Читать книгу Не мой типаж - Алексей Иванович Левин - Страница 2

И все, забыть эту грязь, забыть постылую мерзость, от которой стынут коленки. Он примерз к распахнутой двери, стоя в больших дедовых валенках и своих детских шортиках, не в силах перекрыть неиссякаемый поток лютого и колкого мороза, крапинок-снежинок, оставляющих на его коже мириады микроскопических порезов. Леша катился обратно в Екатеринбург, перекрыв голову музыкой, стучась виском о равнодушное, публичное окно с запахом столовки и булочек по три рубля, надеясь никогда сюда не вернуться, и не найти себя старого, оскверненного, презираемого, нечистого в многочисленных ямах и рытвинах этого города.

Дома его привычно встречал сосед, физкультурник, две полосы адидаса и задорный полубокс на затылке. С физкультурником у них были панельные отношения. Под панельными подразумевалось, что они вежливо терпели друг друга и просили о помощи, когда к горлу припирала необходимость, но в тайне ненавидели любые проявления физической активности соседа. Разбросанные по полу вещи, следы зубной пасты на раковине. Рубашку, висящую на спинке стула.

Леша закинул сумку под кровать и устало растянулся на матрасе. Как же хотелось напиться. И не так, как с Электроником. Напиться окончательно, бесповоротно, до такой степени, до какой не пьют даже рыбы, всплывающие кверху желтоватым брюхом. Напиться и подохнуть у вонючего унитаза, в луже собственной кровавой рвоты.

– Э, к тебе приходили тут. – Вдруг вырвал его из мучительных мечтаний физкультурник. Леша приоткрыл один глаз. Сосед протягивал ему толстую тетрадь. – Просили передать.

– Что там? – Ему пришлось встать, чтобы взять посылку. Физкультурник пожал плечами. От перемалываемых пельменей в тарелке его загорелые скулы ходили ходуном.

– Хз.

Леша вздохнул. Пролистал страницы. Это Вера, он сейчас вспомнил. Принесла ему тетрадь с семинаров. Ведь завтра семинар по психоанализу. В его жизни есть что-то еще, кроме постоянных унижений и прошлого. Учеба, застывшая над головой с занесенным ремнем. Еще пару часов, и бляшка больно ударит его по щекам. Семинар. Лекция. Домашнее задание. Как же все жжется…

– Слушай, Вить, – Леша сунул тетрадь под подушку, – давай напьемся, а?

Желваки остановили свой бесперебойный ход. Физкультурник ошалело обернулся к нему, явно пораженный такому предложению.

– Че, че-то случилось у тебя? – Наконец, зашевелились в его голове мысли. – Проблемы какие-то?

– Никаких проблем. – Улыбнулся Леша. – Просто так. Я могу угостить, если денег нету. Что ты любишь? Пиво? Водку?

– Вообще я пиво уважаю, но сейчас, Лех, не могу, у меня завтра нормативы и соревнования по легкой атлетике. Не хочется все про*бать с похмелья.

– Понятно… – Леша поднялся. – Ладно, тогда в другой раз. Пойду до киоска схожу.

Он спустился в магазин через дорогу. Подумал, что ну к черту всю эту диету и правила. Если и не пить, то курить-то можно хотя бы. Что ему, теперь всю жизнь, что ли, без вредных привычек проводить? Он ведь, все-таки, будущий врач. Как ему налаживать отношения с коллегами, если не в общей курилке?

Он долго стоял перед прилавком с крепкими напитками, но потом все же отвернулся. В другой раз, так в другой раз. Отложим свою бесславную смерть. Наверняка подвернется повод и получше этого.

Держа в руках булку еще теплого хлеба, он сразу промаршевал на этаж выше, в курилку. Присел на подоконник, открыл окно. Щелкнул зажигалкой. В этот момент завибрировал телефон. Леша взглянул на экран мобильного и тут же закашлялся. На экране было сообщение от Электроника:

– «Ты че уехал уже?»

– Вот же паскуда. – Вполголоса пробормотал Леша, затягиваясь. Потом, дернув щекой, все же ответил:

– «Да. У меня учеба с завтра».

– «Жалко. Думал еще раз позвать тебя сегодня».

Леша решил не отвечать. Но при воспоминаниях о прошедшей ночи все внутри начало свербеть и ныть. Он вышел на балкон в надежде, что его отпустят эти скомканные, зловонные мысли. В этот момент мобильный провибрировал снова:

– «Ты отличная давалка. Встретимся еще разок?»

