Читать книгу Ничего - Алексей Николаевич Евстафьев - Страница 13

– В прошлом году, – начал свой рассказ профессор Крысюк. – в наши края прибыл некий Филин Безумствующий, заверявший, что служил режиссёром в одном из главных театров города Свят-Петрушкограда и добился невероятного почитания у местных жителей. По улицам, залитым клюквенным морсом и томатной пастой, бродили невсамделишные трупы и завывали на невсамделишную луну. Жители города радостно плясали с этими трупами и пели счастливые песни, смысл которых заключался в прославлении лучших качеств зомби-апокалипсиса…

Горожане, не поддавшиеся влиянию театрального режиссёра, скрипнули зубами и на некоторое время покорились судьбе. Филин Безумствующий очень скоро заявил, что способен управлять всем миром с такой же лёгкостью, с которой он управляет придуманным им апокалипсисом. После чего был избран губернатором, обременён всей полнотой власти духовной и светской. В главном соборе Свят-Петрушкограда было установлено трёхметровое мраморное изваяние, в котором легко угадывался новоизбранный губернатор, однако наречено оно было Утешителем Всех Страждущих и Ограничителем Всех Обременённых. Затем Филин Безумствующий провёл реформы либерального душещипления и провозгласил завтрашний день лучшим, чем все вчерашние. Затем он привёз откуда-то двух странных девок, которых объявил своими женой и дочерью. И если девка-дочь только тем и занималась, что бегала с задёрнутым подолом по улицам города, выкрикивая требования, чтоб её срочно кто-нибудь трахнул (чего делать жителям города запрещалось под страхом смертной казни), то девка-жена принялась пророчествовать и благовествовать. За пять рублей она обещала осуществить приворот любого жениха или невесты, за сто – прервать беременность и вернуть девственность, за полторы тысячи – навести порчу даже на папу рымского. Тут-то горожане, держащие оппозицию к Филину Безумствующему, и догадались, что дальше плыть некуда. Они тайно сговорились и написали обращение к рыцарю Филипку с просьбой вызвать на бой шельмоватого губернатора. Рыцарь внимательно оценил всё содеянное Филином Безумствующим и принял решение вступить в драку. Битва состоялась на льду Чудьского озера, и судейская коллегия, состоящая из представителей широкой международной общественности, признавалась впоследствии, что ничего подобного им видеть не доводилось: сошлись, дескать, лёд и пламень, Давид и Голиаф, фальцет и утилитаризм. Лихо применяя небольшую чугунную гантельку, рыцарь Филипок уронил в обморок Филина Безумствующего и тем самым одержал победу. Прибывшие на «скорой помощи» патологоанатомы разочаровано постояли у тела побеждённого, прикинули на вес гантельку и весело уехали, не оказав больному помощи. Жена и дочь приняли покаянные позы, лязгнули зубами и растворились в воздухе. Исцеление побеждённого наступило само по себе. Молодой, проперчённый неистовством, организм скоро встрепенулся, заблеял, рафинировался и согласился с условиями безоговорочной капитуляции. Затем Филин Безумствующий перекрестился в Бешеного Филина и направил стопы своей деятельности по дороге в провинцию. Добравшись до наших мест, он купил себе скромный хуторок на окраине и выстроил домик, который тут же назвал в честь Заспанного Утра. Но на этом не успокоился.

– Вон оно что? – внимательно слушал рассказ профессора кролик Слон.

Однажды жители нашей губернии увидели красочные афиши, приглашающие в Дом Культуры на театрализованное представление, состоящее из трёх актов. В первом акте должно было состояться действие под игривым названием «Пастушок», во втором предлагалось посмотреть «Сожжение Москвы Наполеоном в 1812 году», а в третьем гарантировался необычный сюрприз. На обещанный сюрприз и клюнул наш неприхотливый зритель; в назначенный день зал Дома Культуры был забит битком. В первом акте сам Бешеный Филин и козочка Егоза показали сцену из жизни пасторального средневековья, где влюблённый пастушок делился своими любовными переживаниями, но почему-то так и не решился на демонстрацию конкретики в чувствах. Пастушок много пел и читал возвышенно-романтичной лирики, козочка старательно внимала и мечтательно поблеивала, чем вызывала снисходительные аплодисменты у публики. Действие завершилось призрачным явлением некой сказочной принцессы, пообещавшей выйти замуж за пастушка. Но верилось ей слабо. В словах принцессы напрочь отсутствовали страсть и состояние аффекта. Во втором акте на сцену вышел всё тот же Бешеный Филин в наполеоновской треуголке на голове и длинном однобортном сюртуке. Козочка Егоза выволокла бочку керосина, показывая, отчего именно должна загореться таинственная, мало кому известная в наших краях, Москва. Публика старательно принюхалась и убедилась, что керосин был настоящий. Козочка уволокла бочку за кулисы, а Бешеный Филин, обращаясь ей вслед, зачитал длинный монолог, в котором описывал все детали пожара, якобы увиденные Наполеоном, корчил злорадную физиономию и много сыпал ругательств на хранцузском языке. Кажется, керосин так и не загорелся, поскольку козочка с виноватым видом выглянула из-за кулис и сказала, что «когда б на то не божья воля, не отдали б Москвы»!.. Публика в зале заметно заскучала. Антракт оказался неожиданно длинным и интригующим. В третьем акте усталый зритель дождался-таки обещанного сюрприза. Бешеный Филин объявил, что сейчас выступит ансамбль песни и пляски «Стопудовые Мужички», специализирующийся на фольклоре различных стран и народов.

