Читать книгу Остров - Алексей Крестьянинов - Страница 12

На другой день я поехал провожать Юлию в аэропорт. С самого утра она была грустна и сосредоточена. Большую часть пути мы молчали. Я чувствовал, что она сожалеет о том, что вчера так разоткровенничалась со мной. Мне тоже было неловко, как будто я прикоснулся к чужой тайне, которую мне вовсе не следовало знать. Но что сделано, то сделано, сожалеть об этом бессмысленно.

– В нашем городе ты не задержишься? – спросил я её. – Сразу домой?

– Да, до самого сентября теперь из дому ни шагу, надо с родителями побыть.

В аэропорту перед выходом в накопитель я обнял её, прощаясь, и она на какой-то миг импульсивно прильнула ко мне. Когда все вошли в автобус и он тронулся, я наугад помахал рукой, не видя её в окне. Потом подождал, пока самолет вырулит на полосу и взлетит. На обратном пути в пансионат у меня не выходил из головы наш вчерашний с ней разговор. Я пытался представить себя на месте того паренька, чья жизнь закончилась так нелепо. «Ну вот, – рассуждал я, – у нас, например, тоже так получилось с Зоей. И что же? Мне ведь даже в голову не пришло ничего подобного! То ли чувство было недостаточно сильным, то ли с психикой у меня все в порядке. И о каком предательстве может идти речь? Кто кого предал, я её или она меня? Чушь какая-то, детские бредни». И постарался выкинуть всю эту белиберду из головы.

За пару дней до начала занятий я первым из нашей комнаты вселился в общагу. Как мы и договаривались, уходя на каникулы: кто раньше других приезжает, тот и забивает в деканате места для остальных, что я и сделал. После обеда вселился Виктор, чуть позже – Володька Моторин. Все классно отдохнули, каждый рассказывал о своей практике, о том, как провел каникулы. Я ещё утром справился у комендантши – Копытин уже не работал, говорят, вышел на пенсию – вселилась ли Юля? Нет, она пока не приехала.

Ближе к вечеру, обустроившись и бурно приветствовав каждого вновь прибывающего сокурсника, мы решили отправиться на «кафедру автоматики» – отметить начало нового, третьего курса. Конец августа в нашем городе лучшее время года! Осенью ещё и не пахнет, но нет уже и летнего зноя, изнуряющей духоты. Воздух прозрачен и светел, листья едва начинают желтеть, кроме каштанов, которые стоят с пожухлой кроной чуть ли не с середины июня. На набережной Сены с раннего утра и до позднего вечера сидят рыболовы, таская из воды пропахших мазутом пескариков и красноперок. И для нас, кто увлекается греблей, будь то на байдарках, каноэ или, как я, на лодках академических, это тоже лучшее время. Потому что весной ещё прохладно, и тебя, разгоряченного, может запросто прохватить свежим весенним ветром; летом – жара, которая не позволяет гребцам показывать наилучшие результаты; а вот такая погода, как сейчас, самое то! На днях возобновлю тренировки!

За всей этой радостной кутерьмой я даже не успел толком поговорить с Витькой. А рассказать мне ему было о чем, так же, думаю, как и Виктору – мне. Мы с ребятами наменяли в кассе гривенников для пивных автоматов и всей компанией оккупировали два или три стола. Свежее, не разбавленное, как это часто бывает, пиво после двух кружек ударило в голову не хуже шампанского. Наша большая компашка распалась на группки по два-три человека, каждый, перебивая других, спешил поведать о чем-то своем, то здесь, то там раздавались взрывы молодецкого хохота. Чуть прихрамывая после перелома бедра откуда-то нарисовался Ваня Степанов, который, я уже говорил, впоследствии станет Саидом. Его встретили радостным воплем, Ваню все любили и уважали! Он, как всегда смущенно улыбаясь, стал рассказывать, что только недавно приехал и не знал, где нас искать. Пришел сюда наугад и вот, не ошибся.

Мы заметили, как мимо «кафедры» по аллейке бочком пробирается Станислав Витальевич, институтский преподаватель, доцент, читавший нам неорганическую химию два семестра подряд. В одной руке он держал кукан с только что выловленной плотвичкой, в другой – бидончик. Ему было неудобно предстать в таком виде перед своими студентами, хотя, конечно, вряд ли он нас помнил в лицо. Но он, видимо, очень хотел выпить пива. Собственно, бидончик и был для этого предназначен. Мы бурно приветствовали старика, усадили его за стол, пододвинули кружку с пивом, накрытую шапкой из пены. Кто-то взял из его рук посудину и пошел к автомату наполнить её. Станислав Витальевич что-то пытался нам объяснить, оправдывая свою страсть и к рыбалке, и к пиву. Минуту-другую его почтительно слушали, все-таки лестно было сознавать, что с тобой за одним столом находится преподаватель, которого ещё недавно мы имели честь лицезреть лишь в аудитории и боялись как огня за то, что он мог любого из нас выгнать с экзамена, обнаружив шпаргалку.

