Читать книгу Чингисхан. Тэмуджин. Рождение вождя - Алексей Гатапов - Страница 15
Книга первая
Часть вторая
IV
ОглавлениеВ тот день, когда отец уехал со своими нукерами, Хасар проснулся поздно; в ночь он со своими сверстниками ездил в курень генигесов и вернулся оттуда под утро.
Дымоход был прикрыт от мух и комаров, только маленькая щелочка оставалась с краю. В полутемной юрте никого уже не было, одна Тэмулун сонно посапывала в зыбке.
Быстро выхлебав чью-то недоеденную чашку холодной арсы, Хасар вышел из юрты. Солнце, поднявшись почти наполовину пути к зениту, прогревало воздух, обещая к полудню настоящую жару. У коновязи, понуро склонив голову, дремал саврасый мерин Бэлгутэя.
Ленясь идти за своим жеребцом, Хасар вынес из кожевенной юрты седло, две переметные сумы и оседлал саврасого. Он подумал еще и привязал к торокам аккуратно смотанный, тонкий волосяной аркан. Воровато оглянувшись по сторонам – не видит ли мать, – он проворно взобрался в седло и скорым шагом направил коня между юртами в северо-восточную сторону.
Вчерашним вечером он, втайне от мальчишек куреня, поставил плетенную из ивовых прутьев ловушку в омуте за Кривой излучиной. Все лучшие места вблизи от куреня давно были заняты. Перед этим Хасар несколько дней обдумывал про себя и, наконец, выбрал этот самый дальний из тех, которые он знал, омут: от людей подальше, значит, рыба там непуганая. Приманкой он положил жирное мясо молодого тарбагана, подстреленного и ошкуренного там же, неподалеку. На истекающие кровью жирные куски должны были позариться щуки, а может быть, и таймени. Для верности он произнес заклинание водных духов и проглотил раз за разом три сырых рыбьих глаза из дневного улова Хачиуна. Хотел съесть больше, но остановился на трех: духи не любят слишком жадных.
Из куреня он выехал по свежему следу, проложенному утром отцом и его нукерами. Не понукая коня, шедшего мелкой дорожной рысью, он долго всматривался в дальние сопки, виднеющиеся впереди, надеясь разглядеть там черные точки удаляющихся всадников. От напряжения или от встречного ветерка щипало в глазах. Хасар так и не увидел никого: отец уехал еще утром, а теперь был почти уже день.
«Они сейчас, наверно, уже вон за той лысой горой, – подумал он, вздохнув, глядя на торчащую на самом горизонте высокую сопку. – Теперь даже если и захочешь, наверно, уже не догонишь».
Взбодрив коня поводьями, Хасар разогнал его на крупную рысь.
Позади за холмами скрылся курень. Оставив отцовский след, Хасар повернул влево, поближе к прибрежным кустам. Из болотца в низине испуганно вспорхнули два чирка, полетели низко над землей.
«Дуры, – пренебрежительно подумал о них Хасар. – Не видят, что без лука еду».
Показались вчерашние старые ивы, окруженные густым высоким кустарником. За ними, под крутым берегом был омут, где поставлена его ловушка. Хасар внимательно огляделся вокруг. Никого не было видно. Он круто повернул лошадь к кустам.
Оставив саврасого в зарослях, пробрался к берегу. Волосяная веревка, привязанная к прибрежной коряге, нависшей над водой, была на месте. Присмотревшись к ней, Хасар ощутил едва заметное подрагивание.
«Попало!» – радостно вздрогнуло в груди.
Схватившись обеими руками за веревку, он потянул. Тугая тяжесть, свиснув на ней, держала ее там, в глубине. Напрягаясь всем телом, Хасар уперся ногами во влажный песок. Гутулы увязли почти по щиколотку, а веревка подалась всего лишь на две ладони. Побурев от натуги, Хасар набрал воздуха полную грудь, потянул изо всех сил и тут же отпустил.
«Одному не поднять, – он недоуменно смотрел на привязанный над водой конец веревки. – Что это туда попало, не корова же?»
Хасар был уверен, что зацепиться к чему-нибудь не могло. Вчера, когда ставил ловушку, он привез с собой ургу и прощупал все дно, оно было ровное. Ловушка была большая, длиной выше его роста, но он для пробы два раза вытаскивал его из воды – и без усилий.
