Читать книгу Записки военного музыканта. Полная версия - Алена Шенк - Страница 15

В нашем общежитии жило немало бывших воспитанников школы. Одни, давно закончившие профтехшколу или ФЗУ, другие по тем иным причинам переходили в другие учебные заведения. Двое из них, Женя Куличков и Сергей Буканов, были музыканты-духовики, Женя был отличный трубач, а Сергей – прекрасным баритонистом, к тому же продолжавшим свое музыкальное образование по классу тромбона. Однажды по счастливой случайности я был свободен и от картишек, и от "расшибаловки", внимательно и с увлечением наблюдал и слушал, как старательно и с большим трудолюбием Сергей занимался на тромбоне, но вот Серёга положил тромбон на кровать, чтобы немного передохнуть и перекурить, а я неожиданно для себя спросил: "Серёжа, а можно попробовать подуть?" Ответ последовал цитатой из недавно выпущенной книги Ильфа и Петрова ("12 стульев", "А может быть, тебе ещё и ключ от квартиры, где деньги лежат?") – и тут же добавил: "Сходи-ка ты, дружок, в клуб завода Аремз-насос, там руководителем духового оркестра мой дружок Иван Дмитриевич Умнягин, попроси у него какой-нибудь инструментик. Времени свободного у тебя много, и дуй себе на здоровье. А я тебе даже помогу немного, тебе ведь скоро в армию, может, и пригодится". Не знаю, что меня толкнуло послушать Сергея, может быть, появилось действительное желание попробовать, но только вечером этого же дня я был в кружке. Большинство кружковцев уже занимались и ждали прихода руководителя. Несколько кружковцев оказались мне знакомые по футбольной команде, некоторые по шахматным турнирам. Начались разговоры, вопросы, ответы, как научиться играть, на чём лучше и т.д. На чём лучше, надо было приходить год назад, когда организовывался оркестр, тогда и выбирать можно было, а сейчас выбора нет, всё выбрано. Вон в шкафу висит бэйный бас, вот и весь выбор, хочешь – бери, а не хочешь – беги. Это сказал староста кружка эсный басист Сергей Клиев. Вскоре пришёл руководитель кружка Иван Дмитриевич Умнягин. Я передал ему привет от Сергея, а он мне подтвердил всё сказанное старостой. Затем внимательно посмотрел на меня, на мои губы и сказал: "А что, губы у тебя полные, для баса весьма подходящие, а ну-ка возьми бас, попробуй!" Вначале я даже слушать не хотел, но затем взял инструмент, вставил мундштук и, следуя указаниям руководителя не просто дуть, а издавать звук толчком языка, как бы сплёвывая с языка семечную шелуху. Попробовал и наотрез отказался. Меня стали уговаривать, убеждать. Кто-то говорил, попробуй поиграть, не понравится – бросишь, кто-то сказал что, потом возможно освободится какой-либо инструмент, и перейдёшь, если захочешь. А басист Сергей Клюев сделал свое резюме: "Чем на альтушке истадракать, то лучше на басу. На басу хоть соло попадает". Кто-то повторил слова Сергея Буканова, скоро в армию, может и пригодится. Я подумал, а может, и в самом деле попробовать, ведь бросить никогда не поздно. Чем болтаться из угла в угол и ничем не заниматься. Картишки и "расшибаловка" так засосут в мутное "болото", что выбраться на поверхность будет невозможно. Ну, а примеров наглядных было уже не мало. Словом, уговорили, и я согласился попробовать. Жизнь показала, что я поступил правильно, ибо в этом я нашёл то, что мне лучше давалось, чем слесарное дело. Для начала Иван Дмитриевич заставил меня дуть открытые ноты, то есть такие, которые берутся без нажатия на клапана. Основная из них у баса – "си бемоль". Когда моя "си бемоль" чуточку стала походить на звук, который назывался "си бемоль", и по стройности немного совпадал со звуком, который Иван Дмитриевич издавал на кларнете, он сказал: "Хорошо, теперь давай таким же образом попробуем ноту "фа", она будет значительно выше, вот так". И он взял на кларнете ноту, созвучную той, которая у меня должна была звучать "фа". Таким образом, повозившись со мной и убедившись, что для первого раза мои "си бемоль" и "фа" звучат довольно сносно, он сказал: "Молодец, на сегодня достаточно. В следующий раз я принесу пальцовку всех нот. Если есть где дома позаниматься, инструмент можешь взять с собой. Будешь дуть только две этих ноты. Не забудь за инструмент расписаться у старосты". Я, конечно, понимал, что похвала дана мне авансом, так сказать, для подбодрения, однако чувствовал, и немного позднее убедился, что дело действительно пошло не так уж плохо. Наутро следующего дня, когда все, кому надо было уйти на работу или учёбу, ушли, ушли и ловеласы, убедившись, что на этот раз я им не партнёр. Ушли, подсмеиваясь и ехидничая, и приговаривая: "Дуй не дуй – всё равно получишь…….". В доме кроме меня остался один дежурный, я начал дуть свои "си бемоль" и "фа", причём старался, чтобы нота получалась протяжнее, а не обрывалась сразу, дежурный посмотрел на меня и спросил: "Ты это надолго собрался?" – "А что, мешаю?" – "Да нет, а может, подменишь меня часика на полтора?" Я охотно подменил дежурного и стал дуть ещё усерднее и смелее. После обеда пришёл Сергей Буканов и, посмотрев на меня, спросил: "Попробовал, и как, нравится?". Я промолчал. Затем он открыл футляр, достал тромбон и предложил подуть вместе. Убедившись, что и "си бемоль и "фа" звучат относительно стройно, он начал мне объяснять, как берутся и как звучат остальные ноты основной гаммы "си бемоль мажор", так эта гамма уже звучала прилично, правда пока ещё только в одной октаве. Так что на следующем занятии Ивану Дмитриевичу преподнес я маленький сюрприз, и ему пришлось объяснять мне не пальцовку, а кое-что другое. Что такое стаккато, легато, как обозначаются по длительности ноты и паузы, что такое такты и т.д. Словом, дело пошло, не помню, сколько длилось мое музыкальное "образование" в пределах, необходимых в кружке. Помню только, что при внимательном отношении ко мне Ивана Дмитриевича, при хорошей и добросовестной помощи Серёжи Буканова и, конечно, большом количестве свободного времени я не только быстро сел в оркестр, но стал нагонять ребят, которые начали заниматься раньше меня. Поначалу я часто ошибался, терял такты и с трудом при помощи руководителя вновь вливался в ансамбль. Но, как говорится, втянулся, освоился и вскоре стал завзятым кружковцем, ничем не отличавшимся от других. Стал ходить с ребятами на халтурки, появилась хоть и мизерная, но добавочная сумма к пособию по безработице, и жизнь стала казаться розовой.

Но однажды получил я повестку на биржу труда явиться за направлением. Направление было дано на работу в Бахметьевский, по наименованию переулка, автобусный парк автослесарем. "Но я же не автослесарь", – заявил я! – "Других слесарей пока не требуется, так что хотите – идите, хотите – ждите". Подумав, я, конечно, направление взял и тут же отправился к месту своей будущей работы. Всё возрастающее маршрутное автобусное движение в Москве привело к необходимости закупать автобусы за границей. Английские автобусы "Лейланды" были основой маршрутных сообщений в Москве. Потребовалось большое количество автослесарей не только для капитального и среднего ремонта, но, и главным образом, текущего. С испытательным сроком принимали слесарей и других профилей, приняли и меня. Жизнь показала, что обычно неплохие слесаря быстро осваивали автодело, легко переквалифицировались и прирабатывались. Так то неплохие, а я себя к таковым не причислял, а потому и очень боялся. С месячным испытательным сроком меня направили в "линейную бригаду". Поначалу мне просто очень повезло, в этой бригаде оказался мой напарник по детдому № 8 Виктор Ушаков. Закончив ФЗУ, он почти сразу начал работать в этом автобусном парке. Виктор вообще был очень способным к технике. Он быстро освоил автодело, стал хорошим автослесарем высокой квалификации, пользовался в бригаде большим авторитетом и даже освоил вождение. На первых порах радом с ним я держался и потихонечку привыкал. Но как бы велико не было желание Виктора мне помочь, при всём моём старании и бригадир, и механик легко поняли "кто есть что" или наоборот "что есть кто". По окончании испытательного срока механик заявил мне: "Для линейной бригады ты, дружок, конечно, слабоват, а вот в бригаду крепления мы тебя можем взять. Работа в бригаде крепления была несложной, менять или крепить шпильки, угольники, менять шины и другие мелкие работы. К наиболее сложным работам относилась замена рессор или отдельных листов у рессор. Самым большим минусом в работе этой бригаде было то, что она была ночной. Это и понятно, ведь только ночью, когда все автобусы собирались в парке на так называемый "отдых", можно было полностью проделать текущий ремонт и подготовить к нормальной эксплуатации днём на линии. Ночью почти возле каждого автобуса куча людей, одни отходили, другие подходили, каждая бригада занималась своим делом. За постоянную работу в ночной смене была приличная надбавка, тем не менее, перейти на работу в дневную смену было главным моим желанием. Проработав более 6-ти месяцев в ночь, я почувствовал, что сил моих надолго не хватит. Не было времени не только для занятий в кружке, но и просто хорошо отоспаться. В моей просьбе перевести меня в дневную смену мне отказали, и вполне законно, ибо из желающих перейти в дневную смену было много таких, которые отработали в ночной смене более полутора лет. Поскольку времена безработицы кончились, я решил, что теперь на бирже труда я долго не задержусь, принял решение уволиться.