Потом всё снова вошло в прежнее русло, на доцента уже никто не обращал внимания. Я пил кружку за кружкой и чувствовал, что пора бы остановиться. Сколько времени продолжалось всё это безобразие – сказать трудно. Уже давным-давно стемнело, Станислав Витальевич дремал, откинувшись на спинку стула, кукан с рыбой валялся у его ног. Кто-то из персонала пивнушки выключил на короткое время свет, потом снова включил, сигнализируя, что пришло время закругляться, но никто и не думал расходиться. Тогда отключили пивные автоматы. Это многих рассердило. Если бы не Ваня с Виктором, которые пользовались у всех большим авторитетом, неизвестно, чем бы все могло кончиться. Мы взяли Станислава Витальевича под руки, вручили ему кукан, бидончик и проводили до трамвая. А сами пошли в общежитие. Возле лестницы я по привычке заглянул в почтовую ячейку с номером нашей комнаты. В ней лежал конверт на мое имя. Я его вскрыл и извлек оттуда записку, в которой было всего два слова: «Я приехала». Идти к Юльке было уже поздно, и я благоразумно решил отложить нашу встречу на завтра.

– Что пишут, старик? – полюбопытствовал Виктор, когда мы пришли в свою комнату и расположились на ночлег.

У него появилось новое слово – старик, отметил я про себя. Ваня уже храпел, хотя это не совсем точно сказано. Едва коснувшись подушки, он начинал издавать пугающие стоны, всхлипывать и кричать, что трудно было назвать храпом. За лето мы от этих ночных концертов отвыкли, теперь вот придется привыкать заново.

– Ничего особенного, – сказал я. – На турбазе познакомился с одной классной девчонкой с нашего экономфака. Немного странная, правда. Сегодня вот приехала.

– Поздравляю! – сказал Витька. – А как же Зоя?

– С Зоей, я думаю – все, у неё теперь кто-то другой.

– И ты об этом так спокойно говоришь? Я бы не стерпел!

– Я знаю, но я – не ты.

– Ладно, дело твое, но я бы не смог… Знаешь, старик, я решил завязать с боксом.

– Ты что, рехнулся!

– Ну, не совсем завязать. Для себя тренировки продолжу, а выступать больше не буду, слишком много отнимает времени и сил. Надо что-то выбирать: либо – спорт, либо – профессия. Не хочу остаться недоучкой.

– Кончайте базарить, – взмолился из под натянутого на голову одеяла Моторин. – Дайте, наконец, поспать!

Мы замолчали.

– А то, что Ванька храпит, тебе не мешает? – огрызнулся Виктор.

– Мешает, но это другое дело! А к вашему разговору я прислушиваюсь и не могу уснуть.

– Ладно, завтра поговорим, – буркнул Виктор и отвернулся к стене.

Утром я первым делом отправился к Юльке. Она жила двумя этажами ниже, только в другом крыле общежития. Постучал в дверь, и она выглянула в домашнем халатике:

– Ой, Митя, привет! К нам нельзя, девочки ещё одеваются. Давай внизу встретимся через полчасика, у нас на потоке сегодня собрание.

– Хорошо. У нас, кстати, тоже. Спускайся, я подожду.

Пока я стоял в ожидании Юльки, мимо меня прошли ребята из нашей комнаты.

– Не опоздай на собрание, – сказал Виктор. – Плохая примета…

– Подожди, – перебил я его, – вон Юля идёт, сейчас я тебя познакомлю.

– Ну, вот и я, здравствуй, ещё раз, – сказала она. – Ты вчера приехал?

– Позавчера. Дай хоть тебя поцелую.

Она подставила щёку, в которую я и чмокнул её по-братски. Витька стоял, переминаясь с ноги на ногу. Было видно, что девушка произвела на него сильное впечатление, он даже слегка покраснел, что было на него не похоже.

– Это мой друг, Виктор, чемпион института по боксу в полутяжелом весе.

– Да ладно тебе, – вымолвил он опять же в несвойственной ему застенчивой манере и пожал протянутую девушкой руку.