Потоптавшись на месте, Хасар пошел к своему каурому, отвязал от тороков волосяной аркан и вернулся на берег, ведя коня за поводья. Отцепил конец веревки от коряги, связал с арканом и долго, старательно приплетал к конскому хвосту.
Успокаивающе потрепав саврасого за гриву, взял его за недоуздок и осторожно потянул, выбирая дорогу среди кустов. Конь дернул раз, другой и, недоуменно кося на него глазом, с натугой шагнул вперед. Аркан натянулся струной, и узел над водой медленно пополз к берегу. Мокрая волосяная веревка долго выбиралась из темной глубины, чертя по воде короткими рывками.
Хасар прошел вместе с конем шагов десять, когда на воде, наконец, показалась узкая горловина ловушки. Конь сделал еще два шага, и тут сзади вдруг резко и шумно заплескало, как будто по воде разом забила крыльями стая взлетающих гусей. Хасар, удивленно выпучив глаза, подбежал к наполовину вылезшей на берег ловушке. Внутри нее в белой пене бились темные туловища крупных рыбин. Хасар просунул руку в горловину и одну за другой выволок за жабры извивающихся тайменей. Он выхватил из прибрежного ила тяжелый округлый камень и, с широким размахом разбивая толстые тайменьи лбы, оттаскивал их от берега. Рыбин было пять, самая большая длиной почти сравнялась с ним самим.
Хасар вынул старательно отточенный вчерашним вечером свой нож и наскоро распотрошил рыбу. Над ним отчаянно кричали чайки, слетаясь со всех сторон. Снижаясь почти до верхушек кустов, они угрожающе требовали дани, оглушая его своими противными голосами. Не обращая на них внимания, Хасар разделывал туловища тайменей на части. Уложив коня на землю, прикрепил к торокам наполненные рыбьим мясом сумы. Сверху, поперек конского крупа, он положил пустую ловушку и крепко привязал веревками к седлу. Заставил коня встать и, еще раз оглядев поклажу, тронул его, ведя в поводу за собой.
Еще в кустах, не доходя до открытого места, Хасар услышал конский топот. Сквозь просветы в зарослях он увидел взрослых мужчин, проезжающих мимо верхами. Их было трое, ехали они с восточной стороны, в шагах двадцати от кустов. Все были при луках и колчанах.
«Охотники с озер возвращаются, – решил Хасар, успев рассмотреть полупустую переметную суму у крайнего. – Видно, не очень удачливые».
Обрадовавшись, что можно будет присоединиться к ним, послушать взрослые разговоры, заодно и свою добычу показать, он уже хотел выйти к ним навстречу, как тут же опомнился: так он свое рыбное место выдаст.
«Э, не-ет, – мысленно проговорил он и улыбнулся. – Я вам не такой глупец, чтобы свои места показывать».
Передумав, он завел коня в тень, прислушался. Всадники приближались. Укрытый за низко склонившейся ветвистой ивой, Хасар одной рукой осторожно отодвинул ветку, другую руку положил на морду саврасому, чтобы не заржал сдуру.
Всадники о чем-то возбужденно переговаривались между собой. Хасар замер, напрягая слух.
– Убить его надо было! – приглушенно вскрикивал ближний, с силой ударяя в воздух кулаком. – Какой случай упустили! Таргудай нам этого не простит.
– Говорить всегда легко, – сердито возражал ему другой всадник. – Убили бы мы его, а потом двадцать его нукеров нас на мелкие куски раскромсали бы?
– Не раскромсали бы, если бы по-умному сделали: из-за холма пустили бы три стрелы, а сами прочь по низинам. Пока они разбирались, что да откуда, мы уже далеко были бы.
– Чего же ты тогда не стрелял, – насмешливо смотрел на него третий, с краю. – Если это так легко делается?
– Ума не хватило, как и у вас, баранов с колчанами!
– Ладно, давайте думать, что мы Таргудаю скажем.
– Уж лучше ничего не скажем. Никого не видели, и все.
– Правильно, а то в новую опалу попадем.
– Он потом всю жизнь нас этим помыкать будет.
– Вы его знаете, если уж начнет, то все…
Всадники скрылись из виду, голоса их еще доносились некоторое время, удаляясь, пока не растворились в шуме листвы. Озадаченный Хасар долго стоял на месте, туго обдумывая услышанное.