– Слушай, я не хочу принимать участия в твоем кризисе среднего возраста. – Рявкнул в трубку Леша, как только Электроник ответил. – Иди сними себе шлюху, давалку, п*дора, кого тебе там хочется. Отъ*бись от меня, понял?

Но телефон опять завибрировал после того, как он нажал на кнопку завершения вызова. Леша открыл сообщение и сразу бросил телефон на пол, выругавшись. На экране застыла фотография члена Электроника. После была подпись: «На хоть, подрочишь, когда скучно станет».

– Тварь, вот же тварь!.. – Леша почти бегом вышел из курилки. Но потом ему пришлось вернуться, чтобы забрать оставленный хлеб и соскрести телефон с линолеума. – Чокнутый маразматик.

Однако когда под утро бессонница довела его до исступления, он все же открыл это злополучное сообщение. Трясясь на ноющих пружинах от оргазмического припадка, Леша жевал про себя проклятья, уставившись на имя контакта в строке отправителя. Он ненавидел его и себя. Ненавидел всю свою проклятую жизнь.

На семинаре на следующий день он, конечно, появился. Энергичный препод скакал перед аудиторией, выхватывая ответы от студентов, работавших на зачетку. У него была такая система: любая активная деятельность на занятии поощряется баллом. Тот, кто соберет больше пряников, будет избавлен от кнута на экзамене, получит счастливый автомат. У Леши от подобной активности зубы сводило, но деваться было некуда, перед глазами лежала раскрытая тетрадь.

– Ну так и в чем же принципиальное отличие юнгианского подхода к рассмотрению личности? – Вопрошал седовласый профессор, сам немного похожий на состарившегося Юнга. – В чем, заклинаю я вас? Кто ответит?

Все усердно шелестели листами, ища подходящий ответ на вопрос. У Леши заколотилось сердце, когда он увидел подчеркнутую фразу в конспекте, начинавшуюся с волшебной формулы: «Принципиальное отличие юнгианского подхода состоит в…».

– Борисов! Давай, отличись.

Все мгновенно обернулись к нему. Леша прочистил горло, наваливаясь на парту. Промямлил что-то о личностном самораскрытии и отказе единичной личности от серой массы. Профессор напротив кивал.

– Так, развивай мысль дальше… А в чем схожий подход с фрейдистской школой?

Такого ответа в тетради не было. Леша запустил пятерню в волосы, стараясь вспомнить, в чем состоял фрейдистский подход.

– Да в том, что они пили вместе в кабаке с Зигмундом. – Раздался неожиданно веселый голос с другого конца аудитории. Профессор вскинул косматую голову, стараясь близорукими глазами рассмотреть говорящего.

– А-а-а, товарищ Зубов!.. Чего-то Вы сегодня так далеко отсели?

– Да я, Сергей Иннокентиевич, перебрал вчера малость, боялся, сдует Вас перегаром.

Все дружно рассмеялись. Леша тоже повернулся, чтобы посмотреть на чистосердечного храбреца.

– Ну, быть может Вы соединитесь бессознательным с опытом хмельных дружков, как Вы говорите, и перечислите мне тогда сходства юнгианства и фрейдизма?

– Бессознательное у них было, но разное. – Прокашлявшись, сказал Зубов. – У Фрейда просто психическое бессознательное, которое исходит на основании инцестных переживаний в детстве. А у Юнга разные виды бессознательного: личное, сверхличное. И такого значения сексуальным мотивам, которое было у Фрейда, он не придавал. Считал, что личность включена в коллективное бессознательное, и только совсем чуть-чуть работает сама на то, чтобы противостоять массе… Вот, как-то так.

– Эх, Зубов, блестящий Вы ум!.. – Профессор зашел за кафедру, чтобы отметить выступающих. – И чего Вас на мертвечину-то тащит? Такую бы карьеру в психотерапии сделали… – Он помолчал. В коридоре раздался звонок. – Ну, ладно. Спасибо всем за участие. Баллы я выставлю у себя в профиле, вечером посмотрите, кто отличится. По следующей теме больше читайте Маслоу и Роджерса. Давайте, до свидания.

И он быстрым шагом удалился. Сидевшие в аудитории тоже стали неторопливо собираться и выходить в коридор. У Леши опять завибрировал телефон. На этот раз ничего криминального: Вера спрашивала, как прошел семинар. Отвечая на сообщение, он немного замешкался.

– Правда пил, что ли, вчера? – Раздалось со спины.

– Как не выпить в воскресенье. Понедельник – день тяжелый, надо морально подготовиться. – Мимо с самого конца аудитории спускался знаток фрейдизма и рядом с ним пара девушек. – Когда там эта вся движуха у вас?

