Читать книгу Книга судеб - Алексей Викторович Воронин - Страница 5

«Норфолк-хаус»

Норфолк-Хаус – городской дом девятого герцога Норфолка, находился на Сент-Джеймс-сквер в Лондоне. Построенный по проекту Мэтью Бреттингема-старшего с 1748 по 1752 годы, этот величественный особняк в стиле палладио имел более ста футов в длину и семьдесят футов в ширину. Материалом для постройки служил белый кирпич, дом был облицован камнем и возвышался на три этажа – первый, главный и камерный. Девять больших окон в ряд на каждом из этажей фасада выходили на запад. Помещения первого этажа состояли из двух секций. Главный вход вел в холл, слева от холла находился рабочий кабинет герцога, справа утренняя комната. Это была первая секция. Из холла через арку открывался проход к лестнице на главный этаж. Прихожую с лестницей окружали по часовой стрелке библиотека, гардеробная, спальня, служебная лестница и столовая. Это была вторая секция. Из столовой можно было пройти в утреннюю комнату первой секции, а из библиотеки – в кабинет герцога. Главный этаж включал в себя музыкальную комнату и две гостиные на стороне фасада, бальный зал над столовой первого этажа, главную спальню и гардеробную на стороне, противоположной фасаду. Снаружи, вдоль фасада, проходила балюстрада из балясин с талией, окна были украшены лепным архитравами, фризами и фронтонами.

Вестибюль первого этажа был спроектирован в палладианском стиле, пол уложен мраморными черными и белыми плитами, в шахматном порядке. Стены покрыты мрамором, с эмблемами Норфолка: белым львом, белой лошадью и собакой Тэлбота. Камин в вестибюле был отделан черным мрамором, его простой архитрав пролегал между узкими пилястрами с ракушками и гирляндами, масками сатиров.

Столовая первого этажа имела два окна на торцевой стене. Белый мраморный камин столовой украшали женские маски, гирлянды и картуш на карнизе.

В феврале 1756 года дом был открыт для проживания хозяев и посещений, по случаю этого состоялся торжественный бал. Гости на балу были потрясены роскошью интерьеров, богатством и великолепием бальной залы, новым стилем музыкальной комнаты и гостиных. Спустя пятнадцать лет Норфолк-Хаус уже не производил такого ошеломляющего впечатления, но, как и прежде, был одним из главных особняков столицы.

Чарльз Говард-младший, наследник девятого герцога Норфолка, жил в Норфолк-Хаусе вместе с женой, леди Фрэнсис Говард пять-шесть месяцев в году. Они занимали спальню и гардеробную первого этажа, расположенные за главной лестницей. Когда герцог Норфолк находился в Лондоне или останавливался в Норфолк-Хаусе проездом, лорд Говард старался не попадаться ему на глаза. Отношения между герцогом и внучатым племянником нельзя было назвать сердечными.

10 апреля 1772 года старый герцог еще не приехал в Лондон из имения, но Чарльз чувствовал себя как на иголках из-за дурных новостей. Плотно позавтракав, он уединился в кабинете и еще раз прочел полученное вчера из Брэмптон Брайан Холла письмо, попытался составить план действий, осмыслить произошедшее, понять, сколько у него есть времени, а затем пошел в столовую, где встретил свою жену.

Супруга лорда Говарда, которую он про себя вот уже два месяца называл «плаксой Фрэнсис», сидела в кресле у окна и задумчиво смотрела на улицу. Когда он остановился в дверях, ведущих в столовую, жена бросила на него взгляд и с фальшивой улыбкой произнесла:

– Чарльз, вы меня вчера спросили о здоровье отца моего, а о подруге моей, написавшей мне накануне, я вам рассказать забыла.

– О подруге? – Чарльз Говард-младший плюхнулся в кресло напротив леди Фрэнсис и пробормотал. – Я, сударыня, не знаком с подругами вашими и не знаю, хочу ли слышать о них.

– Это Элизабет, она мне и подруга, и дальняя родня. Пишет из Шотландии, приглашает нас быть у нее на Пасху. Я намерена ехать к ней сей же день или завтра – леди Фрэнсис посмотрела мужу прямо в глаза. – Вы изволите сопровождать меня, муж мой? Я намереваюсь пожить там, в доме подруги моей, по меньшей мере полгода, а то и до зимы.

– На Пасху? – Чарльз Говард был поражен до глубины души. – Так Пасха через девять дней, а подруга твоя в Шотландии, Фрэнсис. Ты хоть знаешь, сколько до Шотландии миль пути?

– Так изволите ехать со мной, или мне одной отправляться? – Фрэнсис отвела глаза.

