Читать книгу Беспечные мотыльки - Алексей Иванович Левин - Страница 7

– Давай вернемся к прошлому разговору, – сказал Тони, управившись с яичницей и выпив газировку. Нэнси уверил его, что АйрнБрю в сочетании с жареными яйцами и сыром – лучшее лечение от похмелья. По крайней мере, в Великобритании, – ты так и не рассказал мне всей истории. А у меня сегодня, между прочим, последний день командировки.

– Последний? – Нэнси встрепенулся и отвлекся от изучения своего маникюра, – как это? Почему?

Тони пожал плечами, отодвигая от себя пустую тарелку. Рецепт оказался рабочим. По крайней мере, он стал себя ощущать гораздо более легким. Вернулась прежняя напористость.

– Я же не книгу пишу. Для газеты особо много времени не нужно.

Нэнси выглядел растерянным. Тони почувствовал какое-то жадное чувство злорадного удовлетворения тем, что вызвал у него такие эмоции.

– Но… – начал было Нэнси. Затем мгновенно собрался и нацепил на себя прежнюю маску, – сладкий, уговор такой: я тебе исповедь, а ты мне Сан-Франциско.

– Да, но никакой внятной истории я не услышал вчера, – Тони взял в руки камеру, – если бы ты рассказал вчера, сегодня мы были бы уже на полпути отсюда. Теперь уже слишком поздно для длинных историй. Скажи мне пару слов о том, как тебе живется – и я поехал. У меня есть еще пара часов до выселения.

Он блефовал. Но сегодня захотелось общаться с Нэнси именно так: жестко, категорично, не подчиняясь его правилам игры. Тони не сомневался, что ему продлят командировку еще на несколько дней. Но Нэнси об этом знать не стоило. Тот сидел, все еще выжидающе глядя в его лицо, пытаясь найти тень шутки. Так ничего не разглядев, он встал.

– Что ж, твое дело, – бросил он, направляясь к двери, – поговори с другими девчонками. Я тебе кое-кого могу посоветовать, – его тон истерично подпрыгнул, – например, Джина работает учительницей в соседнем городке. Но когда не хватает денег, чтобы оплатить сыну учебу в частной школе в Карсон-Сити, она приезжает к маме Доре, чтобы подзаработать. Леди Ди, представляешь ли, уже за сорок, а она все еще на панели. У нее династическая профессия: ее бабка была проституткой, ее мать была проституткой, теперь и она пошла по семейным стопам. Кто же еще? Триш, которая печет лучший морковный пирог в округе Спаркс. У нее нет одной ноги, на второй протез. Ты и не представляешь, как много желающих трахнуть женщину с протезом вместо ноги!

Тони сидел вполоборота, слушая этот неожиданный залп нервной злости. Нэнси заставил себя замолчать, театрально запахнулся в шелковый халат, схватился за дверную ручку и вышел в коридор. Но не успел в номере затихнуть грохот от его ухода, как он вернулся. Стуча каблуками, подошел к столу, где сидел Тони, рванул оттуда поднос с грязной тарелкой и стаканом, и затем снова вышел.

– Боже мой… – вздохнул Тони, слушая его удаляющиеся шаги, – что со мной вообще происходит?

Посидев немного, он пересел на кровать, поднял трубку телефона. Набрал номер редакции. Командировку продлили еще на четыре дня, как он и ожидал. Даже уговаривать не пришлось. Затем спустился вниз, на ресепшн. Оплатил остаток своего пребывания здесь: он сейчас не знал, сколько времени займет восстановление упущенного по глупости контакта с Нэнси, поэтому пришлось потратить лишнего.

– Мама Дора, я на точку, – услышал он, когда пересчитывал остаток денег в бумажнике, – что-то не сидится в этой духоте. Еще и лезут всякие.

Последнее было адресовано явно Тони. Он обернулся, чтобы увидеть, как Нэнси гордо проходит мимо, даже не глядя в его сторону.

– Смотри не обгори! – кинула ему вслед хозяйка.

– Я солнцезащитным кремом намазалась, – Нэнси надел темные очки и вышел на крыльцо. Сегодня на нем были чрезвычайно короткие джинсовые шорты, полосатая майка и ковбойские красные сапоги под стать аналогичной шляпе. Чтобы как-то укрыть себя от солнца, сверху он накинул цветастое парео. В общем, был во всеоружии: такое обилие цветов посреди пустыни можно было увидеть издалека с самой высокой фуры.