– Мы немного пройдемся, времени ещё предостаточно, – сказал я ему, – а ты, если не трудно, займи мне место в аудитории.

Возле кинотеатра «Октябрь», который студенты задолго до нас по вполне понятной причине окрестили «Сачком», мы наскоро перекусили в маленьком кафетерии. Юлька без умолку щебетала, рассказывая, как провела в своем городке остаток каникул, и из её слов я заключил, что не так уж она и переживала нашу с ней разлуку. Впрочем, как и я.

– Расскажи мне немного о своих друзьях, – попросила она.

– Даже не знаю, что и сказать. Витьку ты видела, он боксер и мой лучший друг. Ваня Степанов, я тебя с ним познакомлю, добрейшая душа! Знаешь, ему на шахте после первого курса сломало ногу куском породы, так теперь предприятие, как полагается по закону, ежемесячно выплачивает Ваньке компенсацию. Между прочим, в четыре раза бо̀льшую, чем наша с тобой стипендия. Так что он теперь ужинает только в ресторанах! Иногда кого-то из нас прихватывает, по очереди: то меня, то Витьку, то Артема Добужинского. Кстати, Добужинский – тоже личность неординарная: может неделю не есть, если деньги закончились. Правда, и на лекции в это время не ходит – впадает в спячку. В прямом смысле слова – спит дни и ночи напролет. Зато уж после стипендии, или когда Ваня в ресторан пригласит, наедается впрок, все сметает, не остановишь. А потом опять деньги кончаются и – снова спячка!

Мы подошли к институту.

– Давай, ближе к вечеру встретимся, в кино сходим, не возражаешь?

Возражений с её стороны не последовало, и мы разошлись по своим аудиториям, где проходили наши собрания. На следующий день было первое сентября. Но в том году на него выпало воскресенье, и мы компанией решили провести этот теплый солнечный день уходящего лета на природе. Взяли в прокате на лодочной станции несколько лодок и погребли на острова. Вода в Сене была прохладной, но некоторые, в том числе и я, все же решили искупаться. Когда мы вылезли из воды, на берегу уже горели костры, поджаривались сосиски и хлеб. Мы пили пиво, болтали и валялись на теплом песочке. Кроме Юли в компании было ещё несколько девушек – с нашего курса.

За два институтских года как-то сами собой сформировались пары; кое-кого мы уже и рассматривали чуть ли не как супругов. А еще через два-три года, к концу учебы, некоторые из наших сокурсников оформили свои отношения, сыграли свадьбы, правда, таких было не так уж много. После трапезы все разбрелись по острову. Мы с Юлькой ушли в самый его конец. Здесь росли камыши, далеко в реку вдавалась песчаная отмель. Мы гуляли по ней, взявшись за руки, словно дети, по щиколотку в теплой ещё воде. Говорить ни о чем не хотелось, без слов было понятно, как нам хорошо друг с другом.

– Юль, – сказал я, – ты мне очень нравишься, я бы не хотел тебя потерять. Давай договоримся, если что-то во мне начнёт тебя раздражать – говори прямо, я не обижусь, постараюсь исправиться.

Она посмотрела на меня долгим взглядом, потом отвела свои лучистые глаза в сторону:

– Зря я тебе тогда всё рассказала, ты, наверное, принял меня за… неуравновешенную особу.

– Не без этого. Но никакой твоей вины в том, что случилось, мне кажется, нет, а все эти самокопания лишь разрушают психику.

– Теперь всё уже в прошлом и больше не будем об этом вспоминать! А твоё предложение я принимаю, я всегда за полную честность. Только ты не торопи меня, в некоторых вещах парни всегда начинают спешить. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Конечно же, я понимал, и у меня даже в мыслях не было ускорять события. С этого дня мы почти все свободное от учебы время проводили вместе – или вдвоем, или в компании наших общих друзей. Чаще всего в этих компаниях оказывался и Виктор. Друг мой и раньше не отличался особой разговорчивостью, а теперь почему-то стал совсем молчаливым, каким-то задумчивым, замкнулся в себе. На мои вопросы по этому поводу отвечал уклончиво, в наших с ним отношениях постепенно исчезала былая искренность. Я, однако, не придавал всему этому особенного значения, мало ли, с кем не бывает, пройдёт какое-то время, и всё вернётся на круги своя. Однажды Юлька задала мне странный вопрос, но и он меня не насторожил:

– Митя, а вы вправду с Виктором друзья?

– Конечно, если бы ты знала, через что мы прошли с ним недавно! Как-нибудь расскажу. А почему ты спрашиваешь?

