Читать книгу Тики Ту - Алексей Владимирович Баев - Страница 5

Первая часть. Потерявшаяся в себе
Глава четвёртая. Ненаучная гипотеза

Оглавление

(ИНВЕРСИЯ)

В Там-Сям так же, как и в других пунктах, в которых она побывала за последнее время, никто о чёртовом адресе слыхом не слыхивал.

Случается, что врут топографические карты и ошибаются карты гадальные, всезнающий Интернет тоже не всегда располагает достоверной информацией, но кто-нибудь из местных старожилов обязательно вспомнит давно переименованную улицу или разрушенный дом, который живёт лишь в потерявших яркость воспоминаниях. Адреса «Tiki, 2» здесь не знали.

И как только Дарька убедилась в этом окончательно, вера её пошатнулась.

Ещё бы! Москва, а потом Манчестер и Мумбаи, Париж и Нью-Йорк, Стокгольм и Вена, Коломбо и Лондон, Петербург… и даже жестокий Кое-Где, а теперь вот и невообразимый Там-Сям ответили одинаково: «НЕТ. ЭТОТ ОБЪЕКТ НАМ НЕ ИЗВЕСТЕН».

И что теперь? Что?!

Так, спокойно… Главное, без паники. Может, ты упустила в своём списке какое-нибудь местечко, где была проездом, и просто его не помнишь? А вдруг это… не на Земле? Или… Или вообще не следует хаотично колесить по географическим объектам, а искать другим способом? Вопрос: каким? Нет, что-то здесь не так. Эрно никогда не бросал слов на ветер. Он просто не мог ошибиться. Эх, если б кто-нибудь дал знак! Ну? Смелее, силы небесные!

Дария, покинув гостиницу, направилась к стоянке такси, выбрала машину поприличнее и уселась рядом с водителем.

– В Центрум, – скомандовала она.

– Бут сделано! – весело гаркнул истомившийся в ожидании таксист.

Новенький жёлтый «порш» с чёрными шашечками на дверях взревел мощным мотором и, презрев бесконечный поток машин, смело выскочил на дорогу.

– Вы летать не боитесь? – поинтересовался водитель, когда они минут через десять всё-таки завязли в пробке.

– Я-то не боюсь, – ответила Дарька. – Как бы вас самого на анашу не подсадили.

– Ничего, – улыбнулся таксист. – Гаишникам на своих чугунных «крокодилах» меня не догнать. Тачка – зверь. С титановыми винтами и двойным турбонаддувом. Тяга сумасшедшая. Вам в Центрум куда надо?

– Если б только я знала… – тихо пробормотала девушка, но тут же опомнилась: – А давайте-ка, уважаемый, на вокзальную площадь!


Клюжев жил не слишком далеко – на Земляном Валу, в знаменитом гэбэшном доме. Миша, оставив машину возле офиса, решил отправиться на рандеву пешим ходом. А что? Разминочка.

Зайдя по пути в магазин, он выбрал бутылку хорошего вина и, укладывая её в портфель, подошёл к книжному развальчику.

Издание бросилось в глаза сразу. С белой глянцевой обложки на Агафонова, хитро ухмыляясь, смотрел хвостатый лысый толстячок, облачённый в растянутый зелёный свитер и потёртые голубые джины. Но не столько он привлек Мишино внимание, сколько заголовок: «Демон в её голове». Имя автора ни о чём не сказало.

– Почём? – ёмко спросил Агафонов у продавца, указав на книжицу пальцем.

– Двести в переплёте, сто двадцать в обложке, – ответил откровенно скучающий дедок. – Довольно милая фантазия, да и слог ничего. Возьмите. Не понравится, кому-нибудь подарите. Или выбросите. Чай, не Достоевский.

– Давайте, – кивнул Миша.

– В мягкой? – уточнил дед.

– Мелочи нет. Возьму в переплёте, – сказал Агафонов. – Если вещь действительно неплохая, дольше проживёт. Если хрень – вы правы – подарю.

– Разумно, – согласился продавец и, получив деньги, протянул Мише книжку. – Спасибо за покупку, заходите ещё.

– Всенепременно, – ответил Агафонов и, спрятав сдачу в бумажник, покинул магазин.