– Да на обеде. Стас, пожалуйста, давай сейчас порепетируем, я вообще себя неуверенно чувствую!..

Леша поднял глаза от экрана. Темноволосый парень снимал с плеча гитару, усаживаясь на стол преподавателя.

– Ох, Светка, должна же ты мне будешь!.. Мне на вторую пару на другой конец города чесать, а я тут с вами.

Он улыбнулся, подкручивая колок. Взял пару аккордов. Две девушки выстроились по обе стороны от него.

– Чего не поете-то?

– А уже надо?

Все вместе они рассмеялись. Леша усмехнулся иронии: у этого Зубова полный рот был острых зубов, как у звереныша. Выбритые виски. Как на фотографиях гитлерюгенда. Гитарист тряхнул грифом и кивнул. Девушки послушно запели.

Леша постарался тихо выйти из аудитории, чтобы не мешать их репетиции. Сегодня в главном корпусе все готовились к проведению ежегодной спартакиады. Наверное, девушки должны были выступать на открытии. А этот парень, естественно, играть им. Хорошо, наверное, владеть музыкальным инструментом. У него в жизни столько скуки, по крайней мере, можно было бы заставить ее звучать переливами и мелодиями, извлекаемыми собственными руками. Пусть и ломанными, но тем не менее…

В коридоре он неторопливо шел к следующей аудитории. Особо никуда не торопился – апатия уже давно стала его привычной попутчицей: она забегала далеко вперед, оборачивалась через плечо, устало ожидала, когда он подойдет. Затем брала за руку, целовала в губы, отравляя их своим пресным запахом, и снова сбегала вперед. А Леша все шел и шел за ней, не зная, как сменить свой маршрут.

Кто-то больно ударил его по плечу.

– О, сорян. – Оглянулся на него проходящий мимо Зубов. Он поднимал гриф, которым только что ткнул Лешу. – Как ранение? Серьезное? Кости целы?

Леша не сразу понял, что нужно отвечать на такие вопросы. Увидев его растерянность, Зубов рассмеялся, оскалив свои клыки, и продолжил быстро идти вслед за девушками. Как бы и ему хотелось быть таким уверенным в себе. Может, стоит посмотреть, как они будут выступать сегодня в главном корпусе?

На обеде он действительно отправился в главный корпус. Есть особенно не хотелось, в горле и так стояло плотное чувство горькой тошноты – можно было сказать, что он вдоволь наелся своих мыслей, так что обед можно было легко пропустить. На улице было пасмурно, поэтому открытие спартакиады решили проводить в холле здания.

– И с торжественной песней «Gaudeamus igitur» перед нами выступит квинтет девушек! Поприветствуем! – Слишком громко сказала в микрофон организатор мероприятия. Слушатели, которые были в основном представлены самими участниками и преподавателями, поддержали выступающих аплодисментами. Леша прислонился плечом к одной из колонн в центральном холле, смотря на выходящего Зубова. Тот лихо накинул на плечо ремень гитары, дал первые аккорды. Выступающие девушки запели академический гимн.

Учебные недели стали перерастать в месяцы, месяцы – в семестры, а те – в учебные полугодия. После получения диплома Леша получил прямое направление в городскую психиатрическую больницу №11 – он уже проходил там практику в качестве интерна, и теперь его очень ждали в остром отделении психозов. Текучка кадров там была сумасшедшая – острое отделение выбивало зубы многим молодым врачам буквально в первые полгода работы.

– Девушка, простите, мне нужен… – Леша пробежал глазами по листку. Остановился, перечитал инициалы еще раз. – Покровский… Цезарь Петрович?

– А, поняла, Вы новый врач, верно? – Медсестра в белом халате улыбнулась. Леша кивнул.

– Да, это я. Борисов Алексей Иванович.

– Давайте Ваши документы. – Она взяла папку, стала что-то заполнять.

– У меня на практике руководителем была Галина Семеновна Шульц. Я думал, я с ней дальше продолжу работать. – Немного растерянно заметил Леша, оглядев светлый и просторный кабинет.

– Галина Семеновна на пенсию с этого года ушла. Но Цезарь Петрович тоже очень хороший врач, опытный. – Девушка снова широко улыбнулась. – Хорошо, что Вы к нам пришли. У нас врачей мало совсем осталось, нагрузка такая, что приходится до ночи сидеть с документами. А так разгрузите.