– Да так, есть кое-какие сомнения…

Этим всё тогда и ограничилось. Был и ещё один разговор, которому я также не придал большого значения.

– Скажи, Митя, а ту свою девушку из Москвы ты часто вспоминаешь?

Где-то глубоко в подсознании вспыхнуло и тут же пропало неясное удивление. Что-то в этом вопросе было не так! Что-то, вроде, и насторожило меня, но что именно – я в ту минуту не понял, а копаться в себе не стал.

– Да нет, теперь, пожалуй, не часто. А вот когда-то… Ну что об этом говорить, Юль! Всё давно в прошлом, теперь у меня есть ты.

И только потом, спустя какое-то время, я вдруг понял, чем меня тогда так царапнул её вопрос: я никогда не рассказывал Юльке о том, что Зоя училась в Москве. Откуда она могла об этом узнать?

На Октябрьские праздники те, кто не уехал домой к родственникам, собирались компаниями в общежитии. Мы тоже решили отметить очередную годовщину Октябрьской революции. Закупили выпивку и продукты. В одной из комнат девчонки принялись сервировать стол, попросив нас, парней, не мешать им в этом ответственном деле. В коридоре меня окликнул Ваня Степанов:

– Иди, там, внизу, тебя дожидаются, я специально вернулся, чтобы тебе сообщить.

Я спустился на первый этаж. У турникета стояла Зоя!

– Ты? – удивился я. – Вот это да! Ты откуда взялась в нашем городе?

– Я же тебе дала телеграмму!

– Не получал! Что случилось?

– Ты извини, – сказала она, смущенно понизив голос, – но в первую очередь я хочу в туалет, где он тут у вас?

– Можно нам пройти ненадолго, – обратился я к вахтеру. – Девушка приехала из Москвы, очень нужно!

– Оставьте ваш паспорт, – с сознанием собственной значимости вымолвил он.

Зоя протянула ему документ. Я проводил её до женского туалета в самом конце нашего этажа, а сам не спеша направился к лестнице, по которой мы только что поднялись. Когда Зоя вышла, я заметил, что она была несколько бледновата.

– Что с тобой, тебе плохо? – встревожился я.

– Да что-то неважно себя почувствовала, кружится голова. Мне бы прилечь ненадолго.

– Пошли ко мне в комнату, там сейчас никого.

Но я ошибся, в комнате находился Виктор. Я усадил Зою за стол.

– Можно тебя на минутку? – сказал я ему, и мы вышли с ним в коридор. – Это Зоя, зачем приехала – не знаю, ты бы оставил нас с ней вдвоём.

– Да без проблем! – пожал он плечами. – Сколько вам времени понадобится, скоро уже за стол?

– Это не то, о чем ты подумал! Я, может, чуть-чуть опоздаю, займи на это время Юльку и придумай что-нибудь в моё оправдание.

Он снова пожал плечами:

– Желаю успеха!

Я не стал ему больше ничего говорить, потому что сам не понимал, чем вызван Зойкин неожиданный приезд. Когда я вернулся, она была всё так же бледна.

– Приляг на кровать, – я указал ей на свою койку. – Объясни, наконец, что всё это значит?

– Ты помнишь, я просила тебя дать мне время, чтобы в себе разобраться? Вот и разобралась… – Она отвернулась к стене: – Я дура, Митя, набитая дура!

– Ну что ты, успокойся! Что произошло?

Она всхлипнула и не сразу ответила на мой вопрос. Потом легла на спину и, глядя в потолок, тихо произнесла:

– Я беременна, Митя.

Мне такое и в голову не пришло, хотя сейчас-то я думаю, мог бы и сразу догадаться. Я смотрел на неё и хлопал глазами, не зная, что сказать. Потом выдавил из себя:

– Что ж, поздравляю, – надеюсь, ты с ним будешь счастлива.

– С кем, Митя? Что ты несешь!

– Ну с тем… который… ну, ты сама понимаешь, кого я имею в виду.

– Он сразу же, как узнал, растворился, исчез, словно ёжик в тумане…

– Понятно, потому ты и приехала ко мне?

– Ты вспомни, сколько всего между нами было! Этого не перечеркнешь одним махом и не забудешь.

– Но ты же решила перечеркнуть.

– Нет, я только хотела в себе разобраться… Я так тебе тогда и написала.

Это была истинная правда, но с тех пор всё изменилось. Мне почему-то пришла на память фраза: «Не пересекайте океаны ради людей, которые не пересекли бы ради вас лужи» и я, очевидно, произнёс её вслух.

– Что ты сказал? – переспросила Зоя.