До назначенного времени оставалось минут сорок, а дом профессора уже виднелся. Погода располагала и радовала. Миша, перейдя улицу, свернул в клюжевский двор, выбрал лавочку под старой раскидистой липой, уселся на неё и раскрыл книгу на титуле.

«Все описываемые события происходили в реальности, – прочитал он. – Имена и адреса во избежание возможных недоразумений изменены».

Хм… Возможных недоразумений? Так себе формулировочка.

Достав сигареты, Агафонов прикурил, выпустил изо рта струйку дыма и ещё раз взглянул на обложку. Чёртик, который вначале показался ему прикольным, теперь почему-то таковым не выглядел. Миша сомкнул веки. «Собственно, почему я принял его за чёрта? – подумал Агафонов. – Из-за хвоста? Так и он-то не… чертовский? Больше похож на кошачий. Ни рогов, ни копыт… Ассоциация с названием? Скорее всего».

– Мишенька! А я иду и смотрю – вы ли? – знакомый голос заставил его прервать ход размышлений и открыть глаза.

Напротив стоял Клюжев и улыбался во весь рот, демонстрируя ровные и белые не по годам зубы. Интересно, фарфор или пластик?

– Здравствуйте, Фёдор Алексеич, – приветствовал его Миша, поднимаясь на ноги и протягивая руку. – Я сегодня не на колёсах. Вот, не рассчитал время.

– Ничего, ничего, – жестом усадил его Клюжев. – Вы ж в квартиру ещё не поднимались? А я как раз с работы иду, сворачиваю во двор и… Впрочем, коль вы не против, я приземлюсь рядом с вами. Вечер сегодня чудесный!

– Май, – улыбнулся Миша.

– Точно, май. Настоящий, – профессор откинулся на спинку и завёл руки за голову. – Соловей, слышите? Нет, это удивительно – в центре Москвы до сих пор поют птицы… По всем прогнозам они должны были вымереть ещё в конце прошлого века.

– Это ещё почему? – удивился Агафонов.

– Экология, Мишенька, экология, – сладко потянулся Клюжев. – Вот мне лишь чуть больше шестидесяти, не курю, бегаю по утрам, а одышка временами, как у хронического астматика. Но мы-то, люди, привыкли выживать в экстремальных условиях, птички ж – создания Божьи. Если им плохо, они не то что петь не будут, жить не станут… А этот, слышите? Какие трели выводит! Прям, филармония.

– Натурально, – весело согласился Агафонов.

Потушив бычок о край лавочки, он кинул его в урну и снова раскрыл книгу. Клюжев молчал, наслаждался соловьиным пением и ласковым вечерним солнцем. Решив не тревожить профессора, Миша уже собрался взяться за чтение, но тут птаха смолкла. Фёдор Алексеевич словно очнулся. Поднялся с лавочки.

– Ладно, хорошенького помаленьку. Пойдёмте ко мне, – позвал он и сам первым направился к ближайшему подъезду. – С утра лифт не работал. Если не починили, придётся на шестой этаж топать пешком. Не слишком затруднит?

– Не слишком, – ответил Миша. – Я нынче на восьмом живу, а лифт только до одиннадцати. Представляете? Это у них называется заботой о тишине.

– А вы, как я понимаю, частенько задерживаетесь дольше установленного времени? Завидую вам. Точнее, вашему возрасту, – засмеялся Клюжев. – Вы не представляете, Михал Михалыч, как мне порой не хватает этих ночных кутежей и весёлых компаний!

Вошли в подъезд. Лифт починили, поэтому наматывать на ноги подъёмные метры лестничных маршей не пришлось.

– Кстати, Миш, супругу мою зовут Татьяна Власовна. Она незнакомому человеку может показаться немножко… эээ… со странностями. Не акцентируйте внимания, хорошо? И ещё. Пожалуйста, в её присутствии не рассказывайте никаких скабрезных анекдотов и сальных историй, – попросил профессор. – А если представитесь интеллигентно – но, главное, без жеманства, а естественно, – расположите её к себе на всю оставшуюся жизнь.

– Я вас понял, Фёдор Алексеевич, – успокоил профессора Агафонов.

Двери разъехались в стороны.

– Буду несказанно вам обязан, – кивнул Клюжев, пропустив Мишу вперёд.