Действительно, уже через 3-4 дня я получил направление биржи труда на работу во 2-й таксомоторный парк, теперь уже в качестве автослесаря. Располагался он в Гороховском переулке, напротив популярного в те времена клуба им. Кухмистерова. Машины в эксплуатации были французской марки "Рено". Там работал я в паре с одним слесарем самой высокой квалификации, как говорится, виртуозом своего дела. Бывало, наберёт он нарядов, и пока я где-то ставлю машину под домкрат, или где-то что-то отвинчиваю или завинчиваю, он уж успевал сделать более тонкие и сложные работы. Получать запасные части, промывать детали в керосине, что-то подать, где-то подержать – всё это поручалось мне. С подручной работой я справлялся. Мастеру это было даже выгодно, работать со мной в паре, так как разряд у меня был низкий, а работы оплачивались согласно разрядам. Напарник был парень добросовестный, немало мне показывал и объяснял, но помнится, что усваивал я в замедленном темпе. Однажды я очень сильно ушиб руку, как это получилось, я уже не помню. Побюллетенил я почти две недели, а когда вышел на работу и открыл свой рабочий шкафчик, то увидел, что немало инструмента, который числился за мной в инструментальной, был разворован, и мне пришлось выплачивать его стоимость.

Как-то на улице я увидел большой стенд-объявление, что тресту "Промвентиляция" требуются рабочие разных специальностей, в том числе и слесарей. Оплата труда сдельная. Далее перечислялись всевозможные привилегии, и из них основная – это надбавка за выездные работы. Не знаю, что меня привлекло, видимо, всё же надбавка. Я сходил в трест, и, убедившись, что буду там принят, взял расчёт в таксомоторном парке, а отпустили меня свободно, не бог весть какой специалист, стал слесарем этого треста. Работа для слесарей низкого разряда была несложной, точностей особых не было, к напильникам обращались только для того, чтобы снять заусенцы или немного подравнять что-либо. Первое направление я получил на станцию "Фосфоритная" – это не доезжая одной маленькой остановки до города Брянска, на этой станции даже пассажирские поезда останавливались не все. Пешком до города не более 40 минут, моему приезду были рады прораб и слесарь. Их не смутил мой низкий разряд. Слесарь работал один, и любой помощник был необходим как воздух. Приехал я под выходной, и Павел, так звали слесаря, ещё не опробовав меня в работе, заметно повеселел. Когда при разговоре я старался дать понять ему, что как слесарь я слабоват, что о работе по вентиляции не имел понятия, он только улыбался и приговаривал: "Вдвоём! вдвоём! мы и черта перевернём!" В самом деле, монтаж вентиляции без подручного вообще не возможен. Павел оказался хорошим, покладистым парнем. За ошибки ругал так, что было обидно, всячески добивался, чтобы я не только освоил вентиляционные работы, но и вообще повысил квалификацию. По выходным дням мы играли в домино, шашки. Играл он очень слабо, и тут мое преимущество над ним было столь же велико, сколь его надо мной в слесарном деле. Попытался я привлечь его и к шахматам, но для него это оказалось слишком мудрой наукой. Иногда ходили в Брянск, знакомились с городом. Словом, с моим появлением в этой маленькой группе: 2 слесаря, 2 жестянщика и прораб – жизнь в нашей комнате стала оживлённей, да и слесарные работы стали заметно продуктивнее. Когда закончились подрядные работы на "Фосфоритной", в Москву возвращались вместе. В поезде он предложил мне поработать с ним и на следующем подряде я, не только не возражал, но и очень обрадовался этому предложению. Когда на следующий день я появился в управлении, Павел уже был там. Увидев меня, он улыбаясь, показал мне направление к прорабу по вентиляционным работам на одной из текстильных фабрик Москвы. Там готовился к пуску новый цех, и наша группа должна была сделать необходимую вентиляцию. Почему-то запомнилась на этой фабрике прекрасная душевая, куда мы после работы почти ежедневно заходили помыться. По окончании работ этого подряда нас с Павлом всё-таки разбили. Я был послан в город Подольск, где на крупнейшем заводе швейных машин готовился к пуску новый корпус.