«Кого они хотели убить? – он вопрошающим взглядом уставился на саврасого. – Разве тут есть враги?… Татары, меркиты далеко, значит, они своего хотели убить? и что это за люди? Видно, что не нашего куреня, чужие…»
Хасар вспомнил лицо ближнего – одутловатое, с толстыми, темными веками, – и вдруг оно показалось ему знакомым. И голос его, сухой, трескучий, он тоже будто когда-то слышал.
«Где же я его видел? – он сжал от нетерпения кулаки и изо всех сил напряг память, с надеждой перебирая в уме давние, полузабытые случаи. – У кого, в каком курене?»
Вот-вот, казалось, в голове что-то откроется и он увидит, что и где было. Но вместо этого лицо того человека в памяти стало понемногу размываться, ускользая, уходя куда-то в сторону, и Хасар теперь уже не был уверен, видел ли его когда-нибудь.
«Показалось, – наконец, решил он и рассердился на себя: – Стою здесь, как тронутый умом, раздумываю, а рыба портится. Лучше расскажу брату Тэмуджину, он и решит к чему все это».
Домой Хасар приехал понурый. Мать Оэлун, увидев рыбу, ахнула.
– Сколько рыбы! Одну я сейчас же сварю в котле, на всех вас хватит, а остальные сейчас же иди и раздай по айлам, а то протухнут, – говорила она, сильными руками выбирая тяжелое тайменье туловище. – Дядю Бури Бухэ не забудь, говорят, его до сих пор от вида мяса тошнит. Хачиун, Бэлгутэй, помогите ему отнести.
– А где брат Тэмуджин? – спросил Хасар.
– В курень генигесов уехал.
– Зачем?
– Отец приказал ему съездить за топорами к их кузнецу.
– А когда вернется?
– Должно быть, к вечеру.
Бури Бухэ, только сегодня отошедший от беспробудного пьянства в честь праздника, страдал с похмелья.
– А, Хасар… – голый по пояс, он лежал на крепких, гладких досках китайской кровати у правой стены, беспорядочно увешанной разным оружием. Искоса глядя на него, он хмуро спросил: – Ты чего пришел?
Измученный взгляд его опухшего, почерневшего лица застыл в тяжелом безразличии.
– Проведать вас, – Хасар восхищенно уставился на огромные, будто из камня высеченные мышцы на руках и плечах дяди. – А вы что, дядя Бури, заболели?
– Да, вот, заболел, – тяжело проворчал Бури Бухэ и перевел тоскливый взгляд на потолок. – Сильно я заболел, Хасар.
– А я вам рыбу принес.
– Рыбу? – голос дяди дрогнул и чуть оживился. – Какую рыбу?
– Тайменей сегодня поймал.
– Тайменей? А где же они? – на измученном лице Бури Бухэ выступила недоверчивая улыбка. – А?
– Хачиун с Бэлгутэем за дверью держат.
– Что же ты молчал! – обрадовался дядя. – Какой молодец! Зови их сюда, нет, погоди… Эй!!! – вдруг раненым зверем заревел он в дымоход.
Оглушенный криком Хасар испуганно смотрел на него:
– Что, дядя, вам больно стало?
– Нет, – ожившим голосом сказал Бури Бухэ. – Наоборот, теперь-то уж я выживу. Рыбий суп меня всегда спасает… Да где она там ползает!
В дверь вошла жена Бури Бухэ, такая же толстая, мощная баба с широкими плечами, тетушка Балбархай. Неприязненно оглядев мужа, низким, мужским голосом сказала:
– А-а, Хасар пришел? Что он, живой еще?
– А ты хотела, чтобы мертвый был? – подал голос Бури Бухэ. – Племянник мне рыбу принес, а ты в какую бездну провалилась? Давай мне побыстрее уху, а не то возьму вот эту палицу, – он показал на длинную, толстую дубину с железной колотушкой на конце, висевшую на стене, – и снесу твою круглую голову как болотную кочку.
– Человек, не знающий стыда, – покачала головой тетушка Балбархай. – Хоть племянника постеснялся бы. К нему гость пришел, а он лежит на китайской кровати вверх животом и ругается последними словами.
Но скоро она взяла туесок с солью, прихватила деревянный черпак и вышла из юрты.