Секунд десять после звонка жизни за дверью не ощущалось. Но вот откуда-то издали послышался цокот каблучков. Наконец, щёлкнула задвижка, створка распахнулась и на пороге выросла стройная фигура. Да, женщина внешне приятная, хоть и старая. Нет, не очень. Скажем, пожилая. В отличие от жизнерадостного колобка Фёдора Алексеевича, Татьяна Власовна выглядела зимней берёзой – такая же тонкая, высокая и вся какая-то монохромная в своём чёрно-белом «шахматном» платье.

Впрочем, скажем справедливости ради, Агафонов и сам недолюбливал полутона.

– Вот, Танечка, познакомься. Мой коллега из смежного ведомства. Михаил Михайлович. Прошу любить и жаловать, – представил Мишу профессор.

– Очень, приятно, – проговорила Клюжева, и Миша готов был поклясться, что она своим взглядом просверлила в его черепе дыру. Даже боль почувствовал. – Татьяна Власовна.

– Агафонов, – чётко произнёс Миша, вытянувшись в струнку и отвесив лёгкий поклон. Только каблучками не щёлкнул. – Наслышан о вас от Фёдор Алексеича. И давно мечтал с вам познакомиться, Татьяна Власовна.

«Берёза» расцвела. Но это стало видно лишь по глазам, выражение которых изменилось. Появился блеск. А странная заинтересованность и так была. Вполне искренняя, между прочим. С чего бы вдруг?

– Прошу вас, проходите прямо в гостиную. Фёдор Алексеич проводит, – пригласила Татьяна Власовна. – И да, Михал Михалыч. Не разувайтесь. У нас домработница… Правда, я её уже отпустила, потому на стол накрою сама.

– Что вы, Татьяна Власовна! – попробовал было протестовать Агафонов. – Не стоит так беспокоиться. Я исключительно по работе и не отниму у вашего мужа много времени.

Но Клюжев, цепко ухватив Мишу под локоток, уже увлекал его по длинному мрачному коридору в сторону высокой двустворчатой двери. Со стен из тонких рам на них равнодушно посматривали многочисленные медицинские светила. Агафонов узнал лишь Ибн-Сину – благодаря чалме. И Боткина. Портрет этого недавно видел в журнале.

– А что так? Отужинаете с нами, – говорил меж тем профессор. – Мы будем только рады. Катюша, наша горничная, прекрасно готовит…

Гостиная по контрасту с прихожей и коридором выглядела вполне современно. Дорогая мягкая мебель, журнальный столик стекла и хрома, справа огромная плазменная панель, слева – над диваном – вполне достойные копии полотен Филонова и Модильяни… Вино!

Миша, рассматривая интерьеры, настолько отрешился от проблемы, обсудить которую пришёл, что из забытья его вывел деликатный зов вина, вполне ко времени булькнувшего в портфеле.

Расстегнув и откинув клапан, Агафонов достал бутылку и протянул её Клюжеву.

– Это к столу, Фёдор Алексеич.

– Отлично, Мишенька, – кивнул профессор, принимая подарок, и повёл носом. – Угадали. Судя по запаху, сегодня у нас на ужин запечёная оленина. И ваше «Бордо» придётся как нельзя кстати… Но вы ж явились по делу, не так ли? Давайте-ка мы не будем тратить драгоценное время. Как я понял из нашего сегодняшнего разговора, к вам обратилась за помощью госпожа Аль-Заббар. Ничего не путаю?

– Нет, Фёдор Алексеич. Ничего не путаете, – покачал головой Агафонов. – Вот это пришло мне сегодня на электронную почту. Прочтёте?

– Давайте лучше вы сами. Вслух.

Пока Миша читал письмо, профессор вытащил из своего кейса потёртую картонную папку и, развязав тесёмки, зашелестел листами.

– Ну и что вы на это можете сказать? Как профессор Института мозга? – полюбопытствовал Агафонов.