– Не изволю, и вам воспрещаю, – герцог поднялся из кресла и уставился на супругу, как на какое-то диковинное насекомое. – Я, сударыня, сам буду решать, где нам праздновать Пасху. В Лондоне будет герцог и мой отец. И думать забудьте о Шотландии.

Леди Франсис встала. Она была очень бледна. Посмотрев по сторонам, женщина сначала прошла к камину, постояла в задумчивости, потом вернулась к окну, остановилась рядом с мужем и едва слышно произнесла:

– Сообщаю вам, супруг, что я жду ребенка и на третьем месяце уже.

– Ребенка? – Чарльз Говард-младший чувствовал себя раздавленным, как будто его переехала карета или Генри Смит ударил ему своим огромным кулаком промеж глаз. Он дотронулся до кармана камзола, в котором лежало письмо леди Сьюзен Харли, и закричал. – Что вы такое говорите, сударыня? Слуг развлекаете, заявляя такое? В кабинете, живо!

Он потащил ее через холл, к двери библиотеки, открыл дверь, втолкнул жену внутрь. Она вбежала, сдавленно плача, стала качать головой, словно в припадке. Лорд Говард закрыл обе двери, подвинул на середину кабинета стул и одним движением усадил ее на него:

– Ребенка, сударыня? Дозвольте мне, матушка, спросить, какого ребенка вы ждете три месяца, если я не был в вашей спальне полгода? Вы спятили? Это ваша меланхолия так пагубно на вас влияет?

– Прекратите, сударь! – она и сжала ладонями голову. – Прекратите тиранить меня! Вы убиваете меня жестокостью своею! Убиваете! Я была у доктора, я не безумна! Он говорит, я во всем здорова. Я ношу ребенка, он уверил меня в положении моем!

– Ребенок не мой! Это ясно и дураку. Вы изменили мне? Я не богохульник, сударыня, чтобы признать вас за непорочно зачавшую! – лорд Говард схватил жену за плечи и встряхнул. – В глаза мне смотреть! В Глаза смотреть, женщина! Чей ребенок, от кого он?

– Не буду сказывать, ничего от меня не узнаете! – Фрэнсис даже не рыдала, а ревела, как раненый зверь.

– Не будете сказывать? – лорд Говард оттолкнул ее так, что она откинулась на спинку стула. Он метался между камином и столом, размахивая руками. – А в суде за разврат и прелюбодеяние тоже не будете сказывать? Зная дела матушки вашей, кто же удивится, что у нее такая дочь! Меня и без суда с вами разведут, сударыня, как глупца, связавшегося со шлюхой!

– Господи Боже, помилуй! – Фрэнсис упала со стулаа на колени и на четвереньках поползла к мужу, обхватила его ноги руками, подняла лицо и сдавленно вымолвила. – Прощения вашего прошу, Чарльз! Я признаюсь вам, во всем признаюсь! Только прощение дайте.

Чарльз Говард-младший схватил ее за руку, рывком поднял на ноги и зашипел прямо в лицо:

– Не плакать! Убрать слезы! Дышать! И сказывать мне все, если хотите остаться моей женой хотя бы еще день. Чей ребенок? От кого вы понесли, сударыня?

– От Перси, – она продолжала обнимать руками его ноги и рыдать. – Мой ребенок от Перси. Это юноша в Брэмптон Брайан Холле. Помощник управляющего графа.

– Как вы сделали мне измену? Вы лежали там в меланхолии и при вас была Марта, сударыня, – Чарльз Говард-младший был потрясен. – Помощник управляющего! Даже не сам управляющий, а мальчик на побегушках! Вы умом повредились, сударыня? Как вы смогли сделать измену в чужом доме, полном людей?

– Не знаю, – взгляд леди Фрэнсис застыл, она не могла даже пошевелиться. – В комнате была духота. Я не имела сил там больше быть. Я пошла на улицу и встретила его. У него свое жилье, не в доме.

– Духота, – повторил за ней Чарльз в полном изумлении. – Воля ваша, сударыня, пусть будет духота. Послушайте меня теперь и не думайте, что я вас простил и смирился. Вы скажете Генри, где живет ваш доктор, и Генри приведет его сюда для свидетельства вашего положения и убеждения сохранить его в тайне. Соберите свои вещи для поездки. Возьмите все свои деньги. На рассвете вы, сударыня, а также я, Генри Смит, Марта и мой поверенный убываем в Брэмптон Брайан Холл для выяснения всего этого дела и принятия мер, чтобы никто ничего не узнал. Я не жестокий тиран и не буду вас бить, хоть и следовало бы начать воспитание ваше с битья, но не мне, а вашему отцу. Вы исповедаетесь мне в грехе вашем, и тогда я решу, как наказать вас. Вам так понятно, сударыня?