Как только он вышел на крыльцо, местный знойный воздух с лихвой закидал его песком и жаром. Нэнси остановился, уперев руки в бока. Посмотрел направо, затем налево. Прикурил, отвернувшись от ветра. Затем продолжил свой променад до точки. Волны парео взмывали выше его головы, подбрасываемые порывами горячего воздуха с трассы.

Днем возле кафе было много посетителей. Нэнси насчитал как минимум три мини-вэна, два мотоцикла, еще четыре автомобиля. Встал в тень с правой стороны от высокого крыльца. Начал изучать входящих и выходящих на предмет того, кому можно себя предложить. Пока что желающих особо не находилось: в основном, были семейные пары с галдящими детьми, одинокие водители, в которых убежденная гетеросексуальность чуть ли из ушей не лилась, два байкера. Байкеры поначалу Нэнси заинтересовали. Посмотрев на них и докурив сигарету, Нэнси вышел под солнце.

– Эй, Лейси6, как жизнь? – завидев его, спросил один, надевая на нижнюю часть лица черный платок.

Нэнси подошел к ним. Достал сигарету.

– Не найдется ли огонька, мальчики?

Байкеры рассмеялись. Но затем тот, кто был в платке, щелкнул зажигалкой.

– Откуда такая красивая? – спросил он. Нэнси затянулся.

– Из самых райских гущей, родной.

– «Из райских гущей», ты слышал, Дэйв? – хохотнул второй байкер, – че надо?

– Думала, может быть, вы, мальчики, хотите повеселиться, – Нэнси выдохнул в окружающий жар облако сигаретного дыма.

– Дэйв, да этот гомогей на тебя запал, по ходу. Я же тебе говорил, что ты красавчик.

– Заткнись, Чарли, – Дэйв оседлал байк, – вали отсюда, пока рыло не начистили. Усек?

– Да ладно, Дэйв, кинь ему палку, может отстанет. Разве не видишь, как ему неймется?

Их мотоциклы взревели, обдав Нэнси очередным облаком пыли и грязи. Он закашлялся, уползая обратно в свою тень, отряхивая одежду и парео. Очередной незадавшийся день. Что за морока?.. Вряд ли удастся выцепить здесь кого-то днем. Его клиенты тоже похожи на вампиров – их темные страсти пробуждаются, как правило, после заката солнца.

Прошел час. Тень от крыльца стремительно укорачивалась. Нэнси сидел на корточках, выводя причудливые узоры в песке пальцем. В детстве дети с ним не играли. Они знали, что его мать цыганка, и что обучила его жуткому цыганскому колдовству. И если первое было правдой, то второе, к сожалению или к радости, было далеко от реальности. Но когда детвора опасно окружала его, вооруженная палками и камнями, он кидался на землю и начинал выводить такие узоры, звезды, ломанные линии, чертить стрелы и сердца. Бормотал что-то на тарабарском, улыбался и скалил зубы. Как правило, этого хватало, чтобы даже самые отъявленные хулиганы отстали. Жаль, что, когда им всем исполнилось по четырнадцать, такие фокусы перестали играть на руку. Четырнадцать – возраст неверия.

От нечего делать Нэнси снова закурил. Услышал звук подъехавшей машины. Выглянул. Закатил глаза, цыкнув языком, увидев машину Тони. Вернулся в свою тень, чувствуя при этом, как разливается в груди приятное, теплое чувство.

Тони зашел в кафе, но Нэнси там не нашел. Обыскал все крыльцо. Походил по стоянке, оглядывая припаркованные машины. Заглянул под деревянные лестницы.

– Потерял что-то? – Не утерпел Нэнси, следивший за процессами поиска его самого из-за угла кафе. Тони выпрямился, увидев его и расплывшись в улыбке. Подошел.

– Послушай, я лишнего наговорил, – с ходу сказал он, приблизившись. Достал из-за спины букет, – девчонки мне сказали, что ты розы любишь. Вот, это тебе.

– Бог ты мой, Тони! – Нэнси принял цветы. Это были белые розы, нежные, еще прохладные, хранящие в себе запах сырости, влаги. Так и захотелось прижаться пересохшими губами к их лепесткам, – это… очень мило, спасибо. Ну и потратился же ты!.. Ты не поверишь, но мне, кажется, уже несколько лет никто не дарил цветов.

– Ну, будем надеяться, что с этим периодом покончено, – Тони смущенно улыбнулся. За три несчастные розы с него действительно содрали немало денег. В этой пустыне все, хотя бы отдаленно напоминающее свежую зелень, стоило втридорога, – как у тебя с работой?

– Тухло, – Нэнси все еще перебирал пальцами лепестки цветов, – да и неудивительно. День – не мое время.

– Не хочешь прокатиться немного?