В интернатуре Леша проходил стажировку в отделении неврозов. Но на момент выпуска оказалось, что штат в отделении неврозов заполнен, а в остром, как всегда, не хватает рук. О Галине Семеновне у него остались хорошие воспоминания – эта уже немолодая женщина в свое время научила его разговаривать с депрессивными пациентами, определять, в какой момент требуется коррекция выбранного лекарственного курса, да и вообще дала понять, каково это – работать в психиатрической больнице.

Теперь же он направился вместе с санитаром к зарешеченным дверям острого отделения. Об этом месте на кафедре психиатрии ходили настоящие легенды – едкие профессоры нередко рассказывали байки о сомнамбулических больных, о пацанах из интернатов, любящих совместную дрочку во время отбоя, о том, как некоторые умудряются сбегать буквально через форточку. Леша лично никогда не был в остром отделении, но примерно знал, что режим здесь более строгий, нежели в отделении неврозов.

– Значит, с собой никаких колющих-режущих, ручки тоже оставляйте в кабинете. – Буднично ворчал рослый санитар, проходя мимо женщин в пестрых халатах. – Цезарь Петрович должен быть у себя, но, если кабинет закрыт – значит, ушел на обход.

Они добрались до конца коридора, поднялись на этаж выше. Дверь с табличкой заведующего отделением была приоткрыта.

– А, Алексей Иванович! – Вскинул руку рябой старик в белом халате. – Опаздываете, голубчик!

– И-извините. Много времени оформление заняло. – Леша нахмурился, переживая, что так с ходу сразу испортил мнение о себе. Но заведующий уже выходил из кабинета, поэтому новому врачу пришлось мгновенно последовать за ним.

– Хорошо, что явились, тут у нас с самого утра дом вверх дном. – Не оборачиваясь, маршировал Цезарь Петрович. Они прошли через рекреацию, в которой сидело в гомоне несколько женщин, и оказались в одной из палат.

– *банные суки! Пустите! Выпотрошу!

Два санитара привязывали к кровати девушку. Первое, что особенно бросилось Леше в глаза, были ее длинные, густые, спутанные волосы. Они разметались по подушке, словно гигантские водоросли. Увидев подходящих врачей, девушка на мгновение затихла. Толстые губы растянулись в улыбке.

– Цезарь Петрович. – Руки и ноги у нее были привязаны к кровати, но это не помешало ей сделать змеиное движение телом. Полы халата раскинулись. На ней была короткая ночная рубашка, под которой совершенно не было нижнего белья. – Доброго утречка.

– Ну что ж ты, Света, с утра пораньше-то, а? – Подмигнул ей старик-психиатр. Один из санитаров поправил на ней одежду, на что та мгновенно оскалила зубы и дернулась, стремясь напасть. – Неужто плохо спалось?

– Хорошо спалось, отлично спалось. – Залебезила она. Тут ее взгляд переместился с лица старика на Лешу. – Цезарь Петрович, что ж Вы нас не представите?

– Это врач новый, лечить тебя будет. – Цезарь Петрович взял карту в руки. – Алексей Иванович. Ты уж будь умницей, веди себя хорошо. Нам новых врачей ох, как не хватает. Не обижай его, ладно?

– Новый врач? – Пациентка напряглась. Затем откинула голову и захохотала.

– Обоссалась, стерва. – Бросил раздраженно санитар. – Нина Анатольевна! Смену белья надо!

– Я уже вся мокрая, берите меня скорее! – Закричала девушка, мотая головой из стороны в сторону. – Вяжите меня, мучьте меня!

– Да уж, повысим дозу до 20. – Распорядился Цезарь Петрович, когда к ним одновременно подскочили санитарка со свежим бельем и медсестра. – Кто на ночной смене был? Не ушли еще? Пусть ко мне зайдут.

– Значит, держите, Алексей Иванович, историю болезни, читайте, как время будет в кабинете. – Психиатр, выходя из палаты, передал Леше папку. – У Светы вроде все на поправку даже шло, и вдруг сегодня с утра самого опять регресс. Надо разобраться.

Затем они подошли в другую палату, в которой очень раздраженная, огромных размеров старуха умудрилась забраться на кровать и стояла так, обороняясь от медперсонала мокрым полотенцем. Другие пациентки хохотали, глядя на нее.

– Это все из-за Вас, из-за Вас, Цезарь Петрович! – Увидев психиатра возле дверей, загремела старуха. – Я же говорила Вам, не надо переводить меня на другое. Пила столько времени и пила бы дальше!..

– Что случилось, Варвара Викторовна? – Встав рядом с санитарами, спросил мягко психиатр. – Чем я снискал такое особое к себе отношение? Потрудитесь объяснить.