Она отпустила его ноги, подняла глаза и кивнула. Чарльз увидел, что губы ее искусаны до крови, глаза красные от слез и бессонницы, кожа бледная, как у покойницы.

– Будьте тут. Я найду Генри, – лорд Говард открыл дверь и вышел из кабинета.

* * *

Опять тошнота, а за ней рвота. Сьюзен Харли боялась, что ее вырвет прямо за столом во время завтрака. В обед, обычно, ее уже не тошнило, но ей стало трудно переносить некоторые запахи пищи, изменился вкус. Предугадать, что сегодня вызовет тошноту, было трудно. Когда при подъеме по лестнице у нее впервые закружилась голова, она испугалась и подумала, что заболела инфлюэнцей или горячкой. Легла на кровать, зажмурилась, попыталась дышать глубже и вспомнить, не кашляла ли ночью. Она уже хотела пойти к матери и рассказать ей о своей болезни, но вдруг появилась какая-то мысль, предчувствие, и внутренний голос сказал одно слово – «нельзя». Она закрыла глаза и как бы перенеслась на много лет назад, оказалась в гостиной Брэмптон Брайан Холла и услышала голос тети Энн, жены дяди Томаса, которая сидела на диване с огромным животом и рассказывала о тошноте, рвоте по утрам, недомогании, головокружении. Через два месяца родилась ее кузина. Мысль стала сильной, превратилась в уверенность, а потом исчезла, и остался ужас. «Сколько у нее уже не было женских недомоганий? Что теперь делать?»

Когда отец и мать заявили ей, что едут в Лондон на две недели по делам отца в Парламенте и вернутся перед Пасхой, она отказалась отправиться с ними, сославшись на скуку в Лондоне ранней весной и плохую для конца марта погоду. Проводив родителей, Сьюзен тем же вечером открылась своей камеристке и наперснице, Луизе Тарле. Тридцатилетняя француженка поцокала языком, расспросила девушкуо ее недомогании и на другой день предложила съездить за двадцать миль к одному доктору, который хранил тайны своих пациенток от отцов и мужей, оказывал им помощь в деликатных вопросах.

От доктора Сьюзен Харли вернулась в отчаянии. Сомнения развеялись, она носила ребенка Чарли. Луиза Тарле понимала, что огласка положения хозяйки может стоить ей места, и стала строить планы. В первую очередь, следовало написать Чарли и потребовать его помощи. Богатые мужчины улаживают такие дела лучше молодых, зависимых от родителей женщин. Нужно было незаметно расшить платья, раздобыть денег, подготовить какое то уединенное место, куда можно было бы скрыться. Высыпав шкатулку с драгоценностями на кровать, леди Сьюзен и Луиза отобрали то, что можно было бы тайно продать. Далее обшарили кабинет отца и получили из ящиков его стола десять фунтов. Взяли не все, только четвертую часть карманных денег графа, лежащих тут и там. К тому моменту письмо к Чарли уже было пять дней в пути. Его писала Сьюзен, но подписывала и отправляла Луиза. В нем было всего несколько строчек: «Я ношу вашего ребенка. Приезжайте немедленно. Родители в Лондоне. Времени очень мало. Ваша С.»

* * *

Чарльз Говард-младший сидел в кабинете герцога Норфолка и смотрел на письмо Сьюзен. Весь его привычный, спокойный мир рухнул, жизнь превратилась в штормовое море. Нужно было действовать, но он даже не понимал, с чего начать. Сьюзен носит его ребенка. Если станет известно, что он обрюхатил невинную девушку, дочь графа, будучи женатым, его пригвоздят к позорному столбу. Нет, все еще хуже. Четвертый граф Оксфорд и Мортимер вызовет его на дуэль, а за ним в очередь встанет вся семейка Харли. А может быть они признают его недостойным дуэли и наймут головорезов, чтобы укокошить обидчика в темном переулке. Отец будет в бешенстве. Тесть, полковник Фицрой-Скудамор, член палаты Общин, потребует объяснений. Герцог Норфолк сделает все, чтобы он был наказан, сократит содержание, уменьшит наследство до наименее возможного. И скажет, с удовлетворением, что всегда чувствовал подвох, видя внучатого племянника и говоря с ним.