Нэнси поднял на него взгляд. В нем снова разгорелись шальные огоньки.

– Нет, я лучше пешком вернусь. А то люди Сэмми примут тебя за клиента.

– Тогда подождешь, пока я машину перепаркую? Вместе пойдем обратно.

– Окей, лапушка.

Спустя полчаса они возвращались вместе по обочине трассы.

– И что ты, правда уезжаешь сегодня? – спросил Нэнси, отвлекшись от цветов. Мимо пронеслась фура, взметнув на нем парео и чуть не сорвав шляпу.

– Я позвонил в газету, сказал, что нужно еще время, чтобы собрать необходимый материал, – Тони отметил, как просветлело лицо у Нэнси при этих словах, – можем хоть сегодня с ночи отправиться в Сан-Франциско.

– Правда? – Нэнси остановился. Потом унял свой восторг и продолжил путь, опустив голову, – не думаю, что стоит ехать ночью. Я могу еще подзаработать нам на отпуск. Да и маме Доре будет проще меня отпустить, если я откуплюсь за несколько дней своего отсутствия.

– Как скажешь, – от Тони не укрылось, как он сказал «нам на отпуск». Но мысли о том, что и сегодня он продолжит продавать себя, не вызвали прежнего возбуждения. На место вернулась привычная ревность. Вернее, не совсем она – чтобы ревновать, нужно вначале обладать. А Тони не принадлежало ровным счетом ничем.

– Но только можно в наш уговор правку внести? – Осторожно спросил Нэнси, когда они добрались до мотеля, – давай ты сначала увезешь меня туда, а я тебе расскажу все там. Так, как было. Ничего не утаивая. Согласен?

Тони открыл перед ним дверь. Нэнси, сияя, проскользнул вперед.

– Ради честной истории я готов на все, Натан, – сказал он негромко, когда они оказались в холле. От этих слов Нэнси улыбнулся еще шире, вжав в себя цветы.

– Нэнси, – одернула его мама Дора, наблюдавшая за их разговором со стороны с видом настоящей мамаши, к чьей дочери подбивает клинья нерадивый хулиган, – подмени меня на ресепшене до восьми.

– Мама Дора, у меня же смена с полуночи, – Нэнси нехотя отвлекся от Тони и повернулся к хозяйке, – когда же мне отдыхать? Только и делаю, что работаю.

– У тебя с восьми еще четыре часа до смены будет, успеешь отдохнуть, – мама Дора явно куда-то собиралась. Она поправила на плечах рюши, присев перед зеркалом, а затем вышла из мотеля, не забыв бросить на Тони взгляд, полный подозрения.

– Кажется, она меня недолюбливает, – рассмеялся Тони.

Нэнси ставил букет в вазу.

– С чего тебя любить? Девочками не пользуешься, нос везде суешь, – он полюбовался на цветы. Затем перевел взгляд на Тони и сказал, подражая голосу хозяйки, – от Вас сплошные убытки, мистер!

– Я, между прочим, номер тут снимаю! – Тони рассмеялся.

– А мог бы и делом заняться, – Нэнси подмигнул. Снял с головы шляпу, – я переодеться и вниз. Посмотришь тут за всем, пока меня не будет?

– Да, без проблем.

– Ты чудо!

Вечер до восьми они провели вместе. Обменивались шутками и взглядами, полными взаимной симпатии, болтали о пустяках. Тони мог бы провести время с большей пользой: опросить кого-нибудь еще из местных, но оторвать себя от ресепшена, за которым сидел обворожительный Нэнси, было невозможно. Ему казалось, перед кассой разлили мед или клей, и он встал туда ногами, приклеился, врос намертво подошвами. Теперь если и отрывать, то только с половицами.

– Я думаю, нам лучше выехать утром, – кивнул Нэнси, когда вернулась мама Дора, – ты как раз выспишься, а я смогу отоспаться в машине со смены.

– Ты с хозяйкой еще не говорил?

– Намекал. Сегодня перед тем, как на точку пойти, поговорю с ней. Она душка. Отпустит меня, – Нэнси помолчал, видя, как мама Дора приближается к ним. Сдал рабочее место, затем они вместе с Тони пошли в кафе перекусить.

– Что вообще тебе нужно в этом Сан-Франциско? Все девчонки здесь грезят о Лас-Вегасе, – спросил Тони, когда они устроились за столиком с тарелками спагетти.

– О, Сан-Франциско – волшебное место! – Нэнси накрутил лапшу на вилку, – а Лас-Вегас – зловонная яма, полная отходов. «Вегас – безумный танец жизни». Ну-ну. Девчонки ничего не соображают в красоте. Ты бывал в Сан-Франциско?

