Читать книгу Тысяча девятьсот сотый. Роман-мантра - Алексей Михеев - Страница 6

Бесценная возможность для хотя бы одностороннего общения с самим-собой-из-прошлого появилась у Александра Петровича в сентябре тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года. Случайный, как можно было подумать, дар был обретен после тяжкой болезни, сразившей его под холодным осенним московским дождем. Но, разумеется, ничего случайного не бывает.

Дело было так. После полуторанедельных жара и боли в сведенных от постоянного кашля мышцах живота мужчина к собственному удивлению обнаружил, что оказался в состоянии моделировать в голове объемные макеты различных объектов и даже самостоятельно существовавших квазисубъектов, которыми или мог управлять после акта креации, или они действовали автономно. Причем экзистенция этих видений была устойчива – существа и предметы, порожденные им, не исчезали после того, как внимание Александра Петровича переключалось на обыденный план бытия – он мог в любой момент вернуться в локальный мир, чтобы застать там картину всего, сотворенного им, в динамике и развитии. Эти фантомные реалии, вышедшие из его сознания, хоть и существовали незримо для окружающих, однако воспринимались им самим ничуть не менее живыми, чем всё остальное.

Таким образом, Дозин получил пропуск во внутреннюю Вселенную, бывшую уменьшенной копией внешней, эхом в неведомых никому кроме него закоулках пространства, и одновременно – подобием компьютерного твердотельного жесткого диска («Solid State Disk», «SSD»). С помощью него Александр Петрович мог обрабатывать, форматировать, трансформировать, объективировать и накапливать информацию, давая жизнь всё новым и новым созданиям микромира. В голове ли у Дозина, или где-то еще стали возникать, становясь всё глобальнее, живые картины. Они обвивали кольцом второго уровня существования, вход в который был заказан, как думал Дозин, всем кроме него. Вначале было жутковато, однако Дозин быстро освоился в изменившемся навсегда мире: водораздел прошел здесь, и стало казаться, что отныне до самого гроба он будет существовать в двух на экзистенциальном плане равноценных мирах, свободно перемещаясь по собственной воле между ними. Александр Петрович помнил, что нечто подобное уже происходило с ним раньше – лет с восьми и до четырнадцати-пятнадцати. Тогда он бродил по обраставшей гордым сталинским ампиром столице, погруженный в бесконечную визуализацию внутренних Вселенных, забывая о том, кто он и где он, полностью отрешившись от каузального слоя. В миру фантазий он дышал, словно рыбка в воде аквариума, огражденная и защищенная стеклом. Новый же этап его работы над собой, он быстро понял это, уже не был лишь фикцией и игрой необузданного воображения. Чем же он был на самом деле?..

Обретенный дар впоследствии натолкнул Дозина на открытие, ставшее важнейшим в его жизни. Но еще до этого открытия, сперва неумело, он начал практиковать ретроспективную медитацию – параллельно освоенный навык.

Первые неумелые акты направленной в прошлое коммуникации в конце пятидесятых годов были нацелены как раз на тот период, когда Саша Дозин учился в шестом классе девяносто первой школы, что на улице Воровского. В результате юноша, шедший по улице как всегда погрузившись в мечты и ничего не замечая вокруг, принял сигналы, которые в скором времени были преобразованы им в ценные советы.

В те мгновения окончательно оформился криптоязык общения с Изначальным Светом, или же с Дозиным-из-будущего – как угодно. Отныне Саша всегда знал: если его сознание сфокусировано на интенсивном переживании карканья московских ворон, это сулит ему удачу в самом широком смысле, если же в поле зрения вдруг оказывается «Форд» или скопированный с него «ГАЗ», то дело, стоящее на повестке дня, таит в себе опасности. Чем скорее уезжал автомобиль, тем вернее находился выход в Сашином судорожно работавшем мозгу – озарение, куда пойти и что предпринять, чтобы обмануть расставленные на пути ловушки, или хотя бы как вырваться из капкана с минимумом потерь. «Положительно-отрицательное» распределение вероятностей «пророческих» событий отличалось непредсказуемостью, и это лишний раз подтверждало, что язык для приема советов свыше назначен верно. Когда перед Александром возникал «ГАЗ»/«Форд», он, будучи как настоящий пионер «всегда готов», нередко успевал предпринимать превентивные меры во избежание сложных и опасных ситуаций, но чаще всего ему удавалось лишь, «сгруппировавшись», достойно принять неизбежную дозу дистресса. Дозин уже начинал понимать, что его страдания тоже желанны Изначальному Свету, ведь через боль люди возвышаются и совершенствуются, становясь всё более ценными актерами в человеческой драме. Тем более когда постоянно, день за днем «высшие силы» напоминают, что эта боль неспроста. Интерес жизни и ее конечная познавательно-эстетическая функция незаметно стали для Александра самыми высокими приоритетами. Отмечая стопроцентное попадание во всех случаях «машинности» и «воронения», Дозин-из-прошлого двигался вперед по дороге жизни, следуя верным указателям, предотвращавшим попадание в колдобины и рытвины ремонтных бригад. Подобно Бояну вещему, Дозин-из-будущего акцентировал иной временной пласт своего же внимания на образах пернатых друзей, равномерно распределяя их в знаковых моментах прошлого и создавая узлы восприятия. В результате внутреннее равновесие его оказывалось неподвластным любым ударам судьбы. Если даже духовный мир бывал разрезан перочинным ножиком неудачной любви, снаружи он оставался невозмутимым, пока в душе царили твердые жизненные ориентиры: если резко начинала каркать ворона, это означало совет принять положительное решение, а когда показывался тот или иной автомобиль – отказаться от намерений. Начитанный Дозин знал, что в чем-то он следует по стопам древних ахейцев, какими они были описаны в «Илиаде» – те тоже угадывали свою судьбу по птицам… Правда, по их внутренностям, но таковы уж были веяния эпохи.

Ниже приводится отрывок из письма Дозина, датированного двадцать седьмым ноября тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года. В этом письме Александр описал своему деду Андрею Валерьевичу, проводившему время на базе отдыха на берегу Клязьминского водохранилища, своеобразную «нейронную сеть», которую он научился выстраивать для связи с прошлым:

«<…> с кучей моментов в былом я установил связь, а возможно – и выход туда наладил! Одновременно я осознал, что громадный отрезок пути уже в прошлом, он прожит. И как это хорошо! Теперь я могу выстроить подобие моста к нему и выхватить те моменты, которые казались безвозвратно забытыми. Чего только не вспомнил! И как в „Артеке“ отдельные слова ругательные узнавал, и как впервые сказал при маме услышанное в детском очаге от кого-то из детей слово „манда“, подивившись, что маме что-то при этом не понравилось… Я ведь в наивности своей полагал тогда, что это слово лишено смысла, то есть просто: „да-манда“ – рифма… Итак, я выстроил такой мост, и даже, что удивительно, послал себе в прошлое ряд сигналов! Тут же сам и вспомнил, как именно в прошлом я получал эти странные сигналы! В общем, так и живем…»

Украсив дорогу прожитой жизни предупреждающими и подбадривающе-вдохновляющими знаками, Александр Петрович Дозин начал глобальное целенаправленное планирование своей жизни: сколько лет прожить, что успеть сделать и, самое главное – когда и как ему лучше умереть. Дозин не хотел оставлять сюрпризам место…