И как будто этого мало… Беременность «плаксы Фрэнсис», не выглядела более простым делом, чем беременность Сьюзен. Две беременные женщины одновременно. Любовница носит его ребенка. Жена носит чужого. Две угрозы, как две пули, летящие к нему на встречных курсах. Чарльз Говард-младший не знал, с кем можно посоветоваться о таком. Друзья ненадежны. Родственники исключены. Случайные собутыльники не годятся для серьезного разговора, даже если спрашивать от третьего лица. Нужно что-то сказать Генри, раз уж он поедет с ними в Брэмптон Брайан Холл. Но только то, что нельзя не сказать. Придется вводить в курс дела поверенного. Адамс тот еще мошенник, но на него хоть можно положиться в юридических делах и документах, он умеет отрабатывать плату. И эта чертовка, соня Марта. Сестра его кормилицы, которой он доверил надзор за Фрэнсис. Хорошо же она надзирала, дрянь! Может быть, ему застрелиться? Нет, это не выход. Нужно много денег под рукой, советы Адамса, преданность Генри и немного удачи. Скандал со Сьюзен можно будет как-то замять только в том случае, если она выйдет замуж. А выйти замуж быстро можно по разрешению епископа… Биши Шелли! У него много денег, влияния, связи в церкви. Немедленно идти к нему! Ничего не объяснять, просто попросить вернуть долг. Уговорить ее скрыться от родителей. Но на ком женить Сьюзен? Робин? Старина Дик? Тот вечно пьяный кузен с ветром в карманах? Его и не найдешь. Стать мужем чужой любовницы на сносях… Кто согласится на такое и сколько это будет стоить?

Лорд Говард задумался. Любовник Фрэнсис. Кто он? Перси Чарльтон. Не родня ли четвертого баронета Чарльтона? Если его запугать? Угрожать? Напустить на него Генри? Он живет в Брэмптон Брайан Холл, знает Сьюзен, зависит от ее семьи. Может быть «немного удачи», это и есть любовник супруги? Можно давить на него через жену и с помощью Генри одновременно. И не нужно терять время, сводя людей из разных мест, не знающих друг друга. Брэмптон Брайан Холл. Сьюзен там. Чарльтон там. Нельзя быть уверенным, что Сьюзен не закатит сцену и не сорвет его планы, а Чарльтон окажется на месте и будет сговорчивым. Но попробовать необходимо, другого пути нет. Чтобы успеть встретиться со Сьюзен, пока ее родители в Лондоне, нужно ехать завтра утром. Сто шестьдесят пять миль. Время поджимает. Беременность не скроешь долго. Ни у любовницы, ни у жены. Что делать с женой, можно решить потом. Заточить на полгода в глуши, а когда родит, отдать ребенка на усыновление. С замужеством Сьюзен так не получится, ее отец перевернет вверх дном всю Англию, чтобы найти дочь.

Он сумеет выкрутиться, надо в себя верить. Если выскочить из этой двойной петли и не наделать ошибок, ему можно будет ставить памятник на Сент-Джеймс-сквер.

Лорд Говард позвал Генри. Слуга ждал в библиотеке. Вещи, в том числе жены, были собраны под надзором Генри час назад. Марта ушла за Адамсом по поручению Чарльза. Смит вошел в кабинет и привалился плечом к дверному косяку:

– Я здесь, лорд Говард.

– Помнишь, Генри, как в поместье Скудамора ты сказал мне «сохрани меня от того, Боже, чтобы я когда-нибудь и сам на такой женщине жениться надумал, разве что людей других уже на свете не будет?» – Чарльз вертел в руках письмо Сьюзен.

– Помню, и нынче сказал бы также, – Генри Смит скрестил руки на груди. – Что за дела у нас в Брэмптон Брайан Холл, милорд?

– Срочные дела и неприятные, – лорд Говард вздохнул. – Ты случайно не встречал среди дворовых графа Харли некоего Перси Чарльтона?

– Встречал, – слуга смотрел равнодушно, стараясь скрыть любопытство. – Щуплый такой малый, лет двадцати. Обретается в домике на заднем дворе имения. Ходит с управляющим, работает в плотницкой мастерской и каретном сарае. Ставил нашу карету. Молчаливый, одет плохо. Дворецкий говорил, что он дальняя родня графу.

– Дальняя родня… Стало быть, и в самом деле внук баронета Чарльтона. Первого баронета, полагаю, – лорд Говард встал из-за стола, поднес письмо Сьюзен к пламени свечи, сжег его и вытер о платок сажу с пальцев. – Нам всем молиться надо, чтобы Перси Чарльтон был в имении графа. Как прибудем, первым делом выведай у слуг, отыщи его, и глаз с него не спускай, пока я буду жену в доме устраивать и с леди Сьюзен одно дело улаживать. И готов будь поколотить этого пройдоху.

– Всего то? – Смит засмеялся. – Сдается мне, хозяин, и с жены вашей глаз не нужно спускать, она с обеда так слезы льет, не наложила бы руки на себя.

– Пригляди за ней, – герцог надел камзол. – Я иду к Биши Шелли. Ты тут за главного остаешься, Генри. Приду, промочим горло и покушаем.