– Правду сказала безумная, не годится лежать, когда пришел в гости племянник, – Бури Бухэ тяжело приподнялся на кровати, сел, скрестив ноги. – Достань-ка мне вон тот медный кувшин на полке. Ты будешь пить архи?
– Нет, я еще не пью.
– Правильно делаешь, еще успеешь настрадаться. Я в твои годы совсем не пил, веришь? – Бури Бухэ налил в широкую бронзовую чашу до краев и осушил большими гулкими глотками, замотал головой. – Говорят, пить архи людей научили восточные боги.
– А зачем?
– Чтобы напивались и, опьянев, ссорились, дрались и убивали друг друга… А-а, – прислушался он к чему-то. – Ф-фу, кажется, немного полегчало. Ну, расскажи мне, где тайменей поймал.
– Я никому не показываю свои места, но вам, дядя Бури, я расскажу. Ведь вы никому не скажете?
– Ты что, меня не знаешь? – округлил глаза Бури Бухэ. – Пусть Ясал Сагаан Тэнгэри пронижет небесной стрелой, если проболтаюсь. Чтобы я чужие тайны разбалтывал? Никогда!..
– За Кривой излучиной.
– Что за Кривой излучиной?
– Тайменей там поймал.
– А-а, – тяжело вздыхал дядя. – А почему так далеко?
– Ближе таких не поймаешь, – Хасар развел руки в стороны. – Вот такие.
– Такие? – Бури Бухэ недоверчиво улыбнулся. – А ты не врешь?
– Про добычу врать грех.
– Верно говоришь. А сколько таких рыбин ты поймал?
– Добычу нельзя считать.
– Тоже правильно, – Бури Бухэ налил еще, выпил и облегченно выдохнул. – Теперь-то уж я встану на ноги. Котел горячего рыбьего супа выпью, посплю сутки, и похмелье как ветром сдует.
Полог в дверях приоткрылся, показалась голова Хачиуна.
– Ну, мы пойдем? – просительно обратился он к Хасару.
– Идите, кто вас держит, – досадливо отмахнулся тот. – Коня этого расседлайте и отпустите.
Голова Хачиуна исчезла.
– Ну, что нового на восточной стороне? – уже веселым голосом расспрашивал Бури Бухэ, блестя хмелеющими глазами. – Рассказывай.
Хасар вспомнил о незнакомых всадниках.
– Дядя Бури, вы не поверите, что я там сегодня услышал.
– А что?
– Я стоял в кустах и мимо меня проехали трое. И один из них говорит двоим другим, мол, зря мы его не убили, надо было застрелить.
– Кого застрелить? – Бури Бухэ повернулся к нему всем туловищем и удивленно выпучил красные глаза.
– Не знаю.
– А ты не врешь?
– Нет, дядя Бури, не вру.
– Ну, а дальше что было?
– Другой ему отвечает: если бы мы убили, то двадцать его нукеров нас самих на мелкие куски раскромсали бы. А этот говорит, что нет, мол, не раскромсали бы, мы бы убежали. А третий кричит, а чего же ты сам не стрелял?… Дальше они стали ругаться. А потом стали говорить о том, что…
– Двадцать нукеров, он сказал? – Бури Бухэ с треском почесал жесткие, как конская грива, распущенные волосы на затылке и задумался.
– Да, двадцать.
– Кто это из наших держит двадцать нукеров? – нахмурив брови, он стал по одному загибать свои толстые, по-медвежьи короткие пальцы. – У Даритая больше тридцати, у Алтана пятьдесят, у меня шестьдесят, у твоего отца целая сотня. Значит, они про кого-то другого говорили. Может быть, про сонидов? Или про генигесов, не слышал?
– Не знаю, – Хасар недоуменно пожал плечами. – Они не говорили про это.
– Да и там нет такого, кто имеет всего двадцать нукеров. А это не хамниганы были, а? – осененный догадкой, Бури Бухэ быстро посмотрел на племянника.
– Нет, все трое по-нашему говорили.
– Я знаю одного хамнигана, здесь недалеко, в Хэнтэйских горах живет. Вот у него около двадцати нукеров в стойбище, пожалуй, и наберется. Наверно, это его хотели убить.
– А один из них еще сказал, – вспомнил Хасар, – что Таргудай нам не простит за то, что не убили.
– Таргудай? – еще больше расширились глаза у Бури Бухэ. – Так и сказал?
– Да.