Неизвестно в каких провинциальных филармониях Бешеный Филин откопал этих «Мужичков», неизвестно насколько он был знаком с их репертуаром, но вот на сцену нашего скромного Дома Культуры вышли два десятка крепко подкаченных полуголых особей мужского пола. В руках они держали хлысты, каторжные цепи и чувства глубокого неудовлетворённого желания. Главный из «Мужичков» объявил о начале садомазохистского шоу и пообещал, что вряд ли кто сегодня покинет зал таким же, каким он был прежде. «Дисциплина духа, – сказал этот нагловатый, одетый в латексные шорты, самец. – завсегда проистекает из дисциплины разврата.» То, что затем началось на сцене, не подлежит никакому вменяемому описанию, но то, что затем принялись выделывать садомазохисты со зрителями в зале, и вовсе представлялось натуральнейшим зомби-апокалипсисом из категории жёсткого порно. Скажем честно, что и Бешеный Филин не ожидал этаких кульбитов от своих подопечных, ему тоже немало досталось от активно шлёпающих хлыстов и долбящих фаллоимитаторов. Рыцарь Филипок, случайно проезжающий мимо нашего Дома Культуры, и на этот раз откликнулся на горячие призывы жителей, поспешил помочь избавиться от злобных садомазохистов. Здесь ему помогал даже Бешеный Филин, спешно затачивающий осиновые колья и подбрасывающий их рыцарю. Минут за пятнадцать доблестный рыцарь покончил с распутством, насаживая главного из «Стопудовых Мужичков» на самый толстый и шероховатый осиновый кол. Поверженные садомазохисты на глазах превращались в обычных сельских парней, улыбающихся с самодостаточной придурковатостью. Торчащие из рёбер осиновые колья покрывались бархатно-белыми цветочками, отчего напоминали распустившиеся кусты жасмина. Обрадованный, но и слегка нервничающий, Бешеный Филин устроил знатный пир в честь торжества добра, а рыцаря любезно пригласил к себе погостить на некоторое время.

– …И вот сейчас, неподалёку от нас, в гостях у Бешеного Филина, в домике Заспанного Утра, и пребывает доблестный рыцарь Филипок, дожидаясь всяческих приглашений на новые битвы и сражения. – заключил рассказывать древнее прошлогоднее предание профессор Крысюк.

– В таком случае, мы должны сходить к домику Заспанного Утра и переполошить там всех, кого обнаружим. – заявил кролик Слон. – У нас намечается такое сражение, равных которому ещё попробуй отыщи.

– Сейчас мы соберёмся с мыслями и отправимся в дорогу. – с лёгкой тоской поволочился взглядом профессор Крысюк по инвентарю лаборатории. – Прощай, прощай, родимый край!..

– Давайте будем торопиться, профессор! – засобирался изо всех сил кролик Слон.

– Мы уже торопимся. – заверил кролика профессор Крысюк, приглаживаясь у шероховатого зеркала. – Фу, видок-то у меня какой не гостевой… и на людях стыдно показываться… Знаешь, кролик, может быть, ты как-нибудь без меня добежишь до домика Заспанного Утра и живо перетрёшь все делишки с рыцарем и со всеми прочими, кто нам вдруг понадобится, а?..

– Профессор!!

– Шучу, шучу. – пригладившись и причесавшись, профессор заговорщицки подмигнул сам себе, а затем обратился к служанке: – А вы, моя горемычная служанка, приготовьте нам что-нибудь на ужин, и пусть никогда не приходит вам в голову желание приблизиться к моему изобретению и нажать на БЫСТРО ДАВИМУЮ КНОПКУ. Дайте мне такое обещание.

– Бу-бу-бу-бу! – что-то вроде того наобещала служанка.

– Я даже прикрою бумажкой эту БЫСТРО ДАВИМУЮ КНОПКУ, чтоб она была не видна и не смущала.

– А на бумажке напишите «тут пусто», чтоб она ещё и обманывала. – посоветовал кролик.

Профессор Крысюк с готовностью написал на бумажке «тут пусто». Подумал и приписал: «пусто – это когда ничего нет, а тут как раз ничего и нет». Подумал и на другой стороне бумажки нарисовал усталую каляку, олицетворяющую, по замыслу профессора, абсолютную пустоту. Но подумал, что калякой собьёт с толку не только служанку, но и себя, и других профессоров, интуитивно тянущихся ко всему запретному, и написал под калякой, что «пусто – это не та каляка, что нарисована на бумажке, а то, что находится под бумажкой, учтите это».

Затем профессор Крысюк с кроликом Слоном очень спешно поторопились, чтоб отправиться к домику Заспанного Утра. Ещё немножко – и их пятки, как говорится, засверкали бы от спешки; но не засверкали они только потому, что пыль дорог, остро припахивающая солнечным загаром, надоедливо преследовала всякого путника.

– Мы будем аки старцы. – пообещал профессор.

– Какие старцы? – поднапрягся кролик Слон.

– Такие, что приходили к Илье Муромцу и стащили его с печи.

– Зачем же они это сделали?

– Затем, что когда фрукт созревает, дорогой мой братец-кролик, то лучше его сорвать и съесть, а не дожидаться, когда он упадёт на землю и сгниёт.

– Ай да профессор! – прищёлкнул язычком кролик Слон.

Весь мир вокруг наслаждался своей беззаботной прелестью, тетенькался с каждой букашкой и ловил дуновения всякого ветерка, не подозревая, что чья-то цепкая наглая ручонка уже готова сжаться в сокрушительный кулак. Неспеша перелистнулась первая страница восьмой Пыльной Книги.