– Как профессор Института мозга я на это сказать ничего не могу, уж простите, – ответил Клюжев. – Дело в том, Миша, что в случае с Дарией Аль-Заббар ортодоксальная медицина выказала всю свою некомпетентность. На мой, естественно, взгляд. Вот, послушайте. Они делают выводы, от которых мне, честно говоря, становится стыдно. Итак, «…случаи летаргии – не редкость. Пограничное состояние, сходное с комой, вызванное болевым или психическим шоком, общей усталостью организма, критическим перенапряжением, стрессом, тяжёлыми заболеваниями и иными причинами не имеет временного континуума и может продолжаться сколько угодно долго. Для поддержания жизнедеятельности организма…». Так, это не то… А! Вот: «состояние пациентки, Дарии Аль-Заббар, не следует считать комой. Скорее, это лёгкая форма летаргии, спровоцированная тяжкими переживаниями после смерти близкого человека. Физическое состояние органов в норме, деятельность головного мозга идентична деятельности человеческого мозга во время сна»… Идентична! Представляете? С точки зрения моих коллег Дария просто заснула. Но когда проснётся – неизвестно. Поймите правильно, Миша – природа данного феномена до сих пор не исследована, но…

Профессор сделал многозначительную паузу и поднял указательный палец.

– Но моя супруга выдвинула однажды… эээ… гипотезу. Она не имеет ничего общего с трудами наших учёных светил, однако я взял на карандаш. И решил её немножко проработать. В тайне от всех. Даже от Татьяны Власовны. Только прошу вас, дорогой мой, если вы согласитесь её выслушать, никому и никогда не говорите.

– О чём? – не понял Агафонов.

– Как о чём? О том, что я беседовал с вами на эту тему совершенно серьёзно. Ведь репутация учёного и врача не позволяет, знаете ли…

– Да вы не беспокойтесь, Фёдор Алексеич, – успокоил его Михаил. – Я и так понял, что здесь полно загадок. Какой-то, если так можно выразиться, нестандарт. Иначе б вы пригласили меня на работу, а не домой. Верно?

– Безусловно, – кивнул Клюжев. – И можете считать меня старым маразматиком, но я вам всё-таки скажу, почему, на мой взгляд, Дария Аль-Заббар спит два года… Моей жене кажется, что девочку… Как бы это сказать-то, чтоб не выглядеть совсем уж идиотом?

– Да говорите, как есть, – подбодрил профессора Агафонов. – Я ж обещал!

– Ладно, – вздохнул Клюжев. – Только воздержитесь, пожплуйста, от смеха… В общем, мне тоже кажется, что девочку бросил ангел-хранитель.

Миша честно пытался сдержаться. Но не смог. Нет, смеяться он не стал. Брезгливо поморщился.

– Профессор, с вами точно всё в порядке? – обеспокоено спросил Агафонов.

– Ну вот! – всплеснул руками Фёдор Алексеевич. – Я ж говорил вам, что гипотеза совершенно не научна… Впрочем, давайте обо всём немедленно забудем. Хорошо?

– Ну уж нет, – покачал головой Михаил. Подмигнув, потребовал: – Зря что ль я на вино тратился? Выкладывайте, профессор, детали, на основании которых вы… эээ… с супругой пришли к таким ненаучным выводам. В конце концов, если б я услышал про ангела из уст священнослужителя, я б воспринял это несколько иначе. Но я читал ваши работы. И знаю вас, Фёдор Алексеич, не первый год. Как серьёзного учёного знаю, между прочим. Поверить, что вы ударились в сказки или просто слушаете, простите, бредни своей супруги, увы, не могу… Или всё-таки Альцгеймер?

– Да какой Альцгеймер, Миша? Типун вам на язык, – отмахнулся Клюжев, вставая с дивана. – Если б у меня на руках были материальные доказательства гипотезы, я б стал академиком. Или на весь остаток дней своих загремел в психиатрическую клинику… А так… Только догадки… Они, правда, основаны на вполне серьёзных наблюдениях… Но кому и как я смогу всё это доказать? А?

Профессор подошёл к окну, отдёрнул занавеску и загляделся на улицу.

– Мне доказывать ничего не надо, Фёдор Алексеич, – ответил Миша.

Удивительно, но он заинтересовался. Поднявшись с кресла, подошёл к профессору. Встал рядом.

– Просто расскажите то, что знаете. А потом покумекаем, что можно сделать. Вместе подумаем. Договорились?

– Договорились, – отозвался всё ещё раздраженный Клюжев. – Только давайте после ужина. И Татьяне Власовне пока ни единого слова… Ох, ты. По запаху чувствую, что стол уже накрыт.

И точно. Не прошло пяти секунд, дверь в гостиную отворилась, и на пороге выросла «Берёза».

– Мужчины, прошу к столу. Буду вас кормить запечёной олениной.

Тики Ту

Подняться наверх