– Новое лекарство! – Хлестанув в пустоту, снова закричала пациентка. – Невмоготу уже мне стало, Цезарь Петрович, миленький! Ну, прямо чувствую, как бесы под кожей шарят. Елозят там, ползают, грызут друг друга!.. От прежнего не было такого! Верните прежнее!

– Варвара Викторовна, да я бы и с радостью. – Старик поправил очки. – Да ведь признали уже, что у Вас привыкание к этому лекарству. Дозу увеличивать не имеет смысла. Нужно переходить на новое. Оно импортное, с ним мы всех Ваших бесов вмиг изгоним.

Старуха снова замахала полотенцем.

––Не надо мне ничего американского! Это от них и идут все бесы! Я требую, чтобы меня лечили православными лекарствами. А лучше вообще верните мне мою святую воду, я буду ей лечиться, я пить ее буду, натираться. Святая вода всех изгонит!

– Варвара Викторовна, душа моя. – Цезарь Петрович сделал еще пару шагов к кровати. – Давайте с Вами договоримся? Сейчас Вы спуститесь, полотенце отдадите нашей Нине Анатольевне. Ведь тяжелое же, мокрое, а Вы такие тяжести поднимаете… А я договорюсь, чтобы сегодня после обеда Вас санитары в часовенку проводили.

– Меня? В часовенку? – Ахнула старуха. – Сегодня?

– Ровно после обеда и до сонного часа. – Психиатр кивнул. – Попьете там святой воды, помолитесь. Бесы Ваши немного угомонятся. А потом после сонного часа мы с Вами еще раз Ваше лечение и обсудим. – Он помолчал. – Ну, как Вам такая идея?

Леша поразился тому, как быстро подействовали слова старика-психиатра на женщину. Она кивнула, опустила руку с полотенцем. Санитары помогли ей спуститься и сесть на всклоченную кровать. Старуха перекрестилась, а потом закрыла глаза, откинув немного назад голову, и стала шепотом молиться.

– Тоже любопытный случай. – Вполголоса сказал старик-психиатр, когда они вышли из палаты. – Поступила к нам еще два года назад, был бред проникновения, плюс идеи богоизбранности. Считала себя то ли медиумом, то ли ведьмой. Говорила, что во время одного из сеансов изгнания бесов из какого-то ребенка порезалась, и через этот порез все черти перебрались с него на нее. Лекарственная терапия почти никакого толку не дает.

Они прошли к противоположный край коридора.

– А, Эльвира. – Поздоровался с проходящей мимо девушкой психиатр. – Как Вы сегодня?

– Я не Эльвира! – Внезапно огрызнулась та, хотя внешне была очень спокойна. – Ты опять забыл, как меня зовут, старый хрен?

– Ну-ну, Валентин, что с меня взять? – Без тени смущения перешел на другой тон психиатр. – Не сердись. Я – человек старый, близорукий. Не разглядел тебя.

Девушка отвернулась и быстрым шагом направилась вверх по коридору.

– Также рекомендую к изучению. – Отметил Цезарь Петрович, продолжая вместе с Лешей свой путь. – Столько лет работаю и год из года удивляюсь, какой многогранной может быть шизофрения. О, мозг, ты мир!

Они посетили еще двух пациенток, которые особо беспокоили старика-психиатра. Затем он отправился на планерку к главврачу, оставив Лешу с кучей историй болезней и документацией, которую необходимо было заполнить по итогам обхода.

Первый день был крайне насыщенным. Трясясь в маршрутке по пути домой, Леша едва ли не клевал носом. Поэтому он вздрогнул, услышав мелодию входящего звонка.

– Але, это Вы комнату сдаете? – Спросил у него в трубке мужской голос. Леша потер переносицу, пытаясь прийти в себя от усталости.

– Д-да, все верно.

– Дома? А то я тут с вещами уже.

Мимо проносились темнеющие кроны деревьев. На часах была половина одиннадцатого.

– Подождите еще минут десять. Я на маршрутке просто еду…

– Ок.

Он совсем забыл, что недавно дал объявление о сдаче комнаты. У него были довольно смелые амбиции, когда он решил снять двухкомнатную квартиру в западном районе накануне выпуска. Теперь же стало очевидно, что всю квартплату он не тянет – пришлось искать соседа, с которым они разделили бы выплаты.

Ноги просто отказывались шевелиться, когда он подошел к девятиэтажному зданию, где снимал квартиру. На улице уже совсем стемнело. В желтом кружке лампы возле подъезда к нему обернулась темная фигура. На плече висел футляр гитары. Леша остановился в нерешительности. Это был Зубов.