Читать книгу Остров - Алексей Крестьянинов - Страница 6

Виктор вернулся из своего Миневиля бодрым и вдохновлённым. Как я понял, встреча с подругой прошла успешно. Жизнь студенческая постепенно приобретала рутинный характер, лекции чередовались с семинарами и коллоквиумами, времени катастрофически не хватало, прежде всего из-за того, что мы ещё не научились по школьной привычке рационально его распределять. В нашей группе, как и в любой другой, постепенно складывались мини-кружки, завязывались дружбы на основе общих интересов, представлений о жизни, взаимных симпатий, а порой, исходя и из явно меркантильных соображений.

Например, Игорь Гулыга стал усиленно обхаживать умницу и отличника Стаса Сидоренко и его подругу Надю Коровину, очевидно, рассчитывая на их аккуратно ведущиеся конспекты лекций и вообще на помощь этой парочки во время предстоящих экзаменов. Надо заметить, он не ошибся! Стас и Надя осуществляли шефство над Игорем целых два года, пока он не перевёлся на вечернее отделение. Они помогали ему писать курсовые, консультировали по самым сложным предметам, всегда вместе со своим подопечным шли на экзамен, садились рядом и, узнав, что за вопросы у него в билете, незаметно подсовывали бумажку с торопливо набросанными ответами. Я так и не смог понять причины столь трогательной заботы.

После моего самоотверженного поступка на том памятном собрании нашей группы мы крепко сдружились с Виктором Головиным. Этот парень в смысле учебы звезд с неба, как и я, не хватал, но был надёжным и преданным товарищем. Мы за одним столом сидели на лекциях и семинарах, совместно посещали со своими подругами, которыми со временем обзавелись, кинофильмы и эстрадные концерты. Вот только спортивные секции у нас были разные. Как я уже сказал, главным увлечением моего друга, точнее страстью, был бокс. Я же выбрал для себя академическую греблю и бадминтон. Приятно было солнечным деньком где-то в начале лета, пока ещё не отправился на каникулы, мчаться на парной двойке или распашной четвёрке по речной глади, обгоняя и оставляя далеко позади неуклюжие лодки праздной, отдыхающей публики.

А бадминтон вообще был культовым видом спорта в нашем городе, потому что здесь в то время жили и тренировались чемпионка страны Ирина Н. и неоднократный призер всесоюзных соревнований Борис Б. Но Виктор не терял надежды и меня приобщить к боксу. Я даже пару раз выходил с ним на ринг, так, для пробы конечно, но ничего хорошего из этого не получилось: я был азартным зрителем и в таком качестве очень даже любил бокс, но не более того. Поэтому вскоре оставил всяческие попытки всерьёз заняться данным видом спорта. Академическая гребля и бадминтон – вот это было моё!

– Ты знаешь, – сказал мне как-то раз Витька, – я увлёкся боксом после фильма «Рокко и его братья».

– Что, Ален Делон так подействовал?

– Ошибаешься, его брат по фильму – Симоне Паронди! А Рокко мне показался слишком уж женственным и, как это правильнее сказать, чересчур жертвенным! Не должен мужчина быть таким размазнёй.

– Твой Симоне плохо кончил, да и мерзавец он был отменный…

– Это в кино. А в жизни… Словом, женщины таких как он любят, уверенных и напористых.

– Может быть, ты и прав, – ответил я. – Но мне по душе всё же Рокко, хотя Висконти со всеми этими итальянскими страстями, по моему, несколько переборщил.

На том наш высокоинтеллектуальный обмен мнениями и закончился. Однако я всё чаще стал замечать в Викторе какое-то гипертрофированное стремление при каждом удобном случае подчеркивать собственную – даже не знаю, как это поточнее назвать – брутальность, что ли, явно избыточную маскулинность. Он старался всегда и во всем демонстрировать решительность, целеустремлённость, физическую силу. Как-то раз мы с ребятами из нашей группы бродили по городу, отбывая повинность в составе «добровольной народной дружины» – были такие формирования, помогавшие милиции по вечерам патрулировать улицы городов и выслеживать хулиганов.