– На самом деле, был пару раз. Но не особо там задерживался.

– Ты что-то нигде особо не задерживаешься.

– Такая работа.

Они улыбнулись друг другу. Отпив из стакана газировки, Тони отважился на осторожный вопрос:

– Ты там… тоже работать собираешься?

Нэнси прищурил глаза, жуя еду.

– Что, ревновать собрался? – Он потерся ногой о его ногу под столом. Тони смутился.

– Так что?

Нэнси улыбнулся, снова накручивая лапшу.

– Если хочешь, не буду, – хитро сказал он, помолчав. И задержал на нем внимательный взгляд.

Тони не знал, как ответить так, чтобы не выдать себя. Сделал вид, что отвлекся на еду. Нэнси снова провел ногой по его икре, на этот раз медленнее, чувственнее.

– Я бы не хотел, правда, – вытолкнул из себя Тони, чувствуя, как его тело покрывается мурашками, словно от Нэнси исходил слабый заряд электрического тока.

– Зря, – вздохнул Нэнси с напускным равнодушием, – Сан-Франциско – золотая жила. Там и днем можно неплохо подзаработать, – он снова провел по его ноге. Затем легко отстранился, – как скажешь, милый. Будем только ты и я, верно?

***

Тони ушел к себе в номер, когда Нэнси объявил, что ему нужно немного поспать перед работой. Чтобы отвлечься от навязчивых, неприятных мыслей, достал печатную машинку, вставил первую кассету с интервью в плеер, и начал перепечатывать то, что записал на пленку. Работа не совсем спасала, но по крайней мере позволяла скоротать время.

Примерно в половину первого ночи он отвлекся от работы. Встал из-за стола, подошел к окну, поднял жалюзи. Ему хотелось и не хотелось одновременно, чтобы из окна его номера можно было увидеть точку. В чем Нэнси ушел на смену? Ему представилось длинное вечернее платье, облегающее его фигуру, из искрящихся блесток, с глубоким декольте. Конечно, такому платью не место на панели, ведь неудобно задирать его, седлая очередного клиента.

Он отдается с таким неистовством каждому? Или тогда с Митчем он играл специально для Тони и его камеры? Когда Тони видел его возвращающимся со смены, Нэнси сиял, словно самая порочная звезда на грязном небосклоне, затянутом тучами. Другие девочки были не такими: большинство были либо пьяны, либо чертовски уставшие, сонные, хотящие только одного – поскорее принять душ и пойти спать. Нэнси же выглядел так, как будто ему только что вручили Оскар, а на колени он опускался, торопливо расстегивая ширинку, не меньше, чем перед президентом.

Тони улегся в час в постель, но не мог заснуть. Постоянно представлял, с кем может быть Нэнси сейчас. Что он делает, как, в какой позе. Кто его очередной клиент: ниггер-наркодилер, толстый мексикашка, белый и обрюзгший глава семьи, десятилетиями скрывающий гомосексуальную ориентацию от нервной жены? Как они обходятся с ним: гладят и ласкают, нагибают и требуют, бьют и оскорбляют? Суют ли ему свои грязные пальцы в рот, сжимают ли соски, шлепают ли по заднице? Заставляют ли они его пить вместе с ними, нюхать и колоться вместе с ними? Или же молчаливо делают свою дело, а затем высаживают где-нибудь на обочине дороги. И что он делает потом: поправляет на себе одежду, закуривает и направляется своей легкой, пружинящей походкой до следующей точки в городе?

Он понял, что такие мысли снова начинают возбуждать. Тони покрутился на кровати, затем встал, прошелся от окна в комнате до ванной и обратно. Надо было проявить несколько снимков, которые он сделал вчера ночью. Хотя вряд ли снимки получились: там было мало света, плюс этот Митч почти сливался с мраком. Мрак, пожирающий щедрое, белое тело Нэнси. Ему совсем не жаль себя. Ни капли своего пота или спермы, ни сантиметра своей кожи. Он готов отдать всего себя, лишь бы ему заплатили.

– Черт подери, – Тони устало сел на кровать, чувствуя, как напрягшийся член упирается в ткань трусов. Можно было бы напиться, чтобы заглушить эти вспененные, будоражащие мысли. Но завтра они поедут в Сан-Франциско, нужно быть бодрым. Пять часов пути туда и пять часов пути обратно. И ни один человек не сможет дотронуться до этой белой кожи. Ни один, кроме Тони.

На этот раз кончить получилось быстро. Тони как был упал на кровать со спущенными к коленям трусами, зарылся головой в подушку и заснул. Сон подарил ему кратковременный, зыбкий покой.