– Да так, вспомнился один приятель. Знаешь, у меня есть девушка и я её, кажется, люблю.

– Видишь, кажется! – с горечью в голосе произнесла она. – Значит, ты тоже, Митя, ни в чем не уверен.

– Нет, Зоя, думаю, что уверен!

Я не знал, что ей ещё сказать. Мне было искренне жаль Зойку. «Как бы сложились наши с ней отношения, не напиши она мне тогда такое сумбурное письмо?» – подумал я и не находил на этот вопрос ответа. Во всяком случае, теперь обратной дороги нет, теперь у меня есть Юлька!

– С тобой мне было лучше всего, – она взяла мою руку. – Ещё можно всё исправить, срок не большой.

– О чём ты говоришь, Зоя! Ты понимаешь, о чем ты говоришь!

Она обреченно вздохнула:

– Конечно, понимаю, это я так, от безысходности. Можешь меня поцеловать?

Я склонился над ней, было бы глупо в такой ситуации проявлять жеманство, и в этот момент дверь отворилась. На пороге стоял Виктор, рядом с ним была Юля. Из-за их спин выглядывали Иван и Моторин. Я сразу даже не понял, что произошло, только увидел глаза Юльки. В них был неподдельный ужас!

– Что я тебе говорил! А ты мне не верила! – услышал я Витькин голос. – Ты куда, Юля, стой, подожди! – закричал он и выскочил следом за ней.

Ничего не понимая, исчезли и парни. Первым моим порывом было броситься за Юлей, догнать, остановить, попытаться всё ей объяснить! Я уже и хотел сделать это, но что-то меня остановило в последний момент. Скорее всего, то, что я прочел в её взгляде. А было в нём, помимо промелькнувшего ужаса, ещё и презрение к тому, кто её обманул, то есть ко мне. Даже, не обманул, а предал, и это предательство столь умело скрывал! Что бы я ей сейчас ни сказал, для неё всё прозвучало бы ложью и только бы усугубило ситуацию!

По мере того, как я оправлялся от шока, ко мне приходило осознание необратимости произошедшего: это ведь лишь так говорится, что всё можно исправить, вернуть в исходное состояние, что непоправима одна только смерть! Ничего подобного, есть вещи и помимо телесного умирания, не поддающиеся полноценному восстановлению. Как тот разбитый сосуд, о котором я уже раньше упоминал. А суррогат, жалкое подобие того, что когда-то было настоящим, не склеенным, не залатанным, меня, увы, не устроит. Никогда не устраивало! Поэтому я и не побежал за Юлькой.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем мы вышли с Зоей из общежития.

– Ты к родителям или обратно, в Москву? – спросил я её.

– Нет, в Москву не поеду… Ты прости меня, Митя, пожалуйста, что всё так получилось. Я не хотела…

– Знаю, что не хотела. Пошли, провожу тебя на автовокзал.

Мы сели в трамвай. Потом я посадил Зойку в междугородний автобус, а сам вернулся в общагу. «Вот бы сейчас зайти в свою комнату, – думал я, – переодеться, спуститься к Юльке и, как ни в чем не бывало, пойти с ней в парк Гракха Бабёфа или в „Сачок“ – посмотреть новый фильм. Вот бы всё случившееся оказалось кошмарным сном»! Но это была реальность, жестокая и беспощадная, и вернуть ничего без потерь было нельзя. Вот тогда-то, пусть на мгновение, я ощутил себя тем мальчишкой, её одноклассником, о котором она мне рассказывала на турбазе, и понять поступок которого я не мог.

В нашей комнате находился один только Виктор.

– Зачем ты это сделал? – спросил я у него. – Ведь ты же был моим другом!

Он ответил не сразу:

– Понимаешь, старик, в таких вопросах дружба не в счёт. Я сильнее тебя, а приз всегда достается более сильному, эта девушка должна принадлежать мне.

– И любые способы хороши?

– В данном вопросе – да! Такова жизнь, не обижайся, старик.

– Вот теперь ты мне точно напоминаешь Симоне Паронди, такой же подлец и подонок!

Он вздохнул, тяжело поднялся, подошел ко мне и ударил своим коронным молниеносным хуком слева. Ему этого, думаю, не очень-то и хотелось, но так было надо, того требовали его непоколебимые жизненные установки и понятия о мужской чести, ведь я его оскорбил. Разумеется, он отправил меня в глубокий нокаут, профессионал есть профессионал! Это был тринадцатый или четырнадцатый нокаут, точно не помню, в его боксерской биографии. Не зря же прозорливые родители дали ему имя Виктор!