Читать книгу Королевство Полночь - Алексей Райм - Страница 3

Стих первый

Долгая ночь

В тот день я ребёнка крестил,

Хоть и сам был зелёным ещё…

За подробности только прости,

Мои пьяные мысли – не в счёт.

Я хотел бы проблему поднять,

Что витает давно в голове.

Я прошу, постарайся понять,

Почему это важно так мне.

Меня памятью вдруг повело,

Я сегодня чрезмерно болтлив,

Это всё от лукавого, но

Рассказать я хочу. Потерпи.

Этот маленький пепельный крестик —

Тяжёлая ноша на теле.

Давай-ка подумаем вместе,

С тобой я всегда откровенен.

Хотя бы мы ночь скоротаем,

Я тоже в историях грешен…

То было давно, дорогая,

И таинство я вёл, конечно…

Представь, что ещё я умею

Во всём видеть волю Создателя,

Храма тяжёлые двери,

Иконы, повсюду распятия,

Всё для меня так священно,

Несёт лишь блаженную радость,

И крестик сверкает на шее,

Пока ещё есть, куда падать…

Пред гневом Господнем был в страхе,

Молился по каждому грому

И, сидя вот так в полумраке,

С тобой не травился я ромом…

Я искренне верю, ты знаешь,

Но просто сейчас я, скорее,

Намного свободней от всяких

Постов, лицемерных поверий,

Наивных запретов и голода,

Жажды до изнеможения,

Чтобы понравиться Господу…

Только вот пред искушением

Каждый прогнётся однажды.

И так что зачем это ложное

Самовнушение наше,

Поддельных стигматов на коже?..

Есть я лишь, и есть моя вера,

Есть к Богу любовь и к себе,

А вот вязнуть во лжи по колено…

Хватает обмана везде.

Ну, вернусь я к тому, с чего начал.

Тот день я запомню навечно,

Не может быть просто иначе,

Ведь он во мне жжётся увечьем…

Ах, в общем, я был ещё молод.

Не клирик уже, но и таинств

Успел провести я не много,

И крест на себе я не ставил,

Был полон я сил и стремлений,

Служил я с любовью и трепетом,

Что объясняет, наверно,

Травму от случая этого…

Помню, что пахло смолою,

Стою над купелью, как будто

Над чёртовой плахой, и вою

Все эти куплеты кому-то…

Наивно пытался быть выше,

Мол, миссия эта священна,

Но руки дрожали неслышно,

И что-то давило на шею…

Ты знаешь меня много лет,

Суете не подвластен я шибко,

Но я ведь простой человек

И когда-то боялся ошибок…

Ответственность так неподъёмна,

В руках моих – божье творение,

Будто сам Бог на ладонях,

Я чую биение в венах,

И словно по веткам с душою

Там сердце, как птица, наверное,

Сковано клеткой грудною,

Так глухо, так тихо, смиренно.

Родителей так вдохновляла

Их дочка, под гладью холодной

Как будто в конце ритуала

Из чаши достану кого-то…

Но точно не это же чадо,

Кого-то достойнее, чище,

Как будто все эти обряды

Помилуют волей Всевышнего.

Словно всё это забота,

Родительский долг или благо,

И живы мы долгие годы

Как раз из-за этих обрядов.

Во всём этом алчность чья-то,

Доенье библейских заветов,

Чтоб скоро все люди зачаты

Здесь были в гармонии этой.

Во благо всех новых детей

Всего нашего светлого века!

И что-то подобно идее —

«Создание сверхчеловека»

Без самосознанья и воли,

Бесформенно-глупого стада

В удобных цепях и загоне…

Что ж, значит, кому-то так надо:

Достать из болезненных чресл

Здоровое чадо любви…

Селекция общества через

Внушение чувства вины.

Но тогда я не думал глобально,

Я должен был просто крестить,

Ну, а если не бегать по краю,

Однажды должно повезти…

Эта девочка сильно кричала.

От страха кричат даже воины.

День этот стал бы началом

Её вдохновенной истории…

Я окунул её дважды,

Во имя Отца или Сына,

Молитвой запнулся, закашлял,

Продолжил, себя пересилив,

Слегка подкосились колени,

В ушах только детские стоны,

Ужасно виски заболели,

Девочка в чаше бездонной…

И вот этот приторный воздух

Мне голову душит змеёй.

Из толпы кто-то крикнул мне поздно:

И девочка в луже святой

Принимает процесс покаянья,

Глотая в конвульсиях воду.

Звучит так цинично, я знаю.

Сейчас с головою холодной

Могу говорить так жестоко

И прямо, как было на людях.

Когда тебя бьёт большинство, то

Не жди для себя правосудия.

Смерть – не моё упущенье,

Решалось всё в долю секунды.

Не должен просить я прощений,

Что девочку дали с недугом.

Не думай, что я сожалею

И в пору мне брать и топиться,

Но разве тогда, неужели

Я должен считаться убийцей?

Да кто же во власти повесить

Ужасное бремя виновного,

Грешники все мы, и если

Все сами преступники словно?

Случился у девочки приступ,

А люди, убитые горем,

Меня обвинили в убийстве.

И сами родители вскоре

Повесились около храма…

Тогда испугался, что город

Винить меня будет, пока я

И сам себе вены не вскрою…

Однако всё это со временем

Будто забылось народом,

И знаешь, я просто уверен,

Что всё из-за страха пред Богом.

Ведь церковь судить – это кара,

Анафема, муки агоний…

Меня прикрывает не правда,

А то, что на всё Его воля!

Так, может быть, это спасенье

Ребёнка из ада земного?

Однажды все в путь мы последний

Отправиться будем готовы.

Бесстыдно смотрел в эти лица,

Та девочка – свет наш и твердь,

Ну а истина в том, что убийцы —

Все люди, признавшие смерть.

И мне кажется, все позабыли,

Что Бог – не орудие власти,

Что мир не окрасят могилы,

Политые чьим-то несчастьем,

Что люди, склонившись над ними,

Не стали сильнее отчасти,

И их не спасут уже гимны,

Лишь кровь на костлявых запястьях…

И так уже заведено,

Что и веру людскую насилуют

Сильные мира сего,

Не оставив ни грамма красивого

В жажде людей к совершенству,

Мы сами должны быть творцами,

Не дожидаясь пришествий

Вторых или третьих, врастая

В свой быт, как сухие деревья,

Чуму запуская по венам…

Нужна лишь простая идея,

В которую люди поверят.

Но это трактует неправильно

Власть, опираясь на Господа.

Суть – в установке морального,

Искренне честного роста.

И не допуская коросты

Всех помыслов, вплавь или вброд,

Так как мы – инструмент в руках Господа,

Точно не наоборот…

И та девочка вряд ли хотела

Закончить жить в самом начале,

И чтоб её хрупкое тело

Зачем-то в купель окунали,

И вряд ли ей было так нужно

Покаяться в чьей-то вине,

Или чтоб её юную душу

Пытались очистить в воде…

А весь мир её – мама и папа,

Не я, не какой-то там Бог,

А тогда ведь мы все были рядом,

Вот только никто не помог…