– Так вот оно что, оказывается, ха-ха-ха… – он звучно хлопнул себя по бедрам. – Так это, оказывается, Таргудай послал своих нукеров убить хамниганского вождя. А я-то думаю, и так и этак гадаю, что это за напасть у нас опять появилась… Подожди, а чем же тот ему насолил?
– Но ведь это нечестно, правда?
– Что нечестно?
– Людей вместо себя посылать.
– Правильно говоришь… – утвердительно тряхнул головой Бури Бухэ. – Но Таргудай всегда был таким. Он с детства, говорят, такой. Все норовит исподтишка сделать да чужими руками. Съест и никому не скажет…
– А одного из этих людей я как будто где-то уже видел, – сказал Хасар, вновь припоминая одутловатое лицо одного из всадников. – Лицо его будто знакомое.
– Какое лицо? – Бури Бухэ отрешенно смотрел перед собой, занятый своими мыслями.
– Не могу вспомнить, будто я видел его когда-то давно.
– Может и видел, – подтвердил Бури Бухэ, сосредоточенно глядя в пустой очаг. – Два глаза и один нос каждый имеет.
* * *
Перед закатом солнца мальчишки с западного края куреня, накупавшись в Ононе, полеживали на теплом песке. Вокруг Хасара скучились такие же, как он, озорники. Он начал рассказывать об увиденном на рыбной ловле:
– Сегодня тайчиутский Таргудай-нойон хотел убить хамниганского вождя и не смог…
– Откуда ты знаешь? – встрепенулись разом, недоверчиво покосившись на него, друзья и посмотрели друг на друга. – А мы почему ничего не слышали?
– Знаю, раз говорю! – оборвал их Хасар. – Сегодня утром он послал к хамнигану троих людей, чтобы убили его, а те побоялись стрелять: у того оказалось двадцать нукеров.
– Как это людей послал? – возмутились ребята. – Мужчина, если хочет убить другого мужчину, должен приехать к нему сам и честно вызвать на поединок.
– Мужчина не может посылать кого-то вместо себя.
– Оказывается, трус этот Таргудай.
– А сам-то какой важный стоит перед людьми, видели его на прошлогоднем тайлгане?
– И нукеры его, видно, никчемные людишки.
– Если взялись, то чего же отступать.
– Один из них сказал, – рассказывал Хасар, – давайте, не будем говорить Таргудаю, что видели хамнигана. Лучше скажем, говорит, что не нашли его, а то он потом нам житья не даст.
– Ха-ха-ха, – неокрепшими еще голосами расхохотались ребята, задирая темные лица к небу и поблескивая острыми рядами белых зубов. – Житья не даст?
– Другой говорит, – довольный, что рассмешил друзей, улыбался Хасар, – верно, говорит, Таргудай нас потом всю жизнь попрекать будет.
– Хо-хо-хо-хо, – валились на спины ребята, держась за животы.
– Всю жизнь попрекать будет?…
– Бедные нукеры…
– Как никудышные бабы перед драчливым мужем.
– Ха-ха-ха…
– А ты где все это слышал, Хасар? – спросил Бату, сын отцовского нукера.
– Утром на рыбалке мимо меня они проехали. Я за кустом спрятался.
– А где это?
– Ты какой хитрый! – усмехнулся Хасар. – Место мое хочешь узнать?…
В это время со стороны куреня еле слышно донесся мальчишеский крик.
– Э-эй! – на бугре отчаянно махал руками худенький мальчишка лет семи и, прикладывая ладони ко рту, тонко кричал: – Э-э-эй, слышите?!
– Что случилось? – ребята вскочили со своих мест. – Кто это?
– Это Хулгана, нашего десятника сын.
– Чего надо?! – крикнул Хасар, напрягая голос.
– Идите все в курень! – срывающимся голосом кричал паренек. – Всех зовут в курень!
– Что случилось?!
– …коней!..
Дунувший с востока ветерок отнес его слова в сторону.
– Что?!
– Идите скорее, зовут! – махнул тот рукой и, повернувшись, рысью пустился обратно.
– Надо идти! – Хасар схватил свои штаны с песка и, прыгая на одной ноге, торопливо стал одеваться. – Шевелитесь быстрее, зря не стали бы звать.
На ходу завязывая веревки на штанах, он первым зашагал к куреню. За ним, забыв о недавнем веселье и встревоженно глядя вперед, один за другим поспевали другие.