Возле парка имени Гракха Бабёфа услышали женский крик и, рванув в том направлении, откуда он исходил, увидели парня, пытавшегося отобрать у девушки сумочку. У грабителя-неудачника ничего не получалось, деваха крепко вцепилась в сумку и орала во весь голос, пока не подоспели дружинники. Он кинулся было наутёк, но мы его быстро догнали, скрутили и доставили в отделение. Вел он себя, надо сказать, довольно нагло, мол, ничего не докажете, потерпевшей-то нет! Действительно, девушка не захотела пойти с нами в милицию. А мы по неопытности не настояли.

Парень сидел на скамье развалившись, закинув ногу на ногу, всем своим видом демонстрируя, что плевать он на нас хотел! Мы ждали, когда им займется дежурный по отделению. И тут вдруг поднялся Витька. Он как-то нехотя, будто преодолевая лень, не хватало только ещё, чтобы зевнул, подошёл к задержанному и, ни слова не говоря, хуком слева ударил его в челюсть. Ударил вполсилы, как-то вовсе уж несерьёзно, но парень завалился набок и закатил глаза.

Мы вскочили, потрепали его по щекам, дали воды, словом, привели в чувство. Всю наглость его как рукой сняло. Теперь он смотрел на нас затравленно и с испугом, как миленький ответил на все вопросы дежурного, составившего протокол, ни от чего не отпирался и был препровожден в КПЗ. Когда мы вышли на улицу, я спросил у Виктора, зачем он его ударил? Вы не поверите, но спустя много лет точно такой же ответ я услышал из уст Глеба Жеглова в фильме «Место встречи изменить нельзя»:

– Вор должен сидеть в тюрьме, – сказал тогда Витька. – Не ударь я его, кто знает, чем обернулось бы дело, может быть, отпустили бы его из милиции. Пострадавшей-то действительно нет и поди опровергни, что они друг с дружкой просто поссорились и чего-то не поделили.

В общем, ответ звучал убедительно, но что-то всё же мешало мне до конца признать правоту моего друга.

Как-то незаметно подошло время экзаменационной сессии. Её первая, зачетная часть, далась мне легко, обошлось без «хвостов» и Новый год я встретил в прекрасном расположении духа. Проблемы начались позже, во время основной части сессии.

Свой первый вузовский экзамен по матанализу я чуть было не завалил, подвела элементарная неопытность. Все дни я просиживал в читальном зале, ибо готовиться дома с моими соседями было просто невозможно: они зубрили вслух, причем не только латынь, но и все остальные предметы. Сессии в наших институтах по времени совпадали. Вечером накануне экзамена, придя домой, я всё же решил ещё раз пробежаться по самым трудным вопросам. Дождался, пока медики немного угомонятся и вновь закопался в конспекты. Закончил уже в первом часу, и на этом – всё, какое-то реле в мозгу не сработало, отключения не произошло и я до самого утра, как ни старался, не мог сомкнуть глаз.

Всю ночь в перегретом мозгу ворочались какие-то формулы, нагромождались друг на друга интегралы, правила дифференцирования, производные функции, их линейное отображение et cetera! Словом, смешалось всё, чему нас учили блестящие профессора высшей математики в течение семестра! На экзамене, взяв билет и заглянув в него, я понял, что не смогу внятно сказать ни слова. Что оставалось делать, развернуться и уйти? Я и хотел так поступить. Но тут, как ни странно, мне помог Витька. Не в прямом смысле, конечно: он-то уже отстрелялся, правда, всего лишь на троечку, но был доволен и теперь болел за меня в коридоре. Я просто представил, что он скажет, если я смалодушничаю и уйду: «Слюнтяй, мужчины так не поступают!»

И я остался, без малейшей надежды на успех безнадёжного предприятия. Сел подальше от экзаменатора, закрыл глаза и постарался прийти в себя. Мне это, как ни странно, удалось, хотя и не сразу. Шли отвечать те, кто зашел в кабинет после меня, в мою сторону всё чаще вопросительно поглядывал экзаменатор, а я все сидел, тупо глядя в билет, и белый листок бумаги передо мной по-прежнему оставался девственно чистым. На нём не было ни одной формулы, написанной моею рукой! Наконец сквозь туман в голове стали проявляться какие-то обрывки ранее усвоенного материала. Я лихорадочно исчеркал уравнениями бумагу и подошёл к экзаменатору. Он посмотрел на плоды моего труда и, как ни странно, не выгнал из аудитории. Я понял, что худо-бедно ответил на один из вопросов, содержащихся в билете.

Второй вопрос требовал более развернутого вербального обоснования. С этим было сложнее, речь ко мне возвращалась с трудом. Тем не менее я что-то сумел из себя выжать. Ответ мой не слишком-то удовлетворил препода и начались дополнительные вопросы. На них я снова поплыл. Во избежание худшего чуткий экзаменатор все же поставил мне тройку, и не глядя, протянул зачетку. Я вышел из аудитории, словно вернувшись с того света.

– Что-то ты долго, – сказал Виктор.

– Спасибо, – ответил я ему невпопад. – Если бы не ты, я бы завалил этот экзамен.

Он, естественно, ничего не понял и подозрительно посмотрел на меня, наверное, подумал, что я спятил, перетрудившись. С меня постепенно, словно неподъёмная тяжесть, спадало парализующее тело и волю оцепенение. На улице стало легче, наконец-то пошел слабый снежок, которого так недоставало на Новый год. Мы двинули с ребятами в парк попить пивка после экзамена. «Кафедра автоматики» – так между собой мы называли открытую площадку с пивными автоматами – зимой не работала, поэтому пришлось заглянуть в «Марсель», уютный ресторанчик, расположенный в глубине парка, почти у самой воды. Сели за столик, нам принесли пиво в бутылках (разливного не оказалось) и тяжелые стеклянные кружки.

– С успешным почином, братцы, – произнёс Артем Добужинский и залпом осушил свою пол-литровую кружку.

Мы последовали его примеру. Олег Григоренко, щуплый, похожий на какую-то птицу юноша в модной вельветовой битловке, поправив указательным пальцем очки и оглядев всю компанию, с серьезным видом изрёк:

– Надо шпаргалки писать, причем, всей группой, так легче будет. Нельзя полагаться на волю случая! Вон что сегодня с Дмитрием произошло.

Он посмотрел на меня сочувственно. Компания загалдела. Не всем предложение пришлось по душе. Не в том смысле, конечно, что стыдно пользоваться шпаргалками. Просто лень было участвовать в таком трудоёмком деле, как их изготовление.

– Верно, – поддержал Олега Виктор. – А кто не захочет – того… тому, – он запнулся, подыскивая подходящее слово.

– Тому газ отключим, – закончил за него фразой из только что вышедшей кинокомедии режиссера Гайдая Артем Добужинский.

Все прыснули со смеху, даже мой друг, всегда предпочитавший действовать с позиции силы.

Когда я пришел домой, там находился гость: к Севке Круглову приехал отец. Они сидели втроем и пировали – ребята тоже только что сдали какой-то экзамен. Севкин отец пригласил меня к столу, но я отказался, очень хотелось спать. Гость выглядел не лучшим образом, чувствовалось, что устал с дороги или же приболел. Я плюхнулся на кровать, но сон, как ни странно, меня не брал. Пир подошел к концу, и Севка предложил отцу прогуляться по городу. Тот был не против.

– Только, знаешь, Сева, дай мне соснуть минут десять, – сказал отец.

Я подумал, что он так в фигуральном смысле выразился насчет десяти минут. Оказалось, ничуть.

– Хорошо, папа, через десять минут разбужу, – молвил Севка.

Его отец, как сидел на стуле, так и отключился! Мгновенно, только предварительно расслабился, откинулся на спинку и опустил руки, словно плети. Мне показалось, что он даже начал слегка похрапывать. Ровно через десять минут Сева сказал:

– Папа, вставай, – и потрепал его по плечу.

Папа открыл глаза. Когда он поднялся со стула, это был другой человек: никаких следов усталости, сама бодрость и целеустремлённость! «Мне бы так», – с завистью подумал я.