.

– Так неожиданно пришла осень, – прошептала она, – но я-то знаю, что ты все придумал! На дворе середина лета, а ты опять торопишь события!

В последнее время она снова стала хоть что-то говорить: это радовало, хотя, по правде, она еле-еле скрипела, словно у нее сильно простужено горло.

– Мне хочется, чтобы именно сегодня для нас с тобой наступила осень. На один день. Это же так романтично! Я продолжаю, как и обещал, делать записи на твоей странице в ВК, – уверил я, – вот сегодня с утра кое-что написал. Хочешь – прочту?

– Валяй, – выдавила она.

– «Мы так и не прогулялись с тобой по сухому, прозрачному, еще теплому осеннему городу, – прочитал я. – Он, конечно же, ждал нас, его аллеи, его тропинки, его дома… Я бы бесконечно водила тебя по тем местам, где ты никогда не был. Там, где теряется время, где высотки медленно тают, открывая простор необъятного неба, где под ногами шуршит вечность брусчатки прошлых веков… Москва в таких местах будто сбрасывает с себя шкуру монстра, становясь спокойной и ласковой. Мы пойдем кормить уток и белок. Тебе точно понравится! Там даже кирпичи в заборе настолько старые, что просто начинаешь уважительно к ним относиться… Сейчас деревья пестрят там всевозможными цветами и оттенками… Это место, куда забредают только влюбленные. Они держатся за руки, дышат осенью, и ни одно мгновение не проходит мимо них. Ни один лист не упадет без их внимания, не одна секунда не будет прожита зря…».

– Зачем ты возишься со мной? – спросила она с трудом.

– Я обещал тебе все изменить, – ответил я, но потом уточнил: – Нет, не тебе, я себе обещал. Это и есть любовь, разве нет?

– Ты лжешь, – она задергала безвольной рукой и попыталась улыбнуться, но тут же заплакала.

– Ты всегда хотела от мужчин заботы, – я присел у ее ног на корточки и взял ее теплые пальчики в свои руки, – я хочу осуществить твою мечту. Слава богу, что есть кому возить тебя в коляске! Помнишь того дядьку в красной пижаме? Он почему-то переживал именно за это.

– Ты все придумываешь, Федор Путилин! Ночью ты кричал во сне. Скажи мне, ты вспоминаешь о своей бывшей? Все-таки двадцать лет прожили.

– Не говори ерунды. Ты здесь – и ты со мной. И это главное.

– Это потому, что я просто не могу встать и уйти от тебя, – она попыталась рассмеяться, – где вы на этот раз собираетесь со своими алкашами? – вздохнула она.

– Они мои друзья детства, – попытался оправдаться я, – и ты прекрасно знаешь, что я полечу в Омск. Я так делаю ежегодно, сколько можно это обсуждать?!

– То есть любимую свозить в парк у тебя времени нет, отделываешься короткой прозой на ее страничке в социальных сетях, а на своих алкашей из детства…

– Я прошу тебя не говорить так, – как можно спокойнее произнес я.

– Ой, можно подумать…


Я прибавил звук. По телевизору шли криминальные новости.


«…а теперь перейдем к самому ужасному происшествию минувшей недели, – говорила привлекательная ведущая, – в городе Омске найдена очередная жертва маньяка, которого местные журналисты прозвали Урфин. По данным следственного комитета, жертвами становятся и женщины, и мужчины разного возраста. Девушку двадцати лет на сей раз обнаружили в лесополосе на южной окраине города. Характерные признаки убийства заставляют утверждать, что это дело рук того же человека. Напомню: Урфином его прозвали за то, что он вырезает на щеке жертвы букву „У“, и у одной из жертв в кармане был найден игрушечный деревянный солдатик. Следствие по делу идет. Если кто-то обладает важными данными или готов поделиться информацией, прошу сообщить по указанным ниже телефонам следственного комитета по Омску и Омской области. Анонимность гарантирована».


Я побледнел и, обернувшись, просверлил свою девушку ледяным взглядом, отстраненно прошептав:

– У меня в Омске очень важная встреча с друзьями детства. Я очень надеюсь, что ты понимаешь это!

Нас было несколько пацанов. Настоящая банда!


Максим Гандельзальц: человек, разруливавший любые проблемы с помощью ведической философии. Андрей как-то сказал о нем: «Такое ощущение, что Макс влезает в мою башку и шурудит там».

Гандельзальц был умным мальчиком. Странно вообще, что он связался с нашей компанией. Его родителей накрывал пресловутый когнитивный диссонанс из-за общения с нами. Максим был искренен, с девочками особо не дружил, сторонился. «Если вам когда-нибудь захочется покоя, – любил говорить Макс, – исключите из своей жизни женщин. Запретите их себе как куриную шкурку: жирную, хрустящую, ароматную, натертую специями и чесноком. Такую вкусную, такую ядовито-холестериновую!». Андрюха Бражников считал его сумасшедшим. Особенно после того, как он еще в школе начал интересоваться радикальным исламом.

Серега Бриннер: кличка Литр. Это прозвище прилипло к нему после того, как он в свои пятнадцать на спор выпил литр разливного вина у той самой бочки, что стояла на углу. Спорил с взрослыми дядьками на флягу «Анапы». Выиграл. В тот вечер я впервые напился вусмерть – было настолько плохо, что содержимое желудка вместе с янтарным зельем выходило из меня даже через нос. Я стоял, согнувшись, у старого клена, меня тошнило… За горизонт заходило ласковое солнце с этикетки «чудного напитка», а я люто ненавидел и вино, и Литра, притащившего этот «выигрыш», и Анапу: заочно.

Андрей Бражников, он же Длинный. Звали его так, разумеется, из-за роста. Андрюху в округе боялись все, даже мы иногда побаивались. Он был крут на кулаках, легко ввязывался в драку. Смело бил парней гораздо старше себя. Девчонки сходили по нему с ума, а он дрался за них на пустыре за школой и водил в «свое место» в лесополосу.

Сашу Долгина мы звали Голова совсем не за ум, хотя он не был глупым или ограниченным. Он, человек с великолепным чувством юмора, очень рано начал лысеть. Собирался поступать в мореходку. Мне-то казалось, что моряком он уже родился: походка, осанка, юморок… Всегда улыбчив, всегда в хорошем настроении. Но на вечерах девчонки танцевали с ним скорее из жалости или по дружбе. Он не унывал, рассказывая невероятное количество выдуманных историй, и был душой компании.

Денис Фомчев, мой одноклассник. Долгое время сторонившийся компаний, он вдруг пошел в качалку. Вместе с растущими мышцами появлялся и авторитет. Собственную состоятельность пришлось однажды доказать: дать по зубам Витьку из десятого за то, что он передавал записку Юлечке. А Витек был серьезным пацаном, каратэ занимался: к нему просто подойти и заговорить-то было страшно…. По зубам Витьку он, конечно, не дал: не смог. Витька отлупил его, как грушу, и назвал «обработанным фруктом», после чего Фомчева стали звать Дыней. Однако Дыню после сей экзекуции зауважала вся школа.


Младший брат Головы – Юрзик. Производное от Юры и Мурзика (его пса, которого он постоянно таскал с собой). А младший брат Андрея – Култышка. Звали его Виталик, но он родился без мизинца. Был немного слащавым и похожим на девчонку; с нами не особо общался, побаивался. Но в обиду мы его не давали.

Моего брата звали Кекс. Однажды учитель иностранного по прозвищу Ондон Ондоныч спросил, готов ли он отвечать и сделано ли домашнее задание. Брат заявил, что не очень-то ему и нужен этот иняз. Ондоныч что-то ответил ему по-немецки. На перемене Женя Бауэр, здоровенный второгодник, долго и упорно переводил ответ педагога со словарем. К началу следующего урока он, вбегая в кабинет литературы, радостно провозгласил общественности перевод:

– «Ну ты и кекс!» – выкрикнул Женя и заржал.

Витя не любил это погоняло, но потом привык. Кстати, из-за него и меня стали звать Батоном. Тот же Ондоныч провозгласил это так: мол, если один брат хлебобулочный, то и второй должен, тем более что у меня после одного происшествия на левой щеке остались продольные коричневые полоски (года в четыре я упал на электрообогреватель и прожег щеку).

Гораздо позже, когда отец впервые сходил на родительское собрание вместо матери, он дал Ондонычу другое прозвище, моментально к нему прилипшее: из-за высокого роста, худобы и сутулости батя прозвал его Параграф.

Последним в нашей пацанской компании был Евгений Булгаков: его звали Децл. Джонни оказался самым низкорослым и щуплым на нашей улице, но самым задиристым и смелым, шустрым заводилой компании. Однажды он придумал схему, по которой один из нас подбегал к «джентльменам», так мы называли мужиков, которые гоношили на бутылку у продмага, и начинал откровенно приставать. Его целью было спровоцировать конфликт. Затем по сценарию из кустов подтягивался Длинный с Дыней. Они вставали треугольником, поочередно привлекая к себе внимание. Мужики начинали метаться между пацанами, теряя контроль за сеткой с воблой и пивом, стоявшей у них между ног. В сей сакраментальный момент Децл и подхватывал ее… Догнать Женьку было невозможно.

По традиции наша встреча всегда происходила раз в году в одном и том же месте. Это было омское северное кладбище. Без приглашения мы подтягивались в нашу аллею – за тот самый столик меж двух могил… Пацаны приносили с собой. Первую пили молча, потом начинался веселый галдеж: вспоминали непутевое детство и бандитскую юность.


Итак, мы росли в непростом районе серьезного сибирского города и учились выживать по-разному. А стали тем, кем стали, как позже пели наши земляки из группы «25:17»:

«Вечерами хрустят носы, как снег под ногами.

Родители помогут, поймут, простят.

Позвони домой маме, прекрати истерику!

Выпускники колледжей, лицеев,

Русская адаптация однажды в Америке…

Спортивный костюм, кепочка генгл, кулаки плюм-бум  все по уму

И без облома, жиган  лимон, на восьмерке, прибавь звука,

Толкни с горки, ружье в ломбард  тело не ищи в морге».


Я достал из морозилки бутылку, плеснул в стакан, взял смартфон и набрал указанный в сообщении номер. После долгих длинных гудков мне наконец ответил усталый мужской голос. Я выпил полстакана водки и, сжав губы, произнес в трубку:

– Мое имя Федор Путилин.

– И что? – глупо-сонно спросили меня.

– Я звоню вам по поводу репортажа.

– И что? – повторил человек

– Я знаю, кто убил эту девушку! Этих… девушек… и вообще всех этих людей!!

«В городе, где нет метро,

по утрам холодеет мое нутро.

По глазам быстро, мимо мелькают дни,

запомни меня молодым, запомни меня живым…»


Минотавр